Везде
Two active semantic processes in concrete vocabulary
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Two active semantic processes in concrete vocabulary
Annotation
PII
S013161170012127-8-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Olga P. Ermakova 
Affiliation: Kaluga State University named after K. E. Tsiolkovski
Address: Russian Federation, Kaluga
Edition
Issue 5
Pages
39-47
Abstract

The article considers two semantic processes in concrete lexis. One of them is called an activation of so called ‘unadorned metaphors’, which appear on the basis of real features of the object. As opposed to connotative metaphors, ugly metaphors create open semantic structures (a brick – an object in a shape of a brick, etc.) Interestingly, these metaphors possess identificational nature, that is why the lexicographers do not consider these meanings to be figurative. 

The author draws your attention to the fact that the meanings of this type can be predictable to a certain extent. If the transfer of the names is based on a certain feature, new meanings, as a rule, will include this feature as a key component.

The second process is changing one hyponym for another (bed-bunk, hospital – polyclinic), which often leads to the disappearance of one of the hyponyms from the colloquial speech and, therefore, leads to impoverishment of language. We do not mean the use of certain temporary nominations, but an active process affecting the lexis of Russian language. Both processes are peculiar to different types of colloquial Russian speech.

Keywords
concrete lexis, unadorned metaphors, open semantic structures, predictable meanings, hyponyms
Received
23.12.2020
Date of publication
25.12.2020
Number of purchasers
4
Views
73
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 Один из рассматриваемых в статье процессов связан с явлением открытости семантической структуры слова, поэтому кратко коснусь этого явления.
2 В лингвистических работах отмечалось, что существуют слова, у которых «вместимость» разных значений ограничена (в данном случае мы не имеем в виду научные и другие термины). Ограничения, как правило, заключаются в самой природе слов. Так, оценочные наименование лиц и предметов, как производные, так и непроизводные, – типа добряк, подлец, дрянь, прелесть, чепуха – обречены на однозначность.
3 У них не ограничено поле референтности и применение к разным объектам не образует новое значение. Исключение составляет явление энантиосемии – образование противоположных, но тоже оценочных значений.
4 Многие производные и непроизводные слова способны вмещать в себя значения, количество которых определяется потребностью переноса наименования.
5 Эта открытость, в частности, происходит за счет так называемых безо́бразных переносов [Гак 1998: 31; Скляревская 2004: 43, 44] в сфере предметной лексики.
6 Таковы, например, слова кирпич, игла, диск, хвост, колбаска, шпилька, мост, узел, башня, кольцо, шлейф и др.
7 Ср.: кирпич – 1. Прямоугольный брусок; 2. Дорожный знак в форме кирпича; 3. Буханка хлеба в форме кирпича; 4. О разных предметах в форме кирпича. Четвертое толкование – это указание на открытость структуры: список предметов в форме кирпича не ограничен.
8 Значения таких слов представляют собой переносы названий с предмета на предмет не на основе коннотаций, а на основе реальных признаков объектов – по форме, по цвету, иногда – по функциям. В них, как правило, нет оценочности, поскольку перенос не на человека.
9 Что касается их безо́бразности, то, думаю, термин носит несколько условный характер: как в любом переносном значении, в них сквозь переносное просвечивает прямое. В живых метафорах это обязательно. А рассматриваемые значения – метафоры (перенос по сходству), хотя и носят идентифицирующий характер, за что словари не снабжают их пометой «перен.».
10 Признаки таких безо́бразных переносов отмечены Г. Н. Скляревской [Скляревская 2004: 43, 44].
11 Значения этого типа, входящие в структуру, могут быть в определенной степени предсказуемы. Так, если в основе переносов названий лежит один определенный признак то, как правило, новые значения будут также включать этот признак в качестве компонента.
12 Приведу один пример. Слово зебра называет, как известно, полосатую лошадь. В отличие от слов конь и лошадь в русском языке никаких коннотаций с этим словом не связано. Других признаков зебры в нашем бытовом сознании нет. Поэтому известное переносное значение ‘раскрашенное полосами место пешеходного перехода’ и базируется на этом признаке. Других значений этого слова в толковых словарях литературного языка не отмечено. Но такие значения могут быть, и они будут обозначать нечто полосатое. И оказывается, что в жаргоне и арго есть такие значения – все они называют нечто полосатое: 1. Жалюзи; 2. Роба арестанта; 3. Штрих-код и др.
13 Из передачи о морских глубинах узнаем о существовании рыбы-зебры. Рыба, конечно, полосатая.
14 А вот примеры распространенного и индивидуального употребления зебры в современных текстах. У нас тоже есть зебра освоенных и неосвоенных земель (Знание – сила. 2009); А если держать гребенку стоймя, то стакан, казалось, наполнялся прелестной полосатой жидкостью, каким-то коктейлем «зебра» (Звезда. 2009); Близкий родственник рыбы-камня – рыба «Зебра» (В. Мезенцев. Чудеса).
15 Вряд ли можно представить себе употребление слова зебра по отношению к чему-то, не имеющему полос. Возможностью предсказуемости значений безо́бразные переносы отличаются от коннотативных метафор. Сами коннотации, за исключением интернациональных, энциклопедических, непредсказуемы, а мотивированные ими значения тем более.
16 Разумеется, какой именно «полосатый» предмет будет называть новое употребление слова зебра, неизвестно, но это обязательно будет нечто полосатое.
17 Чем меньше у предмета признаков, актуальных для носителей языка или просто известных обычному человеку (не ученому, специалисту и т. п.), тем более предсказуемы новые значения.
18 Канарейка известна тем, что это певчая птица, которая имеет желтое оперение. И только эти признаки птицы могут породить переносные значения по сходству. Ср. название романа Д. Рубиной «Русская канарейка» о певце с удивительно красивым и редким голосом (у него контратенор). Перенос на человека – это коннотативная, образная, оценочная метафора, а в арго – ‘милицейская машина желтого цвета’ – так называемая – безо́бразная, ср.: Сзади завыла сирена и патрульные «канарейки» намертво перекрыли путь к отступлению (Криминальная хроника. 24.07.2003).
19 Обозначение этим словом певца может войти в ряд «птичьих» метафор: соловей, кукушка (о человеке), но открытую структуру это употребление не образует. А перенос на основе желтого цвета образует: мало ли существует предметов желтого цвета. И вот – некоторые примеры. Ср.: На дежурстве наши сестры ходят в желтых халатах, и их называют канарейками (Л. Браун. Кот, который разговаривал с приведениями. Пер. с англ. Е. Кисельниковой). Известно, что во Франции один из футбольных клубов носит название «Канарейка» из-за желтых маек футболистов. Пока мне не встретились другие названия предметов по желтому цвету, но они, вероятно, есть и могут появиться в будущем.
20 Количество зафиксированных значений такого типа у разных слов может быть небольшим, а может превышать десяток. Главное, что это открытый ряд, который может пополняться и пополняться. Таким образом, переносы этого типа служат источником обогащения языка в сфере конкретно-предметной лексики.
21 Другой активный семантический процесс – это употребление одного гипонима вместо другого.
22 Это явление также распространено в разных сферах функционирования русского языка.
23 О некоторых случаях такого употребления в разное время писали как о типичной особенности разговорной речи [Капанадзе 1974], как об одной из особенностей молодежного жаргона и просторечия [Ермакова 1984: 137 и др.].
24 Л. А. Капанадзе приводит примеры замены: подставка – постамент, чадра – вуалетка, противень – поднос и др. Она пишет: «Это временные номинации, возникающие в процессе речи и не вошедшие в словарь литературной разговорной речи» [Капанадзе 1973: 458].
25 Я имею в виду не отдельные временные номинации, а активный процесс, в определенной степени влияющий на состав русской лексики.
26 Вот некоторые примеры из разных сфер языка и разных тематических групп, о которых подробнее – немного ниже.
27 Кепка – фуражка. Койка – кровать. Больница – поликлиника. Кабак – ресторан и т. д.
28 В данном случае мне представляется существенным показать, что это не отдельные примеры, а явление, характерное для городской устной речи. Явление, очевидно, требующее наблюдения и анализа.
29 Что это за феномен? Можно ли его рассматривать в ряду переносов названий, прежде всего метафоры и метонимии?
30 Ведь любой перенос – это употребление одного слова вместо другого – заяц вместо трус; бочка вместо толстуха; защита вместо защитник и т. д.
31 На наш взгляд, замена одного гипонима другим – это особое семантическое явление, которое, однако, можно рассматривать в ряду классических переносов.
32

Тематические группы в гипонимической замене не очень разнообразны, однако они в известной степени отражают картину мира в сознании некоторых категорий людей. При этом направление переносов в значительной мере аналогично традиционно метафорическим.

1. С помещения на помещение. Преимущественно – с одного нежилого помещения на другое. Погреб – подвал. Кабак – ресторан, кафе.

2. С части жилого помещения на другую. Веранда – терраса.

3. С одного лечебного учреждения на другое. Больница – поликлиника.

4. С одного вида оружия на другой. Пушка – пистолет, автомат.

5. С предмета на предмет: в сфере одежды, обуви, посуды и других предметов быта. Капот – халат. Валенки – сапоги. Баклажка – фляга. Блюдо – миска. Рюмки – стопки. Блюдце – розетка. Мочалка – губка. Кепка – фуражка. Кушетка – тахта. Койка – кровать.

6. С одного действия на другое. Жарить – печь. Крошить – резать. Купаться – мыться. Мыть – стирать.

7. С одного вида изделий из теста на другое. Булка – батон. Булка – плюшка. Шарлотка – пирог с яблоком.
33 В некоторых случаях наблюдается взаимозамена гипонимов. Безразлично могут употребляться: веранда – терраса, кушетка – тахта, койка – кровать и др.
34 Но обычно не называют больницу поликлиникой, рюмки – стопками.
35 Теперь сделаю некоторые замечания о распространенности гипонимических замен.
36 Если попытаться установить, в какой социальной среде отмечены эти примеры, то, думаю, лишь в некоторых случаях можно с уверенностью назвать сферу употребления приведенных слов.
37 Неслучайно, как уже говорилось, одни лингвисты в свое время рассматривали некоторые примеры, близкие к гипонимической замене, как типичную особенность жаргона, другие – как просторечия или разговорной речи.
38 Конечно, не все гипонимические пары в равной мере характерны для всех некодифицированных сфер языка, но существенно, как мне представляется, то, что замена одного гипонима другим – явление, не закрепленное за одной из этих сфер, а встречается во всех.
39 На наш взгляд, причин этого явления может быть, по крайней мере, три, а то и больше.
  1. Неточное знание признаков, различающих те или иные реалии.
  2. Безразличие к выбору обозначения (часто показное).
  3. Выражение пренебрежения к миру вещей и тем самым к миру «не
своих» людей.
  1. Нередко употребление одного гипонима вместо другого в быту
определяется традициями семьи: «У нас никогда не говорили розетка, только блюдечко; не половник, а поварешка или разливательная ложка, только шкаф, а не гардероб. Сроду не употребляли слова стопки, только рюмки. По-моему, точно называть – это занудство». Это говорит доктор филологических наук.
40 Приведу текстовые примеры из записей устной речи и некоторых художественных произведений.
41 – Надень фуражку! – Это не фуражка, а кепка. – Какая разница?;
42 – Почему Петрова нет? – Он в больнице. – Как? Что это с ним случилось? – Простудился, пошел к врачу. – А, в поликлинику;
43 – Вчера ходили в классный кабак (ресторан); (Записи устной речи)
44 И стоит пригожий дом сороконожий. Сушатся пеленки, жарится пирог (В. Инбер. У сороконожки народились крошки);
45 Отвечала молодая девушка, видимо, сестра Олега. Чижов поздоровался.
46 – Если можно, позовите, пожалуйста, Олега к телефону.
47 – Он купается, – сообщила девушка.
48 – Он сейчас дома, – понял Чижов. – Передайте ему, пожалуйста, что говорят с его работы. Мы едем к нему, пусть он нас ждет;
49 – Нужно было ему позвонить.
50 – Мы звонили. Он купался. Мы просили сказать ему, чтобы он не выходил из дома (Ч. Абдуллаев. Совесть негодяев);
51 – Кто-то днем плескался в ванной. Я сказала, кто же это задумал мыться среди дня. – А кто купался? И в какой именно ванной? (А. Кристи. Зло под солнцем. Пер. Н. Уманец, С. Никоненко);
52 – А пушку дома оставишь? [пистолет. – О. Е.] (Е. и А. Грановские. Последняя загадка парфюмера);
53 – Допустим, ночью пистолет пропасть не мог. Но Стас понял, что пистолет пропал именно ночью…
54 – Сдается мне, что Воробьев знает, кто увел у него пушку – сообщил Стас (Г. Куликова. Правила вождения за нос);
55 Раиса Иосифовна Розина сообщила мне, что одна ее знакомая называет любую обувь (в том числе сандалии) ботинками, курицей – мясо и курицы, и индейки.
56 Может быть, и традиции семьи, и другие причины приводят к тому, что какие-то слова из состава гипонимов постепенно теряются, а их жалко.
57 Слово больница в настоящее время все чаще употребляется вместо слова поликлиника, и не только в речи неграмотных старушек, но и в речи молодежи.
58 Многие молодые люди не знают слова миска, уверены, что койка и кровать не имеют различий в употреблении (я имею в виду их номинативные традиционные значения, а не значение «постель»).
59 Эти два кратко рассмотренных нами процесса различны по активности и по тому, что, так сказать, приносят языку и что от них можно ждать.
60 Если первый процесс порождает неограниченное количество новых значений, то второй, очевидно, способствует некоторому обеднению языка в сфере конкретно-предметной лексики.

References

1. Gak V. G. Yazykovye preobrazovaniya [Language transformations]. Moscow, Shkola Yazyki Russkoi Kul'tury Publ., 1998. 768 p.

2. Ermakova O. P. [Nominations in vernacular] // Gorodskoe prostorechie. Problemy izucheniya [Urban vernacular. Learning problems]. Moscow, Nauka Publ., 1984, pp. 130–140. (In Russ.)

3. Kapanadze L. A. [Nominations] // Russkaya razgovornaya rech' [Russian colloquial speech]. Moscow, Nauka Publ., 1973, pp. 403–461. (In Russ.)

4. Sklyarevskaya G. N. Metafora v sisteme yazyka [Metaphor in the language system]. Filologicheskii fakul'tet SPBGU, Sankt-Petersburg, 2004. 166 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate