Везде
Еще раз о происхождении слова варежки
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Еще раз о происхождении слова варежки
Аннотация
Код статьи
S013161170007625-6-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Березович Елена Львовна 
ORCID: 0000-0002-1688-2808
Аффилиация: Уральский федеральный университет
Адрес: Российская Федерация, Екатеринбург
Кабинина Надежда Владимировна
Аффилиация: Уральский федеральный университет
Адрес: Российская Федерация, Екатеринбург
Выпуск
Номер 6
Страницы
58-72
Аннотация

Статья посвящена вопросу о происхождении русского слова вáрежки. Этимологическое изучение этого слова насчитывает более ста лет; выдвинуто пять гипотез его происхождения, включая славянскую, финно-угорскую и скандинавскую версии. Поскольку ни одна из них надежно не обоснована, авторы предпринимают попытку собственного анализа и приходят к поддержке этимологической гипотезы М. Фасмера, согласно которой русское вáрега, вáрежка первоначально означало ‘варяжская рукавица’. Не объясненное М. Фасмером различие ударения в вáрежка и варя́г авторы связывают с тем, что заимствование произошло в тот период, когда в древнерусском языке еще сохранялась форма с исходным ударением *вáрягъ (из древнескандинавского *váringr). Развертывая этимологию М. Фасмера с семантической стороны, авторы опираются на ряд фактов, записанных Топонимической экспедицией УрФУ в русских говорах юго-западного Беломорья, где засвидетельствовано противопоставление «русских» и «норвежских» рукавиц. Различие между ними заключается в технике вязки: для изготовления «русских» рукавиц использовался архаичный и достаточно грубый способ вязания одной иглой, а «норвежские» вязались на спицах, что позволяло придать варежке более аккуратную форму и связать резинку на запястье. Полагая, что этими же особенностями отличалась и варежка – «варяжская рукавица», авторы обращаются к вопросу о времени и месте заимствования. На основе совокупности лингвистических, исторических и этнографических данных выдвигается предположение о том, что слово вáрега, вместе с обозначаемой вещью, вошло в русский язык около XIII–XIV в. в результате русско-скандинавских торговых контактов в Новгороде или в крупнейшем скандинавском торговом центре того времени – на острове Готланд.

 

Ключевые слова
варега, варежка, варяг, русские говоры, русский язык, скандинавские языки, русско-скандинавские контакты, этимология
Источник финансирования
Исследование выполнено при поддержке гранта РНФ «Контактные и генетические связи севернорусской лексики и ономастики» (проект 17-18-01-351).
Классификатор
Получено
12.12.2019
Дата публикации
12.12.2019
Всего подписок
70
Всего просмотров
825
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1
  1. Вáрежки: этимологическая загадка
2 Варежки, в отличие от валенок, не прославились в какой-либо известной русской песне, но никто не будет спорить с тем, что в России с ее зимними морозами без варежек не обойтись.
3 Откуда же взялось слово вáрежки у русских? Восходит ли оно к праславянскому наследию или было заимствовано? А если заимствовано, то у какого народа, когда? Какую территорию России можно считать «родиной» слова?
4 Авторы далеко не первые, кто задается подобными вопросами. Нам известны пять гипотез о происхождении слова вáрежки [см., например: Фасмер 1964: 274; Аникин 2012: 83], однако ни одна из них не имеет полного набора необходимых доказательств.
5 Между тем как с точки зрения фонетики, так и с точки зрения семантики этими пятью версиями ресурс поисков уже исчерпан. Это означает, что одна из пяти выдвинутых гипотез верна, но в своем обосновании имеет пропущенные звенья.
6 Какая же?
7 Чтобы читатель мог размышлять вместе с нами, изложим все имеющиеся этимологии слова вáрежки с краткими комментариями к ним.
8 1. Первую этимологию в 1902 г. предложил славист Г. А. Ильинский, сопоставив корень вар- с польск. wór ‘мешок’ [см.: Фасмер 1964: 274]. Эта гипотеза не лишена оснований в том смысле, что древнейшим прототипом варежки действительно мог быть мешочек, который легко сшить из любого материала. Интересно, что такие «мешочки» используются до сих пор – правда, в специальных целях: в качестве массажных рукавиц, варежек для младенцев и некоторых больных. Польское слово является исконным славянским, восходит к праслав. диал. *vorъ ‘мешочек’, которое образовано от глагола *verti (того же, который «породил» рус. вертеть), имеющего в данном случае значение ‘завязать’; таким образом, wór буквально – «то, что завязано» [Boryś 2005: 709]. Слабое звено этой версии в том, что в польском языке нет собственно слова «варежка» (производного от wór с этим значением). Получается, что русский язык заимствовал из польского только производящую основу, и причины такого заимствования неясны. Более того, «варежек» вообще нет в славянских языках, где представлены следующие основные обозначения этого предмета: укр. рукавицi, белорус. рукавiцы, польск. rȩkawiczki, чеш. rukavice, словацк. palčiaky, болг. ръкавици без пръсти, с.-хорв. миттенс, макед. белезници (как видим, вместо «варежек» чаще всего выступают «рукавицы»). Единственная фиксация «варежек» за пределами русского языка имеется в белорусском (в формах варыжкi, варажкi), но этимологи считают это русским заимствованием [Мартынаў (рэд.) 1980: 69].
9 2. Обычно подобная ситуация свидетельствует о том, что слово является результатом контактов русских с неславянскими народами. Поэтому неудивительно, что финский лингвист Я. Калима выдвинул предположение о происхождении вáрега (> вáрежка) из вачега ‘рабочая рукавица’, которое заимствовано из саамского va'tts ‘суконная рукавица с одним пальцем’ [см.: Фасмер 1964: 280]. Саамское слово, в свою очередь, заимствовано из скандинавских языков [Матвеев (ред.) 2004: 69–71].
10 Эта этимология, однако, встречает непреодолимое препятствие – невозможно объяснить фонетический переход ч > р, он не засвидетельствован ни в одном другом примере. Да и с «вещественной» стороны все непросто: варежки (вареги) и вачеги, конечно, схожи, но до сих пор по всей России они хорошо различаются: вачеги – это исключительно рабочие, «грубые» рукавицы, а вареги / варежки – либо «теплое» нижнее дополнение к вачегам, либо просто вязаные рукавички.
11 3. М. Фасмер выдвинул гипотезу о том, что рус. вáрега, вáрежка этимологически связано с варя́г и первоначально означало ‘варяжская рукавица’ [Фасмер 1964: 274]. В каких условиях образовалось слово и почему вместо закономерно ожидаемого варя́га / варя́жка получилось вáрежка, Фасмер не объясняет.
12 4. Н. М. Шанский видел в слове вáрега суффиксальное производное от др.-рус. варъ ‘защита’, образованного, в свою очередь, от глагола вáрити ‘защищать, охранять, беречь, предупреждать’ [Шанский 1968: 19–20]. Главным препятствием для этой этимологии является отсутствие в исконной древнерусской словообразовательной системе предметного суффикса -ег(а): он известен только в диалектах Русского Севера как результат сравнительно поздней адаптации финалей отдельных лексем, заимствованных из финно-угорских языков.
13 5. Это же обстоятельство не позволяет принять этимологию В. Я. Дерягина, который связывает вáрега с глаголом варить ‘кипятить’ [Люстрова, Скворцов, Дерягин 1976: 39]. По законам русского языка от этого глагола через причастную форму вáренный / варённый должно получиться вáренки, варёнки (ср. позднейшее джинсы-варёнки) или вáренцы и т. п., но не вáреги. Семантическая же сторона этой этимологии приемлема и даже симпатична: если шерстяные варежки «сварить», то они, как любое изделие из шерсти, «сядут», т. е. станут более плотными и теплыми, а для варежек это важно.
14 Итак, все этимологии под вопросом. Что же делать?
15 Попробуем начать все сначала.
16
  1. Поиск с «начала»
17 Согласно фонетическим и словообразовательным законам русского языка, вáрежка должно происходить от вáрега или вáрьга – как тележка от телега, денежка от деньга и т. п.
18 В этимологическом поиске приоритет, безусловно, следует отдать слову вáрега, которое, в сравнении с вáрьга, более широко известно в русских говорах и значительно раньше фиксируется в письменных документах. Фонетически вáрьга хорошо объяснимо из вáрега как результат редукции и последующей диерезы заударного 'е.
19 Слово варега впервые засвидетельствовано 450 лет назад – в 1579 г., в письме крестьян села Хрепелево к Ивану Грозному. В нем описывается разграбленное имущество жителей села и находящегося рядом Покровского девичьего монастыря. Грабители (кстати, крестьяне ближних сел – такие «соседские» набеги нередко случались на Руси) поживились на славу: список похищенного занимает почти две страницы. Тут и «двое жеребят Нагайские да три кобылы Немецкие», и «однорядка синя Аглинская», и «ножи Угорские кости рыбей», и «ферези лазоревы Аглинские», и «седла Нагайскые и Ляцкие», и еще много всего, в том числе «пятеры рукавици с варегами» [АЮ: № 46; Срезн. Доп.: 29–30]. С воровством, хотя и не разбойным, связана и следующая по времени фиксация слова в 1673 г.: «вор Савка из избы ж вынес… подклад овчинной, да рукавицы барановые с исподницы с вареги» [Бархударов (гл. ред.) 1975: 19] (т. е. рукавицы вместе с надевавшимися под них варежками).
20 Интересна география этих самых ранних фиксаций слова. В первом примере это бывший Шуйский уезд Владимирской губернии (ныне центральная часть Ивановской области), во втором – Холмогорский уезд Архангельской губернии, удаленный от Иваново на тысячу километров.
21 Несмотря на малочисленность ранних примеров, такой географический разброс говорит о том, что в XVI–XVII вв. слово варега было уже достаточно хорошо известно на Руси. Об этом же свидетельствуют и относящиеся к XVI в. новгородские фиксации слова варежник в значении «мастер по изготовлению варег», причем (!) варежник не отождествляется с рукавичником – мастером по изготовлению рукавиц, ср.: «А двор пуст Сенкинской рукавичника да Софроновской варежника» (Новгородская писцовая книга, 1584 г.) [Бархударов (гл. ред.) 1975: 19]1.
1. Ср. также: Богдан Тимоθiев сын, варежник (1592 г., Новгород) [Срезн. Доп.: 30]. От профессиональных прозвищ варежник и рукавичник в России остались следы в виде фамилий Варежников и Рукавичников (Рукавишников). Первая из них более редка.
22 Приведенные материалы позволяют заключить следующее.
23 • Слово варега появилось в русском языке не позднее середины XVI в. (фактическую раннюю границу по данным словарей определить, конечно, нельзя). Это не означает, что до появления слова варега наши предки выходили на мороз с голыми руками – у них была «одежда» для рук, именуемая исконным славянским словом рукавицы. Были, по-видимому, и разновидности этой «одежды», в том числе исподницы, надевавшиеся для утепления с «испода», то есть снизу, под верхнюю рукавицу.
24 • В XVI–XVII вв. вареги представляли собой разновидность исподниц. От их традиционных видов вареги, видимо, отличались какими-то особенностями, в том числе и потому, что их изготовлением занимались особые мастера – варежники. Сам факт существования этой профессии говорит о том, что далеко не каждый наш предок мог изготовить вареги: для этого нужно было владеть особой технологией, знать ее секреты и тонкости.
25 • Вареги достаточно высоко ценились: в Древней Руси их крали наряду с дорогими, в том числе заморскими, вещами. Неудивительно, что настоящие вареги, видимо, долгое время были роскошью для бедняков, о чем говорит пословица «Нужда рукавицу с варьгой сроднила» [Даль 1: 165] (т. е. так беден, что имеет только рукавицы).
26 Все это – вместе с отсутствием похожего слова в лексике других славянских языков – позволяет обозначить два очень важных для этимологии обстоятельства. Во-первых, варега появилось в русском языке как название новой, «неисконной» (заимствованной) вещи, отличающейся от «русских» рукавиц какими-то значимыми деталями. Во-вторых, зона влияния языка-источника даже в XVI–XVII вв. охватывала лишь часть восточнославянского ареала, а именно новгородские и московские земли, включая исторические владения Новгорода и Москвы на Русском Севере. Понятно, что ранее указанного времени эта зона могла быть еще более узкой.
27 Это, в свою очередь, очерчивает для слова варега основной круг возможных языков-источников (балтийские, финно-угорские, германские) и самое раннее возможное время его вхождения в русский язык – середина XII в.: закат Киевской Руси и перемещение центра русской жизни в Новгород.
28 На этой основе попробуем вновь обратиться к возможным языковым источникам слова варега.
29 Балтийских этимологий для него не предлагалось, не нашли их и мы.
30 «Саамская» версия Я. Калимы (рус. вáреги < саам. вáчеги) не обнаружила в нашем поиске никаких возможностей серьезной лингвистической или этнографической аргументации – в эту версию можно разве что «верить». Не прослеживаются истоки слова и в других финно-угорских языках – финском, карельском, вепсском и др., однако в связи с этимологией Я. Калимы еще раз отметим интересную «ниточку», ведущую русское вачеги ‘рабочие рукавицы’ от саамского языка к языкам Скандинавии. К ним же, добавим, восходит и слово вóтты ‘привозные из Норвегии шерстяные вязаные рукавицы’, засвидетельствованное в XIX в. в кемских и кольских говорах Беломорья [Подвысоцкий 1885: 22] (ср. норв. vottar ‘варежки, рукавицы’, др.исл. vǫttr, швед. vante, ниж.-нем., нидерл. want ‘рукавица’ [Аникин 2014: 318]). Позднее след слова вóтты теряется, однако у нынешних жителей нижнеонежской зоны Беломорья до сих пор известен вид рукавиц под названием норвéжские дельнúцы [КСГРС]. Итак, по крайней мере у архангельских поморов «скандинавские» рукавицы с давних времен, что называется, пользовались спросом.
31 Это может считаться хорошим аргументом в пользу этимологической гипотезы М. Фасмера – ведь именно жителей Скандинавии в Древней Руси называли варягами. Однако, как уже говорилось, эта гипотеза не объясняет, почему и как от слова варя́г образовалось не варя́га, а вáрега. Для сравнения приведем такой факт: в кругу современной молодежи, увлекающейся средневековой европейской историей и играми в варягов / викингов, бытует совершенно «правильное» слово варя́жки, называющее, правда, не рукавицы, а кожаные ботинки с узким ремешком на голени («ботинки варягов»).
32 Попробуем поразмышлять об этой фонетической проблеме.
33 Начнем с того, что смещение ударения в том или ином русском слове не является чем-то невозможным, однако для этого должен существовать достаточно сильный фактор – например, влияние другого языка. Так, под воздействием французского языка, в котором ударение всегда падает на последний слог слова, дети русских дворян обращались к отцу папá вместо пáпа. Еще более яркий пример – повсеместное произношение рýчей (при общерусском ручéй) в говорах Русского Севера, которое обычно объясняется влиянием аборигенных финно-угорских языков с характерным для них ударением на первом слоге.
34 Другой причиной смещения ударения может быть влияние похожих слов или омонимов, с которыми данное слово связано «бытийными» отношениями. В случае со словом вáреги такое влияние вполне можно заподозрить – со стороны слов вáчеги, вáленки, а в говорах Русского Севера есть, например, еще и вáрега (уменьш. вáрежка) в значении ‘сплетенная из дранки решетка, предназначенная для сушки чего-либо’ [Матвеев (ред.) 2002: 26]2.
2. Этимоном для вáрега ‘решетка из дранки’ является приб.-фин. varras ‘жердь, жердочка, колышек, палочка’ [Матвеев (ред.) 2004: 59].
35 В нашем случае, однако, названные причины следует считать дополнительными, а основная причина видится в другом.
36 В статье, посвященной этнониму варя́г, М. Фасмер, со ссылкой на исследования финского слависта В. Кипарского, упоминает о «старом ударении» слова [Фасмер 1964: 276]. Он не развивает эту тему, однако в качестве древнескандинавской праформы указывает *váringr (от vár ‘верность, порука, обет’), а в числе иноязычных отражений этого слова приводит др.-греч. βάραγγας. Тем самым очевидно, что исходная древнескандинавская лексема имела ударение не на втором, а на первом слоге, и, естественно, именно с такой позицией ударения должна была отражаться – по крайней мере первоначально – в воспринимающих языках.
37 Это ведет к предположению о том, что и в древнерусском языке древнескандинавское *váringr сначала адаптировалось как *вáрȩгъ с носовым ȩ во втором слоге, а после утраты древнерусским языком носовых гласных, т. е. около IX–X в., закономерно приобрело форму *вáрягъ.
38 До падения редуцированных гласных (XII – нач. XIII в.) эта форма могла вполне хорошо сохраняться, однако после окончательной утраты ъ и ь, имевшей для русского языка поистине колоссальные последствия, она стала «неудобной», поскольку финаль ягъ фонетически сблизилась с исконным суффиксом лица -ак/-як, который всегда несет на себе ударение (ср. дурáк, простáк; моря́к, скорня́к и т. п.). Не могли поддержать форму *вáрягъ и исконно русские слова с экспрессивным суффиксом лица -яг-, который также всегда «тянет» ударение на себя (ср. бедня́га, бродя́га и т. п.).
39 В такой «внутриязыковой» ситуации первоначальное (*вáрȩгъ) *вáрягъ с ударением на первом слоге выжить не могло, однако в истории Руси наверняка был хотя бы небольшой период, когда формы с разным ударением сосуществовали.
40 В наши дни, по прошествии почти тысячи лет после рассматриваемых процессов, обнаружить даже слабые следы этого сосуществования было бы чрезвычайным везением. Но такие следы есть!
41 Наиболее отчетливый из них – названия варежки в русских говорах двух соседних территорий северной России: Терского берега (Кольский полуостров) и Беломорской Карелии. Здесь параллельно существуют сразу три фонетические формы: вáрега, вáряга и варя́га [Герд (гл. ред.) 1994: 162]. Другой ряд фактов, свидетельствующих о вероятной связи слов варега и варяг, – обозначение варежки словом вáряга (не вáрега!) в вологодских, олонецких и нижегородских говорах и словом варя́га в тверских говорах [Филин (гл. ред.) 1969: 64].
42 Тем самым в слове вáрега сдвиг ударения, вероятно, вообще не происходил – оно попросту могло возникнуть в то время, когда была еще жива исходная форма *вáрягъ. Если это так, то в дальнейшей судьбе слова нет уже ничего загадочного: *вáрягъ > вáряга / *вáряжка, а далее вáрега / вáрежка в силу неразличения фонем 'а и 'э в заударной позиции.
43 В итоге, как это нередко бывает, исторические звуковые процессы привели к разрыву смысловых связей между словами *вáрягъ / варя́г и вáрега, вáрежка, и лишь некоторые говоры сохранили переданную по традиции «фонетическую память» о родстве этих слов.
44
  1. О «русских» и «варяжских» рукавицах
45 Замечательный австрийский филолог Г. Шухардт, основатель знаменитой школы «слов и вещей», более ста лет назад писал о том, что собственно лингвистическое изучение слов должно вестись совместно с изучением истории «вещей», называемых этими словами, – только таким образом становятся полнокровными как лингвистические, так и этнографические трактовки того или иного «веще-слова» [см. Шухардт: 280].
46 Этот идеал, к сожалению, далеко не всегда достижим, но все же попробуем рассмотреть варежки в «вещественно-этнографическом» ключе. Как уже говорилось в разделе 2, вареги чем-то отличались от традиционных русских рукавиц – как верхних, так и нижних, «исподних».
47 Но в чем состояло это отличие?
48 На наш взгляд, приблизиться к разгадке этого секрета позволяют материалы, недавно собранные Топонимической экспедицией УрФУ в Архангельском Беломорье.
49 Эта территория северной России издавна была местом русско-скандинавских и – шире – русско-германских контактов. В беломорских говорах до сих пор бытует значительное количество заимствований из скандинавских языков (сведения о них наиболее полно представлены в [Ивашова 1999]), а в рассказах поморов Скандинавия, включая самую далекую Норвегию, рисуется как «соседняя» земля: «Норвега от нас недалеко… Норвега за поворотом моря» [КСГРС].
50 Именно здесь, в Беломорье, в нынешнем Онежском районе Архангельской области, обнаружилось противопоставление «русских» и «норвежских» вязаных рукавиц, называемых в местных говорах общим словом дельнúцы: «Норвежские дельницы с резинкой были, привозные, а русские свои, без резинки» (д. Каска); «Русские рукавицы у нас от бабушки, они без резинки. Вот у этих резинку после мама довязала» (д. Пачепельда); «Русские дельницы были , русские носки, русские чулки. Они без резинки» (с. Ворзогоры); «У нас были всякие дельницы – норвежские и русские. Норвежские привозили от норвегов» (д. Большой Бор) [КСГРС].
51 При анализе этих контекстов, удаляясь от чисто лингвистических рассуждений о судьбе древнерусских носовых и редуцированных, мы оказываемся в сугубо «вещной» области – в области вязания, известного с давних времен у самых разных народов.
52 Как установлено в историко-этнографических исследованиях3, на европейском Северо-Западе самой «старинной» техникой вязания небольших изделий – варежек, носков, чулок – было вязание одной иглой (плоской спицей с ушком). Эта архаичная техника исстари бытовала в Англии, Германии, Норвегии, Швеции, Дании, Финляндии, России. В странах Скандинавии она доныне известна как редкое искусство naalbinding, а в северной России одной иглой вязали вплоть до самого недавнего времени, ср.: «Русьски исподки одной иголкой вяжут» [Матвеев (ред.) 2009: 347], «Делёнки русские на одной иголке вяжутся» [Гецова (ред.) 1999: 440], «Мамушка русские дельницы вязала одной спицей, они толсты, толще долони» [Герд (гл. ред.) 1994: 447] и др.
3. Авторы этой статьи, к сожалению, не являются специалистами по вязанию. В данном разделе мы опираемся главным образом на два замечательных исследования: Н. Зиборева «Изготовление тканей в Северной Европе в IX–XI веках» [ >>>> ] и Е. Чундискова «История развития вязания спицами в Европе до XIX века» [ >>>> ]. Ссылки на другие источники указываются особо.
53 Сходство этого старинного «одноигольного» способа у разных народов вряд ли следует объяснять процессами заимствования. Оно, скорее, типологическое – там, где мужчинам приходилось вязать сети и силки для ловли рыбы и птиц, закономерно должно было развиваться и более сложное искусство вязания предметов одежды вроде варежек или носков. Простор для творчества здесь довольно большой: при помощи иглы с ушком возможно около 30 вариантов вязки!
54 Если говорить о старых русских фактах, то с помощью «одноигольной» техники связан, по-видимому, найденный археологами знаменитый «пронский носок» (Рязанская область), датируемый XI–XII вв., а также датируемая XIV в. варежка, найденная в 2018 г. при раскопках древнерусского поселения на острове Вёжи в Костромской области4.
4. Увидеть фотографии этих археологических находок и больше узнать о них читатель может на сайтах >>>> («пронский» носок) и >>>> («костромская» варежка).
55 При всем разнообразии «вариантов» варежки и носки, связанные иглой с ушком, обладают одним общим свойством: они имеют прямую или слегка коническую форму, т. е. достаточно свободно держатся на руке или ноге (см. рис. 1). Это объясняется тем, что одной иглой практически невозможно связать эластичную резинку – для нее нужно как минимум три спицы, а лучше четыре или пять.
56

Рис. 1. Варежки, связанные одной иглой / Fig. 2. Single Mittens
57

Рис. 2. Варежки с «норвежским» узором, связанные на спицах / Fig. 2. Mittens with a "Norwegian" pattern, knitted
58 Соответственно, напрашивается предположение о том, что народы Скандинавии раньше, чем русские, освоили технику вязания спицами: только с их помощью можно «вывязать» резинку, которая хорошо держит варежку на руке – к тому же варежки, связанные на спицах, более эластичны и лучше облегают ладонь.
59

В Западной Европе история вязания спицами ведет свое начало с XII–XIII вв. По-видимому, в Скандинавии – самой холодной части континентальной Европы – искусство вязания на спицах совершенствовалось особенно быстро, достигнув своей вершины в XIX в. в изделиях с прославившимся на весь мир «норвежским узором» (см. рис. 2). Интересно, что и в наше время скандинавские страны держат мировое первенство по производству теплой одежды, в том числе армейских, спортивных, рыбацких, охотничьих и иных рукавиц.
60 Наша же исконная «русская» рукавица, думается, долгое время оставалась простой – связанной одноигольным способом без резинки и несколько грубоватой. Ее «свободный» характер народ по-своему отразил в пословице «Жена не рукавица, с руки не скинешь». Заметим, что наши информанты считают более удобной для работы «русскую» рукавицу: «В снегу торбаешься, рука мокрая, не запихаешь, если дельница с резинкой» (с. Ворзогоры) [КСГРС]. Показательно, что противопоставление «русских» и «чужеземных» рукавиц фиксируется не только у поморов, но и в Поволжье, Прикамье, во Владимирской губернии – и в оппозиции «русским» рукавицам выступают еще «панские» (см. об этом в [Березович 2019: 90–91]).
61 В итоге, согласно нашей «вещественной» гипотезе, около XIII–XIV вв., благодаря контактам с народами Скандинавии, в русский быт вошла вáряга / вáрега – вязанная на спицах «варяжская рукавица» с резинкой на запястье. Сначала она пригодилась как «исподница» для рабочих рукавиц, потом – как более изящная, в сравнении с «русской», обиходная рукавичка: в ней, не надевая грубых верхних рукавиц, в некрепкий мороз можно было сходить за водой на колодец, прийти на свидание или на сельский праздник.
62 Со временем секретами вязки на спицах овладели и русские мастера, появилась даже профессия варежник, а еще позднее техникой вязания спицами овладели и женщины. Это сделало варежку вполне привычным предметом русского быта и внесло свою лепту в смысловой разрыв между словами варежка и варяг.
63 В заключение попытаемся ответить на вопрос о том, на какой территории древних русско-скандинавских контактов могло произойти заимствование.
64 Противопоставление «норвежских» и «русских» рукавиц, ставшее ключом к нашим догадкам, засвидетельствовано только в Беломорье. Тем самым, казалось бы, все просто: именно сюда, в Беломорье, вареги первоначально и попали из Скандинавии, подобно более поздним вачегам, воттам и норвежским дельницам (см. раздел 2). Об этом же как будто говорят слова одного из наших информантов: «Мы с Норвегой всю жисть торговали, возили туда смолу, дерево, картошку, а оттуда всякое железо – топоры, косы, ножницы, посуду, одёжу непромокаемую» [КСГРС].
65 Но здесь, конечно, возникает вопрос: а сколько это – «всю жисть»? С чисто исторических позиций мирные торговые отношения Беломорья и Скандинавии насчитывают не более четырех с половиной столетий, причем расцвет этой торговли, когда начался интенсивный обмен вышеназванными и другими товарами, стал возможен лишь в XVII в.5 Между тем, как отмечено в предыдущем разделе, 450 лет назад слово вареги было уже известно в центре России – во Владимирской губернии и Новгороде, тогда как в Беломорье оно фиксируется на столетие позже. Поэтому, как бы ни любили авторы Беломорье, где не раз бывали в диалектологических экспедициях, считать эту территорию местом заимствования слова вáрега нельзя – просто здесь, на «краю» русской земли, лучше, чем на других территориях, сохранилась память о различиях между «своим» и «заморским».
5. См.: Шрадер Т. А. С торгом в Норвегу (поморская торговля как фактор взаимовлияния культур) // Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН [ >>>> ].
66 Гораздо более вероятно, что вáрега, вместе с самой вещью, было заимствовано в процессе более ранних (начиная с XII в.) новгородско-скандинавских контактов, когда расширились торговые связи Руси через Балтийское море. Главным центром русско-скандинавских отношений в это время становится Новгород, причем торговля со скандинавами велась как в самом Новгороде (здесь еще в XI в. появился торговый двор для скандинавских купцов), так и на знаменитом острове Готланд в Балтийском море близ Швеции6. Одно из этих мест и является, по-видимому, «родиной» слов вáрега, вáрежка.
6. См.: Свердлов М. Б., Шаскольский И. П. Культурные связи России и Швеции в IX–XVI веках [ >>>> >>>> ].

Библиография

1. АЮ – Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства. СПб.: Тип. II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1838. 509 с.

2. Даль – Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. 2-е изд. СПб.; М.: Изд. М.О. Вольфа, 1880–1882 (1989).

3. КСГРС – картотека Словаря говоров Русского Севера (кафедра русского языка, общего языкознания и речевой коммуникации УрФУ, Екатеринбург).

4. Подвысоцкий 1885 – Подвысоцкий А. О. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб.: Тип. Императ. Акад. наук, 1885. 1022 с.

5. Срезн. Доп. – Срезневский И. А. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 3. Р–Я и дополнения. Санкт-Петербург: Типография Императорской Академии наук, 1912. 1967 с.

6. Аникин А. Е. Русский этимологический словарь. Вып. 6. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2012. 368 с. Вып. 8. М.: Институт русского языка им В. В. Виноградова РАН, 2014. 352 с.

7. Бархударов С. Г. (гл. ред.). Словарь русского языка XI–XVII веков. Т. 2. М.: Наука, 1975. 319 с.

8. Березович Е. Л. К реконструкции образа германского мира в языковом сознании архангельских поморов //Антропологический форум. 2019. № 42. С. 70–108.

9. Герд А. С. (гл. ред.). Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1994. Вып. 1. 512 с.

10. Гецова О. А. (ред.). Архангельский областной словарь. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. Вып. 10. 479 с.

11. Ивашова Н. М. Западноевропейские заимствования в говорах Русского Севера: дис. … канд. филол. наук. Екатеринбург: Уральский гос. ун т, 1999. 294 с.

12. Люстрова З. Н., Скворцов Н. И., Дерягин В. Я. Беседы о русском слове. М.: Знание, 1976. 144 с.

13. Мартынаў В. У. (рэд.). Этымалагiчны cлоўнiк беларускай мовы. Мiнск: Навука і тэхніка, 1980. Т. 2. 344 с.

14. Матвеев А. К. (ред.). Материалы для словаря финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2004. Вып. 1. 142 с.

15. Матвеев А. К. (ред.). Словарь говоров Русского Севера. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. Т. 2. 292 с. Т. 4. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2009. 358 с.

16. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.: Наука, 1964. Т. 1.

17. Филин Ф. П. (гл. ред.). Словарь русских народных говоров. Л.: Наука, 1969. Вып. 4. 355 с.

18. Шанский Н. М. Этимологический словарь русского языка. Вып. 3. М.: Московский университет, 1968. 284 с.

19. Шухардт Г. Извлечения из книги «Избранные статьи по языкознанию». Вещи и слова // Хрестоматия по истории языкознания XIX–XX веков. Сост. В. А. Звегинцев. М.: Гос. уч.-пед. изд-во Министерства Просвещения РСФСР, 1950. С. 279–287.

20. Boryś W. Słownik etymologiczny języka polskiego. Kraków: Wyd. Literackie, 2005. 862 s.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести