Совершенно очевидно, что значения слов изменяются в диахронии в зависимости от истории общества и условий функционирования языка. Несомненно также, что влияние этих факторов по-разному сказывается на словах отдельных лексико-семантических групп и функционировании слов в различных формах общенародного языка: в литературной, разговорной, жаргонной, диалектной речи. Наиболее гибкой является разговорная речь, но весьма восприимчива к изменениям в социальной жизни также диалектная речь. Одной из наиболее семантически устойчивых групп слов считаются названия частей тела. Но история лексики дает интересные свидетельства вторжения исторических событий и в эту лексическую группу. Ниже рассматривается отражение одного из существенных фактов истории социальной жизни русского государства – форм наказаний – в развитии значений весьма ограниченной лексической группы – названий ноздри и уха – в русских говорах.

Части тела человека, особенно находящиеся на виду, естественно привлекают к себе особое внимание, если как-то отличаются внешне от наиболее привычных по форме, величине. Часто эти особенности отмечаются в производных образованиях: <em>вислоухий</em>, <em>долгорукий</em>, <em>пучеглазый</em>. Такой же принцип мотивации лежит в основе прилагательного <em>курносый</em>, восходящего к *<em>корноносый</em> ‘коротконосый’. Нередко название части тела само употребляется для обозначения человека с подобной физической особенностью: например, в говорах отмечено <em>нос</em> как прозвище человека с большим носом – <em>Саша-нос</em><em> </em>(влад., калуж.) [Филин 1986 (гл. ред.): 285].<em> </em>Впечатление от необычной формы или величины носа<em> </em>иногда<em> </em>отождествляется с особенностями поведения или характера человека. Например, с особенно крупным или крючковатым носом может быть связано отмеченное в говорах употребление <em>нос</em> «о человеке, отличающемся своенравием, гонором, упрямством» (псков.), <em>с носом</em> ‘упрямый, капризный, с норовом’ (арханг., волог.) [там же]. Вероятно, <em>Нос </em>у Гоголя имеет те же ассоциативные корни.

В приведенных случаях переносного употребления названия <em>нос </em>источниками мотивации являются впечатления от физических особенностей этой части тела в бытовой и социальной среде.

Названия ноздри и уха в русских говорах также примечательны специфическими значениями – они стали обозначениями людей с особенностями характера и даже с асоциальным поведением: <em>ухо</em> ‘о смекалистом, расторопном человеке’ (влад., арханг., олон., курск., калуж.), ‘удалец, смелый человек’ (ряз., волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 277], <em>ноздря</em> ‘о невзрачном или не стоящем внимания и уважения человеке’ (влад.), ‘о капризном человеке или животном’ (костром.), (бранно) ‘задиристый человек’ (калуж.) [Филин 1986 (гл. ред.): 272]. Ср. также производные от <em>ухо</em>: <em>ý</em><em>харь</em> ‘смелый, бойкий человек ’ (тамб., олон., костром., влад. и др.), <em>ý</em><em>хар</em> ‘бойкий, удалой человек’ (ворон., смол., одесск.), <em>ух</em><em>á</em><em>ч</em> ‘отчаянный, смелый’ (казаки-некрасовцы, дон., р. Урал), ‘хитрец, мошенник’ (дон., ворон.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 249, 250, 252]. Вероятно, некоторые из этих значений могут быть объяснены как следствие толкования способностей соответствующих органов чувств: относительно <em>ухо</em> ‘о смекалистом, расторопном человеке’ – ср. <em>ухо наставлять</em> ‘внимательно прислушиваться’ (волог.), <em>ухо вострить</em> ‘наблюдать, быть настороже’ (яросл.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 276–277], относительно <em>ноздря</em> ‘о капризном человеке или животном’ – ср. <em>ноздря</em> ‘о брезгливом, разборчивом человеке, животном’ (костром.) [Филин 1986 (гл. ред.): 272]. Но из способностей органов чувств трудно объяснить появление семантики смелости, бойкости, задиристости, мошенничества, с одной стороны, и социальной несостоятельности – с другой стороны (см. <em>ноздря</em> ‘о невзрачном или не стоящем внимания и уважения человеке’).

Разгадку отмеченных специфических употреблений названий уха и ноздри подсказывают производные от них слова: <em>ухор</em><em>é</em><em>з</em> ‘лихой, отчаянный человек’ (арханг., пск., твер., волог., перм., костром., тобол., енис., сиб.), ‘хулиган, драчун’ (волог., новг.), ‘шалун, проказник, сорванец; драчливый, задиристый парень’ (перм., вят., костром., волог., арханг., амур., забайкал. и др.), ‘вор, разбойник’ (карел., волог.), ‘головорез’ (перм., колым.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 302] с вариантом <em>ух</em><em>а</em><em>р</em><em>é</em><em>з</em> ‘бойкий, удалой человек’ (костром., волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 249], а также <em>ухорв</em><em>á</em><em>н</em> ‘лихой, отчаянный молодой человек; шустрый, смелый баловень’ (волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 302] и <em>ноздр</em><em>ë</em><em>в</em><em>ый</em> ‘каторжный’ (забайкал., с пометой «в прежнее время» в материалах 1901 г.) [Филин 1986 (гл. ред.): 272]. <em>Ноздр</em><em>ë</em><em>вый</em> ‘каторжный’ непосредственно указывает на связь семантики смелости, бойкости, мошенничества у слова <em>ноздря</em> с каторжанами, а <em>ухорез</em>, <em>ухарез</em><em> </em>и<em> </em><em>ухорв</em><em>á</em><em>н</em><em> </em>обнаруживают связь этой семантики с видами физических наказаний, предшествовавших вплоть до конца 18 в. ссылке на каторгу, – надрезанием и даже отрезанием носа и ушей. См. в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина описание сподвижника Пугачева – Хлопуши: «нос без ноздрей», а также работавших над укреплениями Оренбурга «колодников с обритыми головами, с лицами, обезображенными щипцами палача». Ср. еще в «Замечаниях о бунте» А. С. Пушкина о подавлении Пугачевского восстания: «Казни, произведенные в Башкирии генералом князем Урусовым, невероятны. Около 130 человек были умерщвлены посреди всевозможных мучений. Остальных, человек до тысячи (пишет Рычков) простили, отрезав им носы и уши».

Представляется возможным, что и фамилия <em>Ноздр</em><em>ë</em><em>в</em> в «Мертвых душах» Гоголя отражает отмеченную особенность семантики <em>ноздря</em><em> </em><em>–</em><em> </em>обозначение человека<em> </em>бойкого, задиристого, мошенника: гоголевский персонаж Ноздрëв отличается вздорным характером, склонен к произволу и даже насилию. К слову <em>ухорез</em> могут восходить как его структурные преобразования диал. <em>ý</em><em>хор</em><em>е</em><em>ц</em> и <em>хор</em><em>é</em><em>ц</em> ‘драчун, хулиган’ (Ср. Прииртышье), ‘человек, способный на преступление’ (пск.), ‘удалец, молодец’ (свердл.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 302] с вариантом <em>ý</em><em>харец</em> ‘дерзкий, злой озорник, хулиган’ (яросл., волог.), ‘бойкий, удалой человек’ (карел.), ‘веселый человек’ (сев.-зап.), ‘вялый, нерасторопный человек’ [СРНГ 48, 249–250] и далее <em>ý</em><em>харь</em> ‘смелый, бойкий человек’ (тамб., олон., костром., влад., сарат., пенз., забайкал.), ‘поклонник, ухажер’ (волог.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 250] и <em>ý</em><em>хар</em> ‘бойкий, удалой человек’ (ворон., смол.) [Мызников 2015 (гл. ред.): 249].

Анализируемая специфическая семантика непроизводного <em>ухо</em><em> </em>также, очевидно, вторична по отношению к <em>ухорез</em>, и можно предполагать, что <em>ухо</em> как обозначение смелого, дерзкого человека, склонного к мошенничеству, к асоциальному поведению, является обратным образованием от <em>ухорез</em>. Эта семантика также находит объяснение в социально-исторических условиях: прошедшие каторгу, тем более<em> </em><em>–</em><em> </em>с обезображенными<em> </em>ушами или ноздрями <em>–</em><em> </em>люди<em> </em>настороженно, с подозрением воспринимались крестьянской и городской мещанской средой (к которой обычно исконно принадлежали) и действительно трудно вживались в<em> </em>нее, отличались нестандартным поведением, смелостью, дерзостью и под. Непосредственная связь <em>ухо</em> в специфическом значении и <em>ухорез</em> отмечена в словаре В. Даля: «<em>Ухо</em>-парень, <em>ухорез</em>, лихой сорванец, молодец, смельчак, удалец» [Даль 1866: 479].

Обезображенные уши и ноздри как физический признак, служащий мотивационным основанием отмеченных употреблений слов <em>ухо</em> и <em>ноздря</em> для обозначения людей смелого, удалого и дерзкого, асоциального поведения сопоставимы с величиной носа, которая может быть мотивационным основанием для обозначения поведения человека своенравного, упрямого, с гонором (см. выше). Но есть существенная разница между этими физическими признаками частей тела, а именно – в природе этих признаков: величина или форма носа обусловлены рождением и не связаны (во всяком случае, как правило) с социальным прошлым человека, тогда как изувеченные уши или ноздри человека – след историко-социальных обстоятельств, остававшийся знаком каторжного прошлого: см. диал. <em>ур</em><em>é</em><em>з</em> ‘каторжник с клеймом’ (забайкал.) [Мызников 2014 (гл. ред.): 327]. Следует отметить, что речь идет о роли этих увечий в появлении специфических употреблений слов <em>ухо</em> и <em>ноздря</em> только по отношению к человеку и в определенных исторических условиях: см. выше словарную помету «в прежнее время» о прилаг. <em>ноздр</em><em>ë</em><em>вый</em>. Самая ранняя лексикографическая фиксация слова <em>ухорез</em> принадлежит В. Далю (см. выше), то есть в 1866 г., а в художественной литературе (по материалам Национального корпуса русского языка) это слово впервые встречается в произведении П. И. Мельникова-Печерского «На горах» (Книга первая, 1875‒1881 гг.).

Самый способ клеймения с помощью надреза на ушах известен в животноводческой практике: см. <em>ухор</em><em>é</em><em>зный</em> ‘скотина, меченная резанным ухом’ [Даль 1866: 480]. Как один из видов наказания, повреждение ушей и носа человека применялось, очевидно, с древнейших времен, см. в Евангелии от Иоанна (гл. 18, ст. 10, о попытке апостола Петра помешать пленению Иисуса): «Петр, имея меч, извлек его и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо»; в древнеславянском памятнике «Закон судныи людям», дошедшем до нас в древнерусских списках XIII в., сообщается об отрезании носа «по закону людьскому» [Hauptová (hl. red.) 1997: 676, урѣзати].

Сопоставляя зафиксированные значения всех приведенных производных от <em>ухо</em><em>,</em><em> </em>можно<em> </em>проследить<em> </em>постепенное<em> </em>«стирание»<em> </em>следов «каторжного прошлого»: от ‘отчаянный, способный на преступление человек, разбойник, мошенник’ к ‘озорник’ и ‘смелый, бойкий человек, молодец’. Примечательно появление значения ‘поклонник, ухажер’ (для <em>ý</em><em>харь</em><em>, </em>см. выше): оно однотипно с ласкательным употреблением в разговорном языке (в обстановке ухаживания и даже по отношению к шаловливым детям)<em> </em>слов<em> </em><em>разбойник</em><em>, бандит, жулик.</em><em> </em>