Везде
Определить нельзя помиловать! Функционирование единицы в смысле в русской устной речи (в зеркале теории переходности)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Определить нельзя помиловать! Функционирование единицы в смысле в русской устной речи (в зеркале теории переходности)
Аннотация
Код статьи
S013161170012130-2-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Сулимова Татьяна Сергеевна 
Аффилиация: Санкт-Петербургский государственный университет
Адрес: Россия, Санкт-Петербург
Выпуск
Номер 5
Страницы
55-69
Аннотация

В статье анализируется функционирование единицы в смысле в русской устной повседневной речи. Исследование проведено на материале пользовательского подкорпуса (137 контекстов), источником которого стал звуковой корпус «Один речевой день». Корпусный анализ позволил выявить, наряду со словарными (предложно-падежная форма существительного, пояснительный союз, производный предлог), некоторые неканонические случаи употребления формы в смысле (прагматический маркер, переспрос, квазипереспрос), а также особые переходные случаи, когда однозначно установить статус единицы не представляется возможным. Однако количественное распределение обнаруженных типов употребления единицы в смысле по пользовательскому подкорпусу показывает, что переходные формы встречаются ничуть не реже «обычных» (практически треть от общего количества случаев). Одним из способов описания формирования значений и функций у подобных единиц является шкала переходности, которая позволяет выделить стадии изменений и демонстрирует тесную связь между ними и динамику. На примере единицы в смысле можно наблюдать, с одной стороны, как постепенно происходит языковое развитие в живой устной речи, с другой – как сложен и уникален путь каждой единицы в этом процессе.

Ключевые слова
русская речь, звуковой корпус, переходные явления, прагматический маркер, лексикографическое портретирование
Классификатор
Получено
23.12.2020
Дата публикации
25.12.2020
Всего подписок
4
Всего просмотров
81
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Устная повседневная речь оказывается все более и более привлекательным объектом для современных лингвистических исследований1. Одно из направлений таких исследований тесно связано с явлением прагматикализации как процесса, в результате которого обыкновенные полноценные слова (например: вот, значит, как бы, там, так и др.) переходят на прагматический уровень и утрачивают, полностью или частично, прежние – лексическое и грамматическое – значения, а взамен приобретают функцию [Bogdanova-Beglarian, Filyasova 2018]. Такие необычные (при этом хорошо знакомые и даже необходимые каждому носителю языка в устной коммуникации) условно-речевые единицы будем называть, вслед за Н. В. Богдановой-Бегларян, прагматическими маркерами (ПМ) [Богданова-Бегларян 2014а].
1. Например, XIII Шмелевские чтения (2020 г.) были полностью посвящены повседневной речи как объекту наблюдений и лексикографирования.
2 Специфика большинства ПМ – а базовых таких единиц более 50 [Богданова-Бегларян и др. 2019: 78] – заключается в отсутствии статусной константности. Иными словами, в случае с такими единицами необходимо иметь в виду наличие переходности: невозможно «закрепить» за единицей тот или иной окончательный статус ПМ, неизбежно встречаются контексты, когда «нельзя квалифицировать по принципу “или-или”, а надо отмечать “как то, так и другое”» [Бабайцева 1983: 37]. Установление границы между «стадиями» прагматикализации того или иного слова усложняется его памятью о «своих корнях». Целесообразнее поэтому представлять эти единицы на шкале переходности, которая демонстрирует плавное их «преображение».
3 Одной такой единицей «с памятью» о прошлом своем статусе является форма в смысле. В настоящем исследовании анализируется функционирование этой формы в русской устной спонтанной речи в зеркале такой переходности. Цель работы – построение своеобразной шкалы изменений этой единицы, что может быть весьма полезно в рамках ее лексикографического портретирования2. Материалом для исследования послужил пользовательский подкорпус, который включает 137 употреблений единицы в смысле в различных контекстах. Источником материала стал корпус «Один речевой день» (ОРД), созданный на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета по методике 24-часовой записи [Русский язык... 2016; Bogdanova-Beglarian et al. 2016a, 2016b].
2. Современные исследователи все чаще приходят к идее создания «портретов» изучаемых единиц [Баранов и др. 1993; Апресян и др. 2003]. Принцип лексикографического портретирования был обоснован в монографии Ю. Д. Апресяна «Лексическая семантика», в которой автор исходит из убеждения, что «каждая лексема предстает как автономный и неповторимо своеобразный мир, который хотелось бы описать во всем его богатстве» [Апресян 1995].
4 Непосредственному анализу корпусного материала предшествовала работа с данными словарей. Так, в «Словаре русского языка» под ред. А. П. Евгеньевой (МАС) лексема смысл имеет три основных лексико-семантических варианта (ЛСВ): (1) ‘Разум, рассудок’, (2) ‘Внутреннее логическое содержание, значение чего-л., постигаемое разумом’, (3) ‘Разумное основание, назначение, цель’ [Евгеньева (ред.) 1988: 160]. В «Большом толковом словаре русского языка» под ред. С. А. Кузнецова (БТС) ЛСВ лексемы смысл в целом очень близки тем, что обозначены в МАС: (1) ‘Общее логическое содержание, не сводимое к значениям составляющих его частей; основная мысль, суть, сущность чего-л.’ и (2) ‘Разумное основание; предназначение, цель чего-либо’ [Кузнецов (ред.) 1998: 1220]. Между тем оба словаря определяют форму в смысле как предлог (в смысле чего), управляющий родительным падежом. Кроме того, в БТС обнаруживаем пояснительный союз в том смысле что3 [БТС 1998: 1220], а в МАС – особую форму-конструкцию в (каком) смысле [МАС 1988: 161].
3. «Рождение» предлога в смысле и союза в том смысле что можно с уверенностью признать следствием действия другого важного для языковой эволюции процесса – грамматикализации, а в частном случае с союзом – конъюнкционализации. Ср. другие (как известные, так и обнаруженные на материале ОРД) аналогичные пары : несмотря на → несмотря на то что; невзирая на → невзирая на то что; не говоря о → не говоря о том что/чтобы/сколько… – которые прошли такой же двухступенчатый путь грамматикализации. О последней паре из этой серии см., например: [Звуковой корпус... 2013: 78–89].
5 Корпусный анализ материала устной повседневной речи подтверждает данные словарей. Так, в пользовательском подкорпусе настоящего исследования действительно встретились употребления в смысле как предложно-падежной формы существительного:
6 1) прекрасный / это очень (...) красивый / да? пре… в смысле (...) превосходить / да? но превосходный этот тот / кто пере... восходит / правда? поэтому пре... (И123). В примере (1) говорящий пытается объяснить значение приставки пре- в слове прекрасный (см. метакоммуникативные самопереспросы да?), а потому здесь очень показательно употребление существительного смысл в значении ‘логическое содержание’, которое фиксируют оба упомянутых словаря. Обратимся к следующим примерам:
7 2) я постараюсь / значит вот / (э-э) со звуком... (э-э) как мне представляется (э-э) рассказать / как он устроен // (э-э) в смысле оцифровки // (э-э) в смысле (э) использования (И117);
8 3) а вот здесь нужно понимать что спортивная не в смысле что она ходит в трениках и кедах... да / что почему-то сразу возникает в голове у большинства людей... нет спортивная это значит очень подвижная (И121).
9 В примере (2) дважды употреблена форма в смысле в качестве предлога, который действительно управляет именем в Род. п. (в смысле оцифровки / использования). Рассмотренные случаи, безусловно, относятся к каноническим для исследуемой единицы. Но уже в примере (3) наблюдаем «отголосок» тех изменений, которыми так богат и привлекателен устный повседневный дискурс: союз в том смысле что предстает в «свернутом», с формальной точки зрения, виде. Однако идея пояснительности (говорящий испытывает необходимость пояснить тот смысл, что он вкладывает в прилагательное спортивный) сохраняется и даже усложняется отрицанием (методом «от противного»); при этом дальше, после вставного комментария, посвященного господствующим стереотипам, говорящий возвращается к прилагательному и уже использует альтернативный способ пояснения через глагол значить. Между тем гораздо чаще4 в русской устной речи встречается еще более укороченная форма:
4. О количественном распределении выявленных типов употребления единицы в пользовательском подкорпусе см. ниже.
10 4) И69: тяжело с ним работать // М3: почему? И69: ну такой странный человек // ну в смысле я же с ним вместе сдавал это деловое общение // М3: угу // И69: вместе делали презентацию… необычно5;
5. В случаях, когда контекст представляет собой речь информанта и его коммуникантов, в атрибуции к примеру указывается и этот собеседник: мужчина (М1, М2…) или женщина (Ж1, Ж2…).
11 5) а / вы куда-то далеко хотите уехать что ли? ну / в смысле в другую страну // на море куда-нибудь (И96).
12 В примерах (4) и (5) форма в смысле (а начиная с этого этапа нередко и ну в смысле, о чем см. ниже) функционирует практически так же, как словарный канонический союз в том смысле что (который в полной форме не встретился в пользовательском подкорпусе ни разу): оформляет конструкцию с двумя компонентами, где первый (левый; X) требует пояснения, которое содержится во втором (правом; Y). Пояснения может требовать как целое утверждение (ну такой странный человек), так и его часть, какое-нибудь слово (далеко). Интересно, что в примере (4), с точки зрения прагматики, Y (собственно пояснение) необходим говорящему для того, чтобы снизить категоричность своего первого высказывания (Х; чему способствует еще и употребление маркера изобразительности такой, см. о нем: [Шклярук 2019]). В целом функционирование в устной речи пояснительного союза в смысле именно в таком виде представляется вполне объяснимым следствием действия закона экономии речевых усилий – см. об этом: [Мартине 1960; Поливанов 1981; Богданова-Бегларян 2014б]). Обратимся к следующим контекстам:
13 6) у меня есть две книги / которые тебе необходимо прочитать // в смысле / которые я считаю / что очень необходимо прочитать / потому что я их / ну / я их советую прочитать (И78);
14 7) нет / ну ничего себе / пять лет прошло / выводы не делает / в смысле пять раз / ладно / не пять лет / да не пять лет / я оговорилась / я говорю пять раз / пять раз (И130);
15 8) видите / эта прозрачная штука она тут сетка // в смысле каркас такая (И45);
16 9) И125: а кто тебе мешает? Ж1: платные ПТУ-то ой в смысле фу ты корпус кадетский.
17 Рассмотрим пример (6). С одной стороны, как и в контексте (4), здесь налицо постепенное смягчение категоричности высказывания (тебе необходимо – я считаю, что очень необходимо – я советую прочитать), с другой – это смягчение выходит на первый план: говорящий не ощущает необходимости именно пояснить свои слова, его цель – снизить императивность своего первого высказывания (Х). Прагматическая составляющая начинает доминировать, с этого момента единица в смысле соединяет в себе прагматическую функцию самокоррекции (в данном случае для смягчения категоричности высказывания) и, тем не менее, не теряет своих союзных способностей (например, тоже организует высказывание). Однако уже в следующих примерах (7)–(9) эти союзные способности ослабевают: информанты оговариваются (пять лет, сетка, ПТУ) и, осознав это, исправляются. Если союз в смысле во всех упомянутых ранее контекстах присоединял клаузу (в примере (5), очевидно, предложение неполное), то маркер самокоррекции в смысле, ничего не оформляя, лишь участвует в контекстах типа X… (ну) в смысле Y, где Х – неверная номинация (в терминах В. И. Подлесской – репарандум, фрагмент, подлежащий исправлению), а Y – исправленная номинация (в терминах В. И. Подлесской – репаранс, откорректированный коррелят) [Подлесская и др. 2019]. Любопытно, что самокоррекция может проходить как весьма эмоционально (см. множественные повторения корректной номинации пять раз (7) и дополнительные формулы признания собственной оговорки – междометия ой, фу ты (9)), так и вполне спокойно (8). Представляется, что в последнем случае самокоррекция в принципе связана с поиском подходящего слова, и тогда маркер в смысле получает дополнительный «налет» хезитативности. В дальнейшем уже эта хезитативная функция маркера в смысле получает самостоятельное воплощение в определенных контекстах, ср.:
18 10) только (э-э) (н-н) нам надо сюда товару завезти / и / а так тут сто лет эта / ну / в смысле / аптека / поэтому люди уже знают эту аптеку (И78)6;
6. В примерах (10)–(12) подчеркнуты хезитационные цепочки, а жирным шрифтом выделено найденное высказывание (или, в случае неудачного поиска, его замена).
19 11) он говорит да / но я ее должен та... довести как говорится (э) до... ну в смысле до... ну вот чтобы продать / чтобы продать и в другое место (И117).
20 В примерах (10)–(11) цепочка однофункциональных (функционально синонимичных) маркеров притягивает, подобно «черной дыре», исследуемый маркер и отрывочно или целиком заполняет паузу, во время которой осуществляется поиск нужного слова. Этот поиск может быть как удачным (аптека найдена), так и неудачным, как в примере (11), когда говорящий отказывается продолжать поиск и формулирует свою мысль иначе (см. дважды повторенный предлог до, «приготовленный», очевидно, для существительного, и конечное придаточное чтобы продать…). Важно пояснить, почему именно цепочка втягивает в себя маркер: при анализе корпусных данных не встретилось случаев употребления одиночного хезитативного маркера в смысле, что позволяет сделать предположение об обусловленности такого типа употреблений исследуемой единицы контекстом, когда, по выражению Н. В. Богдановой-Бегларян, «короля делает свита» [Богданова-Бегларян 2019]. Рассмотрим еще один пример:
21 12) ого если... ну в смысле если я приглашаю я плачу за... за него / если он приглашает он за меня / ну или напополам платим (И125).
22 Позиция формы в смысле во фразе и отсутствие первого компонента X (оговорки или мысли, требующей пояснения) подсказывают еще одну прагматическую функцию исследуемой единицы – разграничительную, а именно стартовую: говорящий, оборвав начатое высказывание, снова начинает свою мысль (если … если). Заметим, что именно в качестве хезитативного и разграничительного маркеров форма в смысле окончательно утрачивает свою память, остается только функция, наступает финальная стадия прагматикализации единицы.
23 Здесь уместно еще раз отметить структурный вариант исследуемой единицы – ну в смысле. В соответствии с гипотезой А. Д. Шмелева, «общая идея частицы ну связана с “вынужденным говорением”. Ну уместно, когда развитие коммуникативной ситуации заставляет говорящего сказать нечто (курсив мой. – Т. С.)» [Шмелев 1998: 152]. Думается, что приведенные примеры – (4)–(5) и (10)–(12) – вполне подтверждают эту гипотезу: говорящий использует единицу ну в смысле не только как маркер «вынужденного» пояснения или такой же «вынужденной» самокоррекции, но и как стартовый или навигационный разграничительный маркер, который помогает ему (как правило, после некоторого колебания) либо начать реплику, либо продвинуть вперед начатый речевой фрагмент – во всех случаях налицо именно «вынужденное говорение».
24 Обратимся еще к одному весьма частотному типу употреблений формы в смысле в русской устной речи, ср.:
25 13) И60: он так близко не видит // Ж2: в смысле? почему? И60: у них вообще зрение четыре процента // ;
26 14) И131: а когда будете смотреть (э) интерьер детской? Ж1: в смысле мебель? И131: ну да.
27 Закономерно, что, оформляя пояснение, единица в смысле участвует и в запросе на это пояснение. Как и в случае с союзом, употребления более краткой формы переспроса в смысле? преобладают в устной речи. Полный вариант в каком смысле? встречается в одиннадцать раз реже, что тоже можно объяснить действием закона экономии речевых усилий. При этом сам переспрашивающий может предложить своему собеседнику некую подсказку, как в примере (14). Между тем, если подлинная коммуникативная цель такого переспроса – уточнение информации, то собеседник это легко опознает и дает ответ. В то же время встречаются в корпусном материале и квазипереспросы в смысле?, на которые ответ и не ожидается, поскольку говорящий отвечает сам, ср.:
28 15) И89: где ты? Ж1: в смысле где я? я на севере.
29 Видно, что переспрашивающий весьма уверенно продолжает беседу (где ты? – я на севере), это говорит о том, что в уточнении информации он вовсе не нуждался. В таких случаях, когда не требуется ответ, формула7 в смысле? служит, скорее, для выражения эмоции: удивления и/или неприятия сказанного собеседником8.
7. Реплику в смысле? вполне уместно отнести и к речевым формулам, которые типичны для любой устной речи, ср.: «Наличие в речевой практике говорящих на любом языке большого числа устойчивых повторяющихся выражений – факт сам по себе хорошо известный. Феномены такого рода, определяемые как “идиомы”, “устойчивые сочетания”, “речевые формулы”, “речевые штампы”, “клише”, находят в этом качестве определенное место в любом описании языка» [Гаспаров 1996: 121].

8. Было бы интересно (в качестве перспективы исследования) провести слуховой анализ корпусного материала и проверить, есть ли интонационная разница между выделенными типами.
30 Таковы типы употребления единицы в смысле, которые встретились в пользовательском подкорпусе. На рис. 1 представлено их количественное распределение.
31

Рис. 1. Общее распределение типов употребления формы в смысле в пользовательском подкорпусе Fig. 1. General distribution of the types of use of the form v smysle in the user subcorpus
32 Видно, что почти половина всех употреблений (45,2 %) относится к переспросу. Следующая значительная по объему материала группа – особые переходные случаи, подобные тем, что были рассмотрены в примерах (6)–(9). Практически треть всех контекстов в пользовательском подкорпусе (27,4 %) было трудно идентифицировать однозначно: союз ли это или маркер? Представляется, что, как и было сказано вначале, точное определение статуса единицы в подобных случаях – задача, выполнение которой может привести к бóльшей ошибке, чем отказ от ее выполнения9.
9. Согласно Р. Барту, всякий анализ текста, как и вообще всякое его прочтение, не «конструирует» текст, но, напротив, «деконструирует» его [Barthes 1970: 21–22].
33 Перед тем как взглянуть на шкалу переходности, обратимся еще к одной диаграмме. На рис. 2 дано представление о количественном распределении четырех групп употреблений единицы в смысле:
  1. словарные, канонические (существительное, предлог, союз);
  2. переходные случаи;
  3. в качестве прагматического маркера (хезитативного, разграничительного, самокоррекции);
  4. в качестве переспроса (в том числе квазипереспроса).
34

35 Рис. 2. Количественное распределение групп употреблений единицы в смысле Fig. 2. Quantative distribution of groups of use of the unit v smysle
36 Полученное распределение позволяет предположить, что в русской устной речи существенно преобладают неканонические случаи употребления (91,8 %)10. Однако подобное предположение требует серьезной проверки на более широком материале и сравнения с данными письменной речи.
10. Ср.: «Ненормы дают носителям языка простор для самовыражения» [Жукова 2017]: «не укладываясь в прокрустово ложе нормы, мы пишем и говорим именно ненормами» [Костомаров 2014: 122].
37 Таким образом, корпусный анализ позволил выявить несколько типов употребления формы в смысле в русском устном дискурсе (как словарных, так и неканонических), а также показал переходность, тесную связь между ними, и позволил построить шкалу переходности – см. рис. 3.
38

Рис. 3. Шкала переходности для единицы в смысле Fig. 3. The scale of transitivity of the unit v smysle
39 Представляется, что подобные шкалы будут полезны не только при составлении словарных статей, но и для осознания непрерывности и постепенности языковой эволюции11.
11. Ср.: «В последнее время вновь становится популярной мысль о том, что целесообразно отказаться от “прокрустова ложа” четкой и бескомпромиссной схемы и предпочесть метод количественной оценки, согласно которому каждое языковое явление должно описываться по месту, занимаемому им на шкале постепенных переходов» [Арутюнова 1965]; «Для значительного количества языковых фактов типичные синтаксические модели и лексико-грамматические классы слов оказываются “прокрустовым ложем”» [Бабайцева 1967: 7].

Библиография

1. Апресян Ю. Д. Избранные труды, т. I. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Языки славянской культуры, 1995. 481 с.

2. Апресян Ю. Д., Апресян В. Ю., Богуславская О. Ю., Крылова Т. В., Левонтина И. Б., Урысон Е. В. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. М.: Языки славянской культуры, 2003. 557 с.

3. Арутюнова Н. Д. О критерии выделения аналитических форм // Аналитические конструкции в языках различных типов / Под ред. В. М. Жирмунского, О. П. Суника. М.–Л.: Наука, 1965. С. 121–128.

4. Бабайцева В. В. Переходные конструкции в синтаксисе. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное изд-во, 1967. 392 с.

5. Бабайцева В. В. Зона синкретизма в системе частей речи современного русского языка // Филологические науки. 1983. № 5. С. 35–42.

6. Баранов А. Н., Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Путеводитель по дискурсивным словам русского языка. М.: Помовский и партнеры, 1993. 207 с.

7. Богданова-Бегларян Н. В. Прагматемы в устной повседневной речи: определение понятия и общая типология // Вестник Пермского ун-та. Российская и зарубежная филология. 2014а. № 3. С. 7–20.

8. Богданова-Бегларян Н. В. Еще раз о законе экономии в повседневной спонтанной речи // Коммуникативные исследования. 2014б. № 1. С. 241–251.

9. Богданова-Бегларян Н. В. Короля делает свита: о дополнительных условиях прагматикализации языковых единиц в повседневной речи // Труды международной конференции «Корпусная лингвистика-2019» / Отв. ред. В. П. Захаров. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2019. С. 317–324.

10. Богданова-Бегларян Н. В., Блинова О. В., Мартыненко Г. Я., Шерстинова Т. Ю., Зайдес К. Д., Попова Т. И. Аннотирование прагматических маркеров в русском речевом корпусе: проблемы, поиски, решения, результаты // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: По материалам ежегодной международной конференции «Диалог» / Отв. ред. В. П. Селегей. М.: РГГУ, 2019. Вып. 18. С. 72–85.

11. Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое литературное обозрение, 1996. 352 с.

12. Евгеньева А. П. (ред.). Словарь русского языка в 4 томах. Т. 4. С-Я. М.: Русский язык, 1988. 797 с.

13. Жукова А. Г. Ненормы в отдельных сферах общения // V Международная конференция «Культура русской речи» (Гротовские чтения). М., 2017 [Электронный ресурс]. URL: https://sites.google.com/site/grotconf/tezisy-2017 (дата обращения: 20.05.2020).

14. Звуковой корпус как материал для анализа русской речи: коллективная монография. Часть 1. Чтение. Пересказ. Описание / Отв. ред. Н. В. Богданова-Бегларян. СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2013. 532 с.

15. Костомаров В. Г. Язык текущего момента: понятие правильности. СПб.: Златоуст, 2014. 220 с.

16. Кузнецов С. А. (ред.). Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 1998. 1534 с.

17. Мартине А. Принцип экономии в фонетических изменениях (проблемы диахронической фонологии). М.: Изд-во иностранной литературы, 1960. 260 с.

18. Подлесская В. И., Коротаев Н. А., Мазурина С. И. Самоисправления говорящего в русском монологическом и диалогическом дискурсе: опыт корпусного исследования // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: По материалам ежегодной международной конференции «Диалог» / Отв. ред. В. П. Селегей. М.: РГГУ, 2019. Вып. 18. С. 547–561.

19. Поливанов Е. Д. Где лежат причины языковой эволюции? // История советского языкознания. Некоторые аспекты общей теории языка: хрестоматия / Отв. ред. Ф. М. Березин. М.: Высшая школа, 1981. С. 51–55.

20. Русский язык повседневного общения: особенности функционирования в разных социальных группах: коллективная монография / Отв. ред. Н. В. Богданова-Бегларян. СПб.: ЛАЙКА, 2016. 244 с.

21. Шклярук Е. Я. Какой такой? – об изобразительности в русской разговорной речи (на примере слова ТАКОЙ) // Русская филология. 30 / Отв. ред. М. Григорьев. Тарту: Отделение славянской̆ филологии Тартуского ун-та, 2019. С. 293–298.

22. Шмелев А. Д. Слова-паразиты и их роль в построении дискурса // Русский язык в контексте современной культуры. Тезисы международной научной конференции. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1998. С. 151–153.

23. Barthes R. S/Z, Essais. Paris: Éditions du Seuil, 1970. 278 p.

24. Bogdanova-Beglarian N., Filyasova Yu. Active processes in modern spoken language (evidence from Russian) // Digital transformation and global society. Third International Conference, Conference proceedings DTGS 2018, St Petersburg, Russia, May 30 – June 2, 2018, Revised Selected Papers, Part II. Communications in Computer and Information Science (CCIS). Vol. 859 / D. A. Alexandrov, A. V. Boukhanovsky, A. V. Chugunov, Yu. Kabanov, O. Koltsova (eds.). Springer, Cham, 2018, pp. 391–403.

25. Bogdanova-Beglarian N., Sherstinova T., Blinova O., Martynenko G. An exploratory study on sociolinguistic variation of Spoken Russian // SPECOM 2016. Lecture otes in Artificial Intelligence, LNAI, vol. 9811. Springer, Switzerland, 2016a, pp. 100–107.

26. Bogdanova-Beglarian N., Sherstinova T., Blinova O., Baeva E., Martynenko G., Ryko A. Sociolinguistic extension of the ORD Corpus of Russian Everyday Speech. – SPECOM 2016, Lecture Notes in Artificial Intelligence, LNAI, vol. 9811. Springer, Switzerland, 2016b, pp. 659–666.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести