Везде
“How to Do Things with Words” in Russian Charms
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
“How to Do Things with Words” in Russian Charms
Annotation
PII
S013161170017981-8-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Ekaterina N. Kulikovskaya 
Affiliation: Pushkin Leningrad State University
Address: Russia, St. Petersburg
Edition
Issue 1
Pages
19-34
Abstract

In this paper, I analyze texts of Russian charms from the Theory of Speech Acts point of view. The performative, as an utterance equivalent to an action (for example, I name this ship “The Queen Elizabeth”, I give and bequeath my watch to my brother) firstly described in “How to Do Things with Words” by J. Austin, is still being studied by linguists. The article pays particular attention to the verbs in the form of present tense, first person singular, active voice, indicative mood. The paper explains the choice of words for analysis, illustrating it with examples of how the intentions is shown in phrases like that. The paper proposes a new view on the special performative status of the charm verbs with non-speech semantics (cut, tie) as opposed to the canonical well-studied ones (ask, command). We put forward a hypothesis about the special ritual verbs, which possess ritual semantics unlike canonical performatives. I made observations concerning the specifics of charm performatives in comparison with the same performatives in ordinary speech. The article reveals some pragmatic features, characteristic of performative verbs in Russian incantatory texts. The analysis of verbs makes it possible to find the lexical, verbal core of charm performativity, not being limited to verbs with the semantics of speech action and at the same time remaining within the framework of linguistic analysis. Finally, the classification of Russian charm performative verbs was built. At the end of the article the author provides a semantic classification of Russian conspiratorial performative verbs.

Received
02.03.2022
Date of publication
03.03.2022
Number of purchasers
11
Views
100
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 В русистике и исследованиях русского фольклора существует богатая традиция изучения заговора. Заговоры как таинственное средство воздействия на природу, других людей, сверхъестественных существ, передаваемые и устно, и письменно, хранятся и применяются нашим народом по сей день. Поэтические свойства заговоров отражают веру в магические возможности слова, поиски истоков которой неоднократно предпринимались лингвистами, литературоведами, фольклористами и антропологами. Разные теории по-разному объясняют причины этой веры: рассматривается мифопоэтическое представление о языке и осуществление языком своей магической функции [Якобсон 1975]; заговаривание анализируется как социальная практика, основанная на соблюдении конвенций, а заговор – как особый регистр устной речи [Адоньева 2020: 12], а также как практика убеждения и внушения [Черепанова 1995]. Вне зависимости от подхода заговор признается особым типом текста или жанром, важнейшей чертой которого является убеждение в том, что посредством произнесения (а также хранения или написания) определенных слов могут быть осуществлены изменения в физической или психологической действительности.
2 Для лингвиста основа исследования заговоров может быть найдена в теории перформативности языка [Остин 1986; Searle 1975; Vendler 1976; Арутюнова 1976; Rossolova 2011; Четыркина 2002 и др.]. Под перформативами понимаются высказывания, эквивалентные поступкам (Клянусь; Отрекаюсь; Я требую и др.). Произнести Я нарекаю корабль «Королева Елизавета» означает совершить соответствующее действие – наречение корабля (ср. с высказываниями Я бегу, Я открываю дверь и пр., сообщающими некую информацию, способными быть ответом на вопрос Что ты сейчас делаешь?). Заговорно-заклинательный текст как перформатив рассматривали Е. Н. Левкиевская [Левкиевская 2002], Н. И. Коновалова [Коновалова 2004], М. Вильякайнен [Viljakainen 2011], Д. Вукелич [Vukelić 2019], Д. Николич [Nicolić 2019] и др. А. А. Романов, Е. А. Романова, Е. Г. Федосеева [Романов, Романова, Федосеева 2013] изучают заговор как вид ритуальной коммуникации, обладающий свойством перформативности наряду с другими сакральными коммуникативными актами. Н. В. Гультяева, проанализировав лексику русского заговора, показывает, что рассмотрение заговорной глагольной лексики особенно важно для исследования перформативности заговора [Гультяева 2013: 5, 18].
3 В качестве самого важного свойства перформатива отмечается его самосоотнесенность: перформативное высказывание направлено само на себя, не сообщая о каком-либо действии, а совершая его. Особое внимание языковедов привлекали перформативные глаголы: семантические свойства перформативного глагола как лексической единицы изучали Э. Кошмидер [Кошмидер 1962], Ю. Д. Апресян [Апресян 1986], Э. Бенвенист [Бенвенист 1974], Д. Войводич [Войводич 1999], М. Ю. Михеев [Михеев 2003], Е. А. Красина [Красина 1999] и др. Наибольший интерес вызывала перформативная форма глагола в 1 л. ед. ч. наст. вр. действ. зал. изъяв. накл.: нарекаю, объявляю, требую и пр. Несмотря на то что, как было неоднократно показано, перформативы не сводятся к подобным грамматическим формам, семантика категории перформативности определенным образом отражается в грамматическом значении этих форм в большей степени, чем в значении каких-либо других форм. Главным образом, это такие свойства категории перформативности, как: соотнесенность с актуальным настоящим временем; соотнесенность с действием, происходящим здесь и сейчас; принадлежность высказывания говорящему; активное совершение речевого действия самим говорящим. Именно поэтому, а также потому, что, произнося, например, Я прошу тебя не делать этого, говорящий эксплицирует направленность речевого акта просьбы, данные формы представляют особый интерес.
4 Заговор, с одной стороны, представляет собой перформатив как целостный речевой акт, который становится действенным благодаря выражению намерения заговаривающего и соблюдению необходимых конвенций [см. об этом: Куликовская 2019]. С другой стороны, заговор предоставляет богатейший материал перформативных глаголов, причем как «канонических» (глаголов, содержащих семы речевого действия/воздействия) [Куликовская 2019а], так и нетривиальных перформативов в эксплицитной форме, названных нами «полуперформативными глаголами» [Куликовская 2021].
5 Цель настоящей работы заключается в том, чтобы проанализировать роль перформативных глаголов в заговоре как целостном речевом акте, их значение для выражения намерения заговаривающего. Материалом послужили сборники «Великорусские заклинания» Л. Майкова [Майков 1869] и «Календарно-обрядовый фольклор Сибири и Дальнего Востока» [Болонев, Мельников, Леонова 1997], а также некоторые материалы новейшего сборника заговоров «Магические практики севернорусских деревень» [Адоньева, Степанов 2020] и сборника материалов экспедиций 1998 г. [Аникин 1998].
6 Вначале обратимся к намерению заговаривающего. Каким образом оно может быть выявлено? Во-первых, даже ранние собиратели и составители заговоров интуитивно классифицировали заговоры по цели – «для чего» / «от чего» этот заговор. Во-вторых, (особенно это касается современных изданий) издание может быть снабжено обширными прагматическими комментариями, содержать фрагменты бесед с информантами. Наконец, прагматика заговора может быть установлена ученым непосредственно при общении с информантом в условиях полевой работы.
7 Намерение может быть не высказано в заговоре напрямую:
8 Идешь на вечеринку, открываешь двери и скажи, чтобы больше почету было: «Лев, зверь, я вас всех съем» [Аникин 1998].
9 В этом смысле заговоры могут представлять собой косвенные речевые акты [Серль 1986]. С подобными актами мы часто сталкиваемся в повседневной жизни: так, высказывание Что-то холодно может быть понято как просьба закрыть окно. Хотя и существуют формы высказываний, распознаваемые как просьбы, обещания, клятвы и пр., однако в тех же обстоятельствах для той же цели могут использоваться совершенно другие типы высказываний. Выявить направленность высказывания позволяет анализ контекста.
10 Однако в некоторых случаях в заговорах используются перформативные глаголы, которые обычно закреплены за определенными типами высказываний:
11 Батюшка Истинный Исус Христос, Матушка Пресвятая Богородица, прошу вас: поставьте у рабы (имярек) мозги в головоньке крепко-накрепко, крепче старых, как при рождении, как на роду наречено, во веки веков [Болонев и др. 1997: 458].
12 Очевидно, глагол прошу называет акт просьбы, но значит ли это, что данный заговор тождествен речевому акту просьбы? Нет: заговор остается актом заговора, целью которого является воздействие на здоровье пациента. Однако в состав заговора включен речевой акт просьбы, выполняющий вспомогательную функцию указания на адресованность. Проанализированный материал показывает (это видно и из приведенного примера), что адресатом заговора практически никогда не является реальное лицо, на которое заговаривающий намеревается оказать речевое воздействие. Реальные люди выступают лишь как объекты воздействия, осуществляемого без их участия, вне зависимости от их реакции на заговор; действующими субъектами, исполнителями воли заговаривающего, являются религиозные и мифологические персонажи: Бог, Иисус Христос, Богородица, святые, змеиная царица, заря и пр. Задачей эксплицитного перформатива является адресовать, направить заговор тому «получателю», который в традиционной культуре ассоциируется с выполнением желаемого действия, причем адресовать с учетом правил, принятых при обращении к данному персонажу:
13 (к змеиной царице) Я тебе приказываю: – Иди, приведи мне мать с отцом, братьев и сестер и всех детей! [Болонев и др. 1997: 298].
14 Просьба или приказ могут быть выражены без использования глагола в эксплицитной форме. Так же как и другие ритуальные действия могут быть совершены и без него, а при помощи императива или вообще без использования глагола:
15 Ангел мой, хранитель мой, спи со мной на правом плецике, на ретивом сердецюшке [Адоньева, Степанов 2020, Т. I: 503].
16 Если выразить коммуникативное намерение этого оберега, то текст примет следующий вид:
17 Прошу тебя: ангел мой, хранитель мой, спи со мной на правом плецике, на ретивом сердецюшке.
18 Подобные просьбы и приказы, включенные в структуру заговора, представляют собой, с одной стороны, композиционные элементы заговора, с другой стороны (взятые как отдельные речевые акты), они относятся к косвенным речевым актам, так как, несмотря на то, что по форме это просьбы, их прагматика совершенно иная.
19 Итак, привычные нам, «канонические», перформативы могут быть включены в заговор, но они называют не сам заговорно-заклинательный акт, а другие речевые акты, входящие в состав заговора. Однако в заговорах широко распространены и другие перформативные глаголы, самым интересным из которых является глагол заговариваю и его варианты (уговариваю, выговариваю, наговариваю, переговариваю):
20 Заговариваю я, рабъ Божій (имя рекъ), сими словами, и святыхъ угодниковъ на помощь призываю и умоляю ихъ [Майков 1869: 117].
21 Данный глагол мы относим к типичным перформативным глаголам: он содержит сему речевого действия, самосоотнесен, употреблен в форме 1 л. ед. ч. наст. вр. действ. зал. изъяв. накл. В заговоре он называет не какой-либо речевой акт, входящий в структуру заговора, а сам заговор как таковой. По сути, заговариваю – это наиболее общий перформативный глагол. Можно считать, что он неявным образом входит в глубинную структуру любого заговора.
22 Лексическое значение слова заговариваю (разумеется, имеется в виду только рассматриваемое значение) можно сформулировать в развернутом виде как «осуществляю речевое воздействие с ритуально-магической целью». Произнося заговариваю, коммуникант присваивает себе способность совершать магические действия при помощи слова; перформативно употребляя данный глагол с отсылками к ситуации «здесь-сейчас», коммуникант осуществляет магический акт.
23 Приведем еще примеры для наглядности:
24 Царь Хлѣбъ, не я тебѣ наговариваю, отговариваю отъ всякаго гада, отъ скверной нечистоты, отъ шальной собаки (такой-то шерсти); наговариваю, отговариваю (имя рекъ) изъ костей, изъ мощей, изъ жилъ, изъ поджилковъ, изъ состава, изъ полусостава, изъ буйной головы, изъ реберной кости, изъ горючей крови, изъ тощаго живота, изъ дробныхъ кишокъ [Майков 1869: 69].
25 Отговариваю (имя рекъ) отъ колдуна и колдуницы, отъ чернаго и черемнаго, отъ бѣлаго и русаго, отъ дѣвки самокрутки, отъ бабы простоволоски [Майков 1869: 93].
26 Мы видим, что глаголы заговариваю, отговариваю, наговариваю выражают намерение магически воздействовать на мир при помощи слова. Таким образом, они эксплицируют речевой акт заговора.
27 Рассуждая о речевых актах в составе заговора, мы не можем не задаться вопросом – а есть ли в заговоре какие-либо неречевые акты? Обряд, действительно, может производиться и без речевого сопровождения и вербально выраженного желания. В этом случае цель достигается при помощи некоторого действия, которое выступает как способ осуществления желаемого: например, положить немного дерна в каждый угол жилища для защиты от вампиров.
28 Однако подобные обряды могут и сопровождаться текстом, в котором прямо называется совершаемое действие. Что примечательно, глагол, при помощи которого оно эксплицируется, часто употребляется в форме 1 л. ед. ч. наст. вр. действ. зал. изъяв. накл.:
29 Раба Божия Анна у раба Божьего Ивана заедаю, загрызаю тридцать-единую грыжу, тридцать-единый сустав, головную, мозговую, глазную, носовую, ротовую, ручную, локотную и подлокотную, и кожную, и ногтевую, и кровяную [Адоньева, Степанов 2020, т. 1: 78].
30 В теории перформативного высказывания такие фразы противопоставляются перформативам как констативы. Ср., например:
31 Я завязываю галстук.
32 В большинстве контекстов, которые можно себе представить, такое высказывание будет считаться констативом: высказыванием, которое не осуществляет никакого действия, а лишь сообщает о действии, происходящем в данный момент, и может быть ответом на вопрос «Что ты сейчас делаешь?». Однако в ритуальном контексте этот же глагол может превратиться в перформатив. Например:
33 Как я этот узел завязываю, так я все горести-болезни связываю.
34 Возвращаясь к примеру с загрызанием грыжи, мы, безусловно, должны сказать, что заедаю и загрызаю не являются констативами, несмотря на то что проговаривание может сопровождаться обрядовым действием («пригрызания» суставов у младенца). Это перформативно употребленные неперформативные глаголы. Произнесение такого глагола, даже сопровождаемое называемым действием, представляет собой такую же часть обряда, как и само действие. Особенно хорошо это заметно в заговорах, подобных следующему:
35 Я не порог топчу, я его, раба (имярек), топчу, я ему (имярек) сердце топчу, я ему (имярек) резвость укрощаю [Болонев и др. 1997: 379].
36 В таких формулах скрытого сравнения устанавливается метафорическая связь между ритуальным действием и тем желаемым действием, которое должно произойти в реальности в результате обряда. В приведенном примере действие («наступить на порог») становится ритуальным при помощи вербальной части обряда, а именно конструкции с цепочкой однородных сказуемых в перформативной форме 1 л. ед. ч. наст. вр. действ. зал. изъяв. накл., которые вводят метафору и раскрывают ее содержание. Метафорический перенос осуществляется по двум направлениям. Во-первых, по признаку действия «топтать», в котором акцентируется значение «главенствовать», связанное с базовой универсальной оппозицией «верх-низ». Кроме того, семантически глагол «топтать» связан со всеми предметами, которые могут быть объектом такого действия: в том числе огонь может затаптываться с целью погасить его. В приведенном примере – сердце топчу – актуализировано именно такое значение, что подтверждается синонимией глаголов «сердиться» – «яриться» и уточнением резвость укрощаю. Во-вторых, по признаку символического значения порога дома как границы между внутренним пространством дома и внешним миром, переступаемой заговаривающей. Наступая на порог, новобрачная стремится обезопасить себя от возможной «резвости» будущего мужа и хозяев этого дома, его родителей, посредством ритуального и в то же время обыденного действия – «топтания» порога, причем без называния и толкования данного действия оно не может стать символическим.
37 Совсем необязательно заговор сопровождается называемыми действиями: обряд может это не предусматривать, действие может быть технически неосуществимым либо же архаичным:
38 Так же раб (имярек) беру ту же калену лукову стрелу и состреливаю с раба (имярек) порчу: с его тела, с его крови, с его легкой печени, с семидесяти семи жил, с семидесяти семи суставов на пни, на колоды, на зыбучие болота [Болонев и др. 1997: 462].
39 Глаголы в форме 1 л. ед. ч. наст. вр. действ. зал. изъяв. накл. особенно интересны, поскольку, называя акт, они выражают его направленность, показывая, как его следует «интерпретировать». Данная функция особенно важна для заговоров, так как магические речевые действия особенно нуждаются в толковании – в указании на то, чего именно хочет достичь говорящий при помощи этих действий. Посредством эксплицитного перформативного глагола устанавливается и достигается связь между ритуальным действием и целью обряда. Можно предположить, что называние действия, которое служит магическим способом достижения цели, делает упомянутую связь отрефлексированной, осознанной и за счет этого наполняет действие смыслом. Называние способа достижения цели обычно содержится в так называемой «акциональной»1 части заговора, противопоставленной повествовательным элементам, служащим подготовительным целям, а также «закрепке»2. В зачине заговорного текста находятся глаголы, обозначающие действие, которое не ведет к достижению цели заговора, а является маркером подготовительного этапа:
1. Акциональная, или заклинательная, часть заговора – основная часть заговора. В ней называется ритуальное действие, являющееся способом достижения цели заговора, или/и выражается пожелание. При интерпретации заговора как перформатива именно акциональная часть является центральным элементом текста – именно посредством ее произнесения (часто сопровождаемого соответствующим ритуальным действием) заговаривающий осуществляет желаемое. Некоторые заговоры содержат только заклинательную часть (Как дитя прятанку перерастёт – так с него переполох пропадёт; Сниму крестом, царским перстом, то, что не от Бога, от чёртова порога. Собаке злой выть, а дитю здоровым быть и пр.).

2. Закрепка – часть заговора, магически закрепляющая действие всего предыдущего текста (А все эти слова до слова заключаю замком крепким и ключ в воду).
40 Еду я из поля в поле, во зеленые луга, в дальние места по утренним зорям и вечерним закатам, умываюсь медной росой, утираюсь солнцем, облекаюсь облаками, опоясываюсь чистыми звездами и еду я, еду [Болонев и др. 1997: 336].
41 Этот пример показывает особую значимость вербальной составляющей обряда: называние воображаемых действий служит задаче перемещения в мифологический топос, в котором магические практики становятся реализуемыми, и психологической подготовке заговаривающего, защите от страха перед возможными последствиями этих практик – перед магическими нападениями, перед неудачей, ощущением вины и греховности.
42 В свою очередь, в заключительной части заговора широко распространены перформативы с семантикой закрытия:
43 Заключаю крепким замком и ключ – в воду [Болонев и др. 1997: 349].
44 Данные перформативы также направлены не на достижение основной цели заговаривающего, а на то, чтобы сделать заговор действенным, обеспечить заговору его магические свойства.
45 Вышеописанные неперформативные глаголы в перформативном употреблении достаточно широко распространены в заговорах. Рассматривая только эксплицитные перформативные формы, мы выделили глаголы, при помощи которых достигается цель заговаривающего, входящие в следующие лексико-семантические группы:
46
  1. Глаголы действия
  2. Глаголы физического изменения
  3. Очищение (парю, умываюсь, утираюся)
  4. Обработка и рытье (прирываю, зарываю)
  5. Глаголы повреждения и разрушения
  6. Без инструмента
  7. Создание надлома
  8. При помощи инструмента
  9. Части тела
  10. Ноги (топчу, вытаптываю)
  11. Зубы (грызу)
  12. Оружие (состреливаю, стрелю)
  13. Острый предмет
  14. Протыкание (колю, порю, втыкаю, калываю, прикалываю, закалываю)
  15. Разделение на части (рублю, перерубаю, секу)
  16. Отделение части от целого (отсекаю, подрезаю)
  17. Глаголы изменения качественного состояния
  18. Охлаждение
  19. Глаголы перемещения, движения
  20. Направленное перемещение (выгоняю, гоню, высылаю, погоняю, выкуриваю, кидаю, черпаю, запускаю, сдуваю)
  21. Движение (встаю)
  22. Глаголы помещения
  23. Покрытие
  24. Собственно покрытие (покрываюся)
  25. Открытие (отпираю, отмыкаю)
  26. Закрытие (заключаю)
  27. Одевание (одеваюся, облакаюся, опоясываюсь)
  28. Собственно помещение
  29. В результате физического действия (сажу)
  30. Определенным образом
  31. Окружение (окружаю)
  32. Создание преграды (ограждаю, огораживаюсь)
  33. Закрепление за объектом какого-либо места (утверждаю, кладу, ложусь)
  34. Глаголы речи
  35. Ритуально-магическая речь (уговариваю, отговариваю (-сь), приговариваю (-сь, -ся), заговариваю (-сь, -ся), наговариваю, выговариваю, заклинаю)
  36. Обращение
  37. Просьба (прошу, молю/молюсь, умоляю, жалуюсь, прибегаю)
  38. Приказ (приказываю)
  39. Призыв (призываю, вызываю, выкликаю, поминаю)
  40. Глаголы социального взаимодействия
  41. Специализированные ритуальные акты (отпускаю, крещусь, крестюся)
  42. Эксклюзия (отрекаюсь, отлучаю)
  43. Инклюзия
  44. Влияние, подчинение (укрощаю, предаюсь, корюсь (-ся), отдаю (себя))
  45. Внешнее проявление отношения (кланяюсь, покланяюсь (-ся))
  46. Обеспечение (вооружаюся, заряжаю)
  47. Глаголы познания (справляюся)
47 Безусловно, не только эти глаголы заслуживают внимания: неэксплицитные формы в заговорах также демонстрируют интересные закономерности, рассмотрение которых выходит за рамки настоящей работы. Также представляют интерес неглагольные перформативные единицы.
48 Таким образом, с точки зрения экспликации намерения в заговорах мы обнаруживаем три основных типа перформативных глаголов:
49
  1. Глаголы, в которых выражается основное пожелание заговаривающего (магическим путем, при помощи речи, воздействовать на природу);
  2. Глаголы, выражающие отдельные речевые акты, входящие в состав заговора (просьба, мольба, приказ, отлучение, отречение, призыв);
  3. Глаголы, выражающие неречевые акты, которые становятся речевыми лишь в обрядовом контексте и выражают способ достижения цели заговаривающего, обладающие самой разнообразной семантикой (преимущественно действия с объектом).
50 В заключение отметим, что исследование глагольных единиц в составе заговора является очень продуктивным не только потому, что сами эти единицы являются интересным лексическим материалом, но и потому, что лингвистическое изучение заговорных глаголов вносит определенный вклад в осмысление заговора как речевого акта и жанра. Более того, классификация заговорных глаголов позволяет по-новому подойти к систематизации ритуально-магических практик русского народа и за счет этого углубить наше понимание родной культуры и ментальности.

References

1. Majkov L. Velikorusskie zaklinaniya. SPb., 1869. 164 s.

2. Adon'eva S. B. Konventsii ritual'no-magicheskikh aktov // Zagovornyj tekst. Genezis i struktura / Pod red. L. G. Nevskoj, T. N. Sveshnikovoj, V. N. Toporova. M.: Indrik, 2005. S. 385–401.

3. Adon'eva S. B. Zagovory, oberegi i lechebnye ritualy severnorusskikh dereven' // Magicheskie praktiki severnorusskikh dereven': zagovory, oberegi, lechebnye ritualy / Pod red. S. B. Adon'evoj, A. V. Stepanova. T. 1. SPb.: Proppovskij tsentr, 2020. S. 11–55.

4. Adon'eva S., Stepanov A. Magicheskie praktiki severnorusskikh dereven': zagovory, oberegi, lechebnye ritualy, SPb.: Proppovskij tsentr, 2020. T. 1, 704 s.; T. 2, 568 s.

5. Anikin V. P. (red.). Russkie zagovory i zaklinaniya: Materialy fol'klornykh ehkspeditsij 1953–1993 gg. M.: Izd-vo MGU, 1998. 479 s.

6. Apresyan Yu. D. Performativy v grammatike i slovare // Izvestiya AN SSSR. Ser.: Literatury i yazyka. 1986. № 3 (45). S. 208–223.

7. Arutyunova N. D. Predlozhenie i ego smysl. M.: Nauka, 1976. 383 c.

8. Benvenist Eh. Obschaya lingvistika. M.: Progress, 1974. 448 c.

9. Bolonev F. F., Mel'nikov M. N., Leonova N. V. Russkij kalendarno-obryadovyj fol'klor Sibiri i Dal'nego Vostoka: pesni, zagovory. Novosibirsk: Nauka, Sibirskoe predpriyatie RAN, 1997. 605 s.

10. Vendler Z. Illokutivnoe samoubijstvo. Per. s angl. A. A. Zaliznyak // Novoe v zarubezhnoj lingvistike: sb. nauch. tr. Vyp. 16. Lingvisticheskaya pragmatika / Sost. N. D. Arutyunova i E. V. Paducheva. M.: Progress, 1985. S. 238–251.

11. Vojvodich D. O valentnosti performativnykh glagolov v slavyanskikh yazykakh // Zbornik Matitse srpske za slavistiku. 1999. № 56–57. C. 71–94.

12. Gul'tyaeva N. V. Yazyk russkogo zagovora: leksika: Avtoref. dis. ... kand. filol. nauk: 10.02.01 / Ural. gos. un-t, Ekaterinburg, 2000. 19 s.

13. Konovalova N. I. Lechebnye zagovory kak suggestivnyj tekst // Izvestiya RGPU im. A. I. Gertsena. 2004. № 7 [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/lechebnye-zagovory-kak-suggestivnyy-tekst (data obrascheniya: 13.06.2021).

14. Koshmider Eh. Ocherk nauki o vidakh pol'skogo glagola. Opyt sinteza // Voprosy glagol'nogo vida / Otv. red. Yu. S. Maslov. M.: Inostr. lit., 1962. S. 105–166.

15. Krasina E. A. Semantika i pragmatika russkikh performativnykh vyskazyvanij: Dis. … d-ra filol. nauk. M., 1999. 310 s.

16. Kulikovskaya E. N. Performativnye glagoly v russkikh zagovorakh kak ob'ekt teorii rechevykh aktov // MIRS. 2019. № 2 [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/performativnye-glagoly-v-russkih-zagovorah-kak-obekt-teorii-rechevyh-aktov (data obrascheniya: 13.07.2021).

17. Kulikovskaya E. N. Performativnost' glagolov rechevogo dejstviya v russkikh zagovorakh // Filologiya i kul'tura. 2019a. № 3 (57) [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/performativnost-glagolov-rechevogo-deystviya-v-russkih-zagovorah (data obrascheniya: 16.07.2021).

18. Kulikovskaya E. N. Poluperformativnye glagoly v russkikh zagovorakh: kriterii i obosnovanie vydeleniya // Rhema. Rema. 2021. № 1 [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/poluperformativnye-glagoly-v-russkih-zagovorah-kriterii-i-obosnovanie-vydeleniya (data obrascheniya: 16.07.2021).

19. Mikheev M. Yu. Performativnoe i metatekstovoe vyskazyvanie, ili Chem mozhno isportit' performativ? // Logicheskij analiz yazyka / Pod red. N. D. Arutyunovoj. M.: Nauka, 2003. C. 251–260.

20. Ostin Dzh. Slovo kak dejstvie // Novoe v zarubezhnoj lingvistike: sb. nauch. tr. M.: Progress, 1986. Vyp. 17. 423 s. [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://classes.ru/grammar/159.new-in-linguistics-17/source/worddocuments/_1.htm (data obrascheniya: 01. 02. 2019).

21. Romanov A. A., Romanova L. A., Fedoseeva E. G. Performativnye ritual'nye akty sakral'noj kommunikatsii. M.: Tverskaya GSKhA, 2013. 241 s.

22. Rossolova O. A. Performativ kak pokazatel' adresovannosti vyskazyvaniya // Vestnik KRAUNTs. Seriya «Gumanitarnye nauki». 2011. № 1 (17) [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/performative-as-an-indicator-ofutterance-addressness (data obrascheniya: 19.05.2020).

23. Serl' Dzh. Kosvennye rechevye akty // Novoe v zarubezhnoj lingvistike. Vyp. 17. M.: Progress, 1986. S. 195–223.

24. Cherepanova I. Yu. Dom koldun'i. Nachala suggestivnoj lingvistiki. Perm': Permskij universitet, 1995. 213 s.

25. Chetyrkina I. V. Performativnost' kak universal'naya cherta tekstov pragmaticheskoj napravlennosti (na materiale drevnegermanskikh zagovorov i sovremennykh reklamnykh tekstov) // Sfera yazyka i pragmatika rechevogo obscheniya: Mezhdunar. sb. nauchnykh tr. T. 1. Krasnodar: KubGU, 2002. S. 226–232.

26. Yakobson R. O. Lingvistika i poehtika / Sokr. perev. I. A. Mel'chuka // Strukturalizm: «za» i «protiv»: Sbornik statej. M.: Progress, 1975 [Ehlektronnyj resurs]. URL: http://www.philology.ru/linguistics1/jakobson-75.htm (data obrascheniya: 16. 07. 2021).

27. Nicolić D. Rational argumentation in irrational discourse: Argumentative techniques of verbal charms and folk prayers // Charms and charming. Studies on magic in everyday life. É. Pócs (ed). Ljubljana, Studia Mythologica Supplementa Publ., 2019, pp. 69–86.

28. Viljakainen M. How Miina Huovinen’s incantations are structured // Oral charms in structural and comparative light: Proceedings of the Conference of the International Society for Folk Narrative Research’s (ISFNR) Committee on Charms, Charmers and Charming. 27–29 October 2011, Moscow. T. A. Mikhailova, J. Roper, A. L. Toporkov, D. S. Nikolaev (eds.). Moscow, Probel-2000 Publ., 2011, pp. 201–207.

29. Vukelić D. Micro-analysis of Uroci (evil charms and spells) in the Croatian tradition // Charms and charming. Studies on magic in everyday life. É. Pócs (ed.). Ljubljana, Studia Mythologica Supplementa Publ., 2019, pp. 69–86.

Comments

No posts found

Write a review
Translate