Везде
On Specific Meanings of Words Nozdrja and Ucho in Russian Dialects (on Social-Historic Aspect of Semantics Changes)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
On Specific Meanings of Words Nozdrja and Ucho in Russian Dialects (on Social-Historic Aspect of Semantics Changes)
Annotation
PII
S013161170009959-3-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Zhanna Zh. Varbot 
Affiliation: Vinogradov Russian Language Institut (Russian Academy of Sciences)
Address: Moscow, Russia
Edition
Issue 3
Pages
47-53
Abstract

Shifts of lexical semantics often reflect social history. Different spheres of language functioning and different lexical-semantic groups react to historical events to a different extent. Although names of body parts are considered to be one of the most stable lexical groups, the history of some words in this group presents us with examples of semantic change caused by extralinguistic factors. The article deals with semantic change in Russian words nozdrja ‘nostril’ and ukho ‘ear’ and studies their dialectal derivatives. Nozdrja and ukho are used to refer to insolent, bold and even anti-social individuals, whereas the derivatives ukhorez ‘a reckless man’, ukhorvan ‘a reckless young man’ and nozdrjovyi ‘a convict’ point to historical sources of these semantic developments, namely, corporal punishment of criminals by disfiguring or even cutting off their ears and by tearing their nostrils, practiced in Russia until the late 18th century.

Keywords
lexicon, semantics, dialects, language history and social history
Acknowledgment
This research is supported by a grant from Russian Foundation for Basic Research, project No. № 19-012-00059 “Vocabulary of Slavic languages as a legacy and development of the Pre-Slavic lexical fund: derivational, semantic and etymological aspects of analysis in the lexicographic representation”.
Received
30.06.2020
Date of publication
01.07.2020
Number of purchasers
28
Views
595
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf Download JATS
1 Совершенно очевидно, что значения слов изменяются в диахронии в зависимости от истории общества и условий функционирования языка. Несомненно также, что влияние этих факторов по-разному сказывается на словах отдельных лексико-семантических групп и функционировании слов в различных формах общенародного языка: в литературной, разговорной, жаргонной, диалектной речи. Наиболее гибкой является разговорная речь, но весьма восприимчива к изменениям в социальной жизни также диалектная речь. Одной из наиболее семантически устойчивых групп слов считаются названия частей тела. Но история лексики дает интересные свидетельства вторжения исторических событий и в эту лексическую группу. Ниже рассматривается отражение одного из существенных фактов истории социальной жизни русского государства – форм наказаний – в развитии значений весьма ограниченной лексической группы – названий ноздри и уха – в русских говорах.
2 Части тела человека, особенно находящиеся на виду, естественно привлекают к себе особое внимание, если как-то отличаются внешне от наиболее привычных по форме, величине. Часто эти особенности отмечаются в производных образованиях: вислоухий, долгорукий, пучеглазый. Такой же принцип мотивации лежит в основе прилагательного курносый, восходящего к *корноносый ‘коротконосый’. Нередко название части тела само употребляется для обозначения человека с подобной физической особенностью: например, в говорах отмечено нос как прозвище человека с большим носом – Саша-нос (влад., калуж.) [Филин 1986 (гл. ред.): 285]. Впечатление от необычной формы или величины носа иногда отождествляется с особенностями поведения или характера человека. Например, с особенно крупным или крючковатым носом может быть связано отмеченное в говорах употребление нос «о человеке, отличающемся своенравием, гонором, упрямством» (псков.), с носом ‘упрямый, капризный, с норовом’ (арханг., волог.) [там же]. Вероятно, Нос у Гоголя имеет те же ассоциативные корни.
3 В приведенных случаях переносного употребления названия нос источниками мотивации являются впечатления от физических особенностей этой части тела в бытовой и социальной среде.
4 Названия ноздри и уха в русских говорах также примечательны специфическими значениями – они стали обозначениями людей с особенностями характера и даже с асоциальным поведением: ухо ‘о смекалистом, расторопном человеке’ (влад., арханг., олон., курск., калуж.), ‘удалец, смелый человек’ (ряз., волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 277], ноздря ‘о невзрачном или не стоящем внимания и уважения человеке’ (влад.), ‘о капризном человеке или животном’ (костром.), (бранно) ‘задиристый человек’ (калуж.) [Филин 1986 (гл. ред.): 272]. Ср. также производные от ухо: ýхарь ‘смелый, бойкий человек ’ (тамб., олон., костром., влад. и др.), ýхар ‘бойкий, удалой человек’ (ворон., смол., одесск.), ухáч ‘отчаянный, смелый’ (казаки-некрасовцы, дон., р. Урал), ‘хитрец, мошенник’ (дон., ворон.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 249, 250, 252]. Вероятно, некоторые из этих значений могут быть объяснены как следствие толкования способностей соответствующих органов чувств: относительно ухо ‘о смекалистом, расторопном человеке’ – ср. ухо наставлять ‘внимательно прислушиваться’ (волог.), ухо вострить ‘наблюдать, быть настороже’ (яросл.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 276–277], относительно ноздря ‘о капризном человеке или животном’ – ср. ноздря ‘о брезгливом, разборчивом человеке, животном’ (костром.) [Филин 1986 (гл. ред.): 272]. Но из способностей органов чувств трудно объяснить появление семантики смелости, бойкости, задиристости, мошенничества, с одной стороны, и социальной несостоятельности – с другой стороны (см. ноздря ‘о невзрачном или не стоящем внимания и уважения человеке’).
5 Разгадку отмеченных специфических употреблений названий уха и ноздри подсказывают производные от них слова: ухорéз ‘лихой, отчаянный человек’ (арханг., пск., твер., волог., перм., костром., тобол., енис., сиб.), ‘хулиган, драчун’ (волог., новг.), ‘шалун, проказник, сорванец; драчливый, задиристый парень’ (перм., вят., костром., волог., арханг., амур., забайкал. и др.), ‘вор, разбойник’ (карел., волог.), ‘головорез’ (перм., колым.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 302] с вариантом ухарéз ‘бойкий, удалой человек’ (костром., волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 249], а также ухорвáн ‘лихой, отчаянный молодой человек; шустрый, смелый баловень’ (волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 302] и ноздрëвый ‘каторжный’ (забайкал., с пометой «в прежнее время» в материалах 1901 г.) [Филин 1986 (гл. ред.): 272]. Ноздрëвый ‘каторжный’ непосредственно указывает на связь семантики смелости, бойкости, мошенничества у слова ноздря с каторжанами, а ухорез, ухарез и ухорвáн обнаруживают связь этой семантики с видами физических наказаний, предшествовавших вплоть до конца 18 в. ссылке на каторгу, – надрезанием и даже отрезанием носа и ушей. См. в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина описание сподвижника Пугачева – Хлопуши: «нос без ноздрей», а также работавших над укреплениями Оренбурга «колодников с обритыми головами, с лицами, обезображенными щипцами палача». Ср. еще в «Замечаниях о бунте» А. С. Пушкина о подавлении Пугачевского восстания: «Казни, произведенные в Башкирии генералом князем Урусовым, невероятны. Около 130 человек были умерщвлены посреди всевозможных мучений. Остальных, человек до тысячи (пишет Рычков) простили, отрезав им носы и уши».
6 Представляется возможным, что и фамилия Ноздрëв в «Мертвых душах» Гоголя отражает отмеченную особенность семантики ноздря – обозначение человека бойкого, задиристого, мошенника: гоголевский персонаж Ноздрëв отличается вздорным характером, склонен к произволу и даже насилию. К слову ухорез могут восходить как его структурные преобразования диал. ýхорец и хорéц ‘драчун, хулиган’ (Ср. Прииртышье), ‘человек, способный на преступление’ (пск.), ‘удалец, молодец’ (свердл.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 302] с вариантом ýхарец ‘дерзкий, злой озорник, хулиган’ (яросл., волог.), ‘бойкий, удалой человек’ (карел.), ‘веселый человек’ (сев.-зап.), ‘вялый, нерасторопный человек’ [СРНГ 48, 249–250] и далее ýхарь ‘смелый, бойкий человек’ (тамб., олон., костром., влад., сарат., пенз., забайкал.), ‘поклонник, ухажер’ (волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 250] и ýхар ‘бойкий, удалой человек’ (ворон., смол.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 249].
7 Анализируемая специфическая семантика непроизводного ухо также, очевидно, вторична по отношению к ухорез, и можно предполагать, что ухо как обозначение смелого, дерзкого человека, склонного к мошенничеству, к асоциальному поведению, является обратным образованием от ухорез. Эта семантика также находит объяснение в социально-исторических условиях: прошедшие каторгу, тем более – с обезображенными ушами или ноздрями – люди настороженно, с подозрением воспринимались крестьянской и городской мещанской средой (к которой обычно исконно принадлежали) и действительно трудно вживались в нее, отличались нестандартным поведением, смелостью, дерзостью и под. Непосредственная связь ухо в специфическом значении и ухорез отмечена в словаре В. Даля: «Ухо-парень, ухорез, лихой сорванец, молодец, смельчак, удалец» [Даль 1866: 479].
8 Обезображенные уши и ноздри как физический признак, служащий мотивационным основанием отмеченных употреблений слов ухо и ноздря для обозначения людей смелого, удалого и дерзкого, асоциального поведения сопоставимы с величиной носа, которая может быть мотивационным основанием для обозначения поведения человека своенравного, упрямого, с гонором (см. выше). Но есть существенная разница между этими физическими признаками частей тела, а именно – в природе этих признаков: величина или форма носа обусловлены рождением и не связаны (во всяком случае, как правило) с социальным прошлым человека, тогда как изувеченные уши или ноздри человека – след историко-социальных обстоятельств, остававшийся знаком каторжного прошлого: см. диал. урéз ‘каторжник с клеймом’ (забайкал.) [Мызников 2014 (гл. ред.): 327]. Следует отметить, что речь идет о роли этих увечий в появлении специфических употреблений слов ухо и ноздря только по отношению к человеку и в определенных исторических условиях: см. выше словарную помету «в прежнее время» о прилаг. ноздрëвый. Самая ранняя лексикографическая фиксация слова ухорез принадлежит В. Далю (см. выше), то есть в 1866 г., а в художественной литературе (по материалам Национального корпуса русского языка) это слово впервые встречается в произведении П. И. Мельникова-Печерского «На горах» (Книга первая, 1875‒1881 гг.).
9 Самый способ клеймения с помощью надреза на ушах известен в животноводческой практике: см. ухорéзный ‘скотина, меченная резанным ухом’ [Даль 1866: 480]. Как один из видов наказания, повреждение ушей и носа человека применялось, очевидно, с древнейших времен, см. в Евангелии от Иоанна (гл. 18, ст. 10, о попытке апостола Петра помешать пленению Иисуса): «Петр, имея меч, извлек его и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо»; в древнеславянском памятнике «Закон судныи людям», дошедшем до нас в древнерусских списках XIII в., сообщается об отрезании носа «по закону людьскому» [Hauptová (hl. red.) 1997: 676, урѣзати].
10 Сопоставляя зафиксированные значения всех приведенных производных от ухо, можно проследить постепенное «стирание» следов «каторжного прошлого»: от ‘отчаянный, способный на преступление человек, разбойник, мошенник’ к ‘озорник’ и ‘смелый, бойкий человек, молодец’. Примечательно появление значения ‘поклонник, ухажер’ (для ýхарь, см. выше): оно однотипно с ласкательным употреблением в разговорном языке (в обстановке ухаживания и даже по отношению к шаловливым детям) слов разбойник, бандит, жулик.

References

1. Dal’ V. I. Tolkovyi slovar’ zhivogo velikorusskogo yazyka [Explanatory dictionary of live Russian language]. Vol. IV. Moscow, Obshchestvo Lyubitelei Rossiiskoi Slovesnosti Publ., 1863–1866.

2. Filin F. P. (ch. ed.). Slovar’ russkikh narodnykh govorov [Dictionary of Russian dialects]. Iss. 21 Leningrad, Nauka Publ., 1986. 360 p.

3. Hauptová Z. (ch. ed.). Slovník jazyka staroslověnského [Dictionary of Old Slavonic language]. Vol. 4. Praha, Academia Publ., 1997. 1042 p.

4. Myznikov S. A. (ch. ed.). Slovar’ russkikh narodnykh govorov [Dictionary of Russian dialects]. Iss. 47. St.-Petersburg, Nauka Publ., 2014. 352 p.; Iss. 48. St.-Petersburg, Nauka Publ., 2015. 341 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate