Одно из фундаментальных и самых захватывающих свойств языковых единиц — это их многозначность (полисемия). Подавляющее большинство слов русского языка, в особенности среди ядерной части лексики, имеет больше одного значения; нередко встречаются слова с более чем десятью значениями. При этом, когда мы сталкиваемся с многозначными словами в тексте или в речи, мы обычно легко понимаем, какое значение многозначного слова имеется в виду. Как такое возможно? Дело в том, что в разных значениях слово имеет разную сочетаемость, т. е. появляется в разных контекстах. Например, когда мы слышим фразу сок из граната, то понимаем, что речь идет о значении ‘плод’, а во фразе ожерелье из граната слово гранат естественно интерпретируется в значении ‘камень’.

Проблема разрешения неоднозначности полисемичных слов уже давно обсуждается в теоретической семантике. Так, в книге Ю. Д. Апресяна «Лексическая семантика» [Апресян 1974] сказано, что для понимания того, как происходит выбор нужной интерпретации, необходим учет законов взаимодействия значений, то есть семантических правил. Наиболее общим является правило согласования значений, которое предполагает максимальную повторяемость смысловых компонентов в пределах предложения.

В книге приводится такой пример. Во фразе Лошадка везет из леса воз хвороста мы понимаем, что хворост — это сухие ветки, а во фразе Бабушка жарит хворост на плите — что это кулинарное изделие. В первом случае очевидным образом в толкованиях слов лес и хворост будет повторяться компонент ‘дерево’, во втором в толкованиях слов жарить, хворост, плита — компонент ‘пища’ или подобный. При этом у слов жарить, плита также есть другие значения, и выбор между ними осуществляется по этому же принципу. Если контекст не предоставляет такой возможности, возникает неоднозначное высказывание, как, например, Хворост еще сырой (совпадающие компоненты есть при обоих пониманиях слова хворост, им соответствуют разные значения слова сырой), или абсурдное (Хворост спит под громкостью, где у слов слишком мало общего, Хворост цветет, где между словами возникает семантическое противоречие). Абсурдные высказывания могут получать интерпретацию в игровом или поэтическом контексте.

Многозначность, с одной стороны, — это способ человеческого мышления, познания и осознания мира. С другой стороны, это языковое явление, которое играет ключевую роль в понимании текстов и речи, в том числе и при автоматической обработке текста.

В лингвистической семантике и лексикографии исследуются регулярные модели многозначности, вырабатываются лингвистические критерии выделения значений. В компьютерной лингвистике, в частности в системах машинного перевода и автоматической обработки текста, на первый план выходит проблема разрешения многозначности — определения, в каком значении употреблена языковая единица в данном тексте. Ведь без этого невозможно правильно понять этот текст. Отдельное направление анализа многозначности представлено в психо- и нейролингвистике, где, с одной стороны, исследуются проблемы представления многозначности в ментальном лексиконе, а с другой — проблемы доступа к значениям при понимании речи в режиме реального времени, в том числе с точки зрения того, как «работают» при этом нейроны. До сих пор эти подходы к многозначности существовали изолированно — например, результаты психолингвистических и нейролингвистических исследований никак не учитывались в работе над словарными описаниями.

Однако оказывается, что многие теоретические семантические правила, в частности правило согласования значений Ю. Д. Апресяна, находят подтверждение в современной экспериментальной и компьютерной лингвистике. Например, экспериментальные методы демонстрируют, что близкие значения слова ускоряют восприятие друг друга: прямое значение действует как позитивный прайминг (активатор) для метонимического значения, и наоборот; современные автоматические методы разбиения на значения также ориентированы на анализ контекстов.

Поэтому нам представляется оптимальным комплексный анализ полисемии, совмещающий разные подходы к этому сложному явлению и сравнивающий их результаты; мы стремимся к интеграции лексикографических, количественных, психолингвистических и нейролингвистических методов.

На большом языковом материале были выделены и описаны механизмы семантической деривации: метафора, то есть перенос наименования по сходству (груша (плод) → груша (боксерская)), метонимия, то есть перенос по смежности (глупый человек → глупый вопрос) [человек не похож на вопрос, но глупый вопрос может быть задан глупым человеком], добавление семантических компонентов (сужение, конкретизация, обогащение значения: равнобедренный треугольник → играть на треугольнике, к компоненту ‘форма’ добавляются ‘материал’ и ‘музыкальный инструмент’), утрата компонентов (расширение значения: человек идет → поезд идет [остается компонент ‘перемещение’, а указание на конкретный способ утрачивается]), замена компонентов (Я услышал голос → Мне голос был, меняется компонент ‘чей’), модализация (добавление оценки: с трудом запихать в чемодан все вещи → Ну куда ты запихал мои ключи?), гиперболизация (ослабление: Наш сантехник просто гений), смягчение (литотизация, эвфемизация: слова сомнительный, неоднозначный в значении ‘плохой’, у слова с более слабым смыслом появляется более сильный смысл ‘плохой’), утрата агентивности (Ребенок разбил → Ветер разбил), переноспо коннотациям (разводить свиней → Он жуткая свинья, у него всегда такой беспорядок, по коннотации неаккуратности), перенос по импликатуре, т. е. явно не выраженному необязательному смыслу (добрый человек → добрый кусок мяса, скрытый смысл «Хороший — значит большой»), десемантизация («выветривание»: давать деньги взаймы → Давай пойдем в кино), внешняя мотивация (левый и правый в политическом смысле связаны с традиционным расположением мест фракций в английском парламенте), конверсия (выменять свое новое платье на туфли — выменять платье на свои новые туфли).

Некоторые из типов переносов — например, метафора и метонимия — хорошо известны, однако исследование на массовом языковом материале позволяет расширить представление об их природе. Так, гиперболизация и смягчение (литотизация) обычно рассматриваются как риторические фигуры, используемые для создания художественного или стилистического эффекта. Однако они также представляют собой регулярный механизм развития многозначности.

Некоторые семантические переносы представляют собой более узкие разновидности других. Скажем, модализация — это разновидность добавления компонентов, поскольку к производящему значению добавляется особый семантический компонент — качественная оценка, часто отрицательная. Кроме того, некоторые семантические переносы часто появляются в сочетании с другими. Например, у слова голос есть основное значение ‘звучание речи человека’ (Помню ее голос), от которого метонимическим переносом образуется значение ‘говорящий человек’ (Голоса удалялись). При этом важно, что помимо метонимии здесь есть семантическое наращение: говорящий человек не виден. Сказать голоса удалялись нормально, только если обладателей голоса мы не видим.

На материале полисемии ряда прилагательных обнаружилось сближение метонимии, метафоры и прямого значения: а именно, метонимические производные от прямого и метафорического значений могут объединяться в одной лексеме (безумный поступок — ‘поступок сумасшедшего’ (метонимия) или ‘как бы являющийся проявлением психической болезни поступок’ (метафора).

Даже у служебных слов, например предлогов, характер переносов имеет во многих случаях такую же природу. Так, многозначность предлога до во многом построена на метафорических и метонимических сдвигах. Метафорический перенос ‘пространство → время’ (доползти до забора → работать до вечера) — это та же самая метафора, что в выражениях далекое прошлое или длинные выходные.

Любопытно, что некоторые из переносов приводят к большему семантическому сдвигу, чем другие. Так, метонимия — это менее ощутимый сдвиг по сравнению с метафорой. Неслучайно люди обычно плохо понимают суть метонимии и саму идею семантической смежности, в то время как понимание сути метафоры обычно затруднений не вызывает. Экспериментальные исследования языковой интуиции носителей языка подтверждают гипотезу о меньшем когнитивном «расстоянии» между метонимическими производными, нежели между метафорическими.

После обработки семантических данных мы провели поведенческое экспериментальное исследование, чтобы понять, как в ментальном лексиконе хранятся значения многозначных слов разных частей речи. Мы использовали задание на классификацию значений, чтобы исследовать, как носители русского языка группируют словосочетания с прямыми, метонимическими и метафорическими значениями слов трех частей речи — существительных, прилагательных и глаголов.

Пример задания на группировку значений существительного вода | Example task for grouping meanings of the noun voda (water)

Участникам эксперимента было предложено распределить по виртуальным корзинам 6–12 коротких контекстов с одним и тем же словом в разных значениях так, чтобы в каждой корзине это слово выступало в одном и том же значении. Испытуемые могли создавать столько корзин, сколько было контекстов на экране, и группировать контексты так, как им хотелось, например, можно было положить каждый контекст в отдельную корзину или сложить все контексты в одну корзину. В качестве стимулов были выбраны 24 существительных, 12 глаголов и 12 прилагательных. В исследовании приняли участие 2080 добровольцев.

Результаты эксперимента показали, что метонимические значения воспринимаются как близкие к прямым во всех трех классах слов. Однако у прилагательных метонимические и метафорические значения воспринимаются как более похожие. Это позволяет сделать вывод о том, как хранятся значения многозначных слов: прямые и метонимические значения существительных и глаголов хранятся в одной ментальной репрезентации, а метафорические — в отдельных репрезентациях. Многозначные прилагательные, судя по всему, хранятся иначе: репрезентации прямых значений пересекаются с репрезентациями метонимических значений, а те, в свою очередь, пересекаются с репрезентациями метафорических значений [Лопухина, Лауринавичюте, Драгой 2018].

В ходе эксперимента подтвердилось предположение о том, что лингвисты будут классифицировать значения ближе к теоретическому методу классификации, на который опираются составители словарей. Однако не было найдено никакого подтверждения тому, что нелингвисты пользуются принципиально отличным способом классификации значений — общий рисунок ошибок классификации в двух группах испытуемых похож [Lopukhina, Laurinavichyute, Lopukhin, Dragoy 2018].

Был также проведен эксперимент с использованием методики вызванных потенциалов мозга. Мы измеряли электрическую активность мозга в то время, как испытуемым предъявлялись стимулы-словосочетания (например, политическая арена — цирковая арена): о каждом словосочетании нужно было решить, осмысленно оно или нет. Мы предположили, что ответ мозга на второе словосочетание в паре будет разным, в зависимости от того, какое значение у существительного в первом словосочетании: чем дальше друг от друга значения существительного в первом и втором словосочетании, тем выше степень «удивления» участника при восприятии второго словосочетания в паре. Это позволяет определить, какие значения мозг воспринимает как близкие и связанные, а какие — как далекие и несвязанные, подробнее в [Yurchenko, Lopukhina, Dragoy, 2018].

Еще один тип экспериментов исследует механизмы лексического доступа при понимании многозначных слов в предложениях и связан с регистрацией движений глаз при чтении. Так, мы сравнили движения глаз при чтении многозначных слов, выступающих в прямом, метафорическом или метонимическом значениях, например: груша — плод (прямое значение), дерево (метонимия) и спортивный снаряд (метафора).

Эксперимент с регистрацией движений глаз при чтении многозначных слов показал, что прямое, метонимическое и метафорическое значения слова читаются одинаково быстро, если поддерживаются предшествующим контекстом. Исключение составляли случаи, когда контекст был настолько общим, что был совместим со всеми значениями, но не поддерживал ни одно из них больше других, тогда неоднозначные слова читались значительно дольше. Таким образом, понимание метонимии и метафоры не требует дополнительных затрат энергии по сравнению с пониманием прямого значения — при условии, что контекст ограничивает возможные значения.

В статистической (компьютерно-лингвистической) части исследования интересным оказался результат статистического исследования о том, как часто первое значение в словаре оказывается самым частотным в корпусе. Для прилагательных, и особенно для глаголов, первое словарное значение только в половине случаев является наиболее употребительным в современном языке, что доказывает необходимость отражения в словаре информации о частотности значении слова, а с другой стороны, показывает, насколько необходимы данные о частотности значений при вероятностном разрешении многозначности в автоматической обработке текста.

В статистических и психолингвистических исследованиях многозначности активно используются данные существующих словарей. Результаты этих исследований, в свою очередь, могут быть очень полезны в лексикографической работе, особенно с точки зрения повышения удобства словаря для пользователя. Так, были проведены эксперименты, задачей которых было установить, какая подача значений сильно многозначного слова предпочтительна для пользователя. Группам испытуемых были предложены описания слов, имеющих большое количество значений (вынести и вырасти). Эти описания были упорядочены по частотности значений или в порядке семантического развертывания от прямых значений к переносным, исследовалось, сколько значений и в каком порядке испытуемые потом могут вспомнить. Оказалось, что порядок практически не влияет на количество вспомненных значений, но сам семантический порядок запоминается лучше, чем частотный.

Кроме того, выяснилось, что испытуемые, не получившие никаких материалов, привели некоторые новые, в том числе сленговые, значения, не отраженные в «Активном словаре русского языка» (об Активном словаре см. [Апресян (ред.) 2010]), например, весьма частотным оказалось словосочетание вынести мозг). Опора на корпус текстов при составлении современных словарей необходима, но недостаточна: новые значения слова, особенно стилистически ярко окрашенные, могут выявляться лишь путем языкового эксперимента.

Интегрированное исследование многозначности пока в самом начале. Однако уже очевидно, что оно позволяет получить объемное описание этого феномена, уточнить семантические описания единиц языка, углубить наши представления о том, как происходит хранение лингвистической информации и ее обработка в мозгу человека, усовершенствовать методы автоматической обработки текста и сделать словари более удобными для пользователя.