Везде
Прагматика церковнославянских местоимений в русском литературном языке
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Прагматика церковнославянских местоимений в русском литературном языке
Аннотация
Код статьи
S013161170017982-9-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Серегина Елена Евгеньевна 
Аффилиация: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет
Адрес: Россия, Москва
Матвеева Ольга Александровна
Аффилиация: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет
Адрес: Россия, Москва
Выпуск
Номер 6
Страницы
98-111
Аннотация

Церковнославянский язык оказал значительное влияние на формирование русского литературного языка. В древнейших памятниках восточнославянской письменности и в современных текстах представлены различные элементы церковнославянской языковой системы: лексика, отдельные грамматические формы и синтаксические конструкции. Стилистически значимые славянизмы употреблялись для создания возвышенного слога, передачи исторического колорита, для выражения гражданских идей, они же служили средством пародии, иронии и экспрессии. В настоящей статье рассматривается прагматический потенциал некоторых словоформ личных местоимений, заимствованных из церковнославянского языка 1 л. (аз, мя, ми, ны), 2 л. (тя, ти, вы) и возвратного местоимения ся. Данные местоимения имеют книжную окраску, поэтому их использование всегда стилистически мотивировано. В качестве примеров привлекаются данные из Национального корпуса русского языка (исторический, газетный, устный), охватывающие период с XII в. по настоящее время. Также в настоящей статье рассматривается вопрос об омонимии форм мя, тя, ся, свойственных спонтанной речи, и древних энклитик. При анализе примеров с архаичными местоимениями пристальное внимание обращается на контекстуальное окружение словоформ и сопутствующие церковнославянские конструкции.

Ключевые слова
церковнославянский язык, русский литературный язык, местоимения, энклитики, редуцированные формы местоимений
Классификатор
Получено
28.12.2021
Дата публикации
28.12.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
74
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Своеобразие русского литературного языка сложилось во многом благодаря его связи с церковнославянским языком. Древнерусские памятники, в том числе деловой и бытовой письменности, тексты революционной эпохи, новейшая художественная проза и поэзия в различных объемах содержат языковые и текстуальные рефлексы церковнославянского происхождения. Прагматика славянизмов определяется авторскими задачами – от формирования возвышенного слога в XVIII–XIX вв. до экспериментов с архаикой в поэзии постмодернистов [Зубова 2000]. В статье речь пойдет о номинативе личного местоимения 1 л. аз, а также об энклитических формах личных (1, 2 л.) и возвратного местоимений: мя, тя (вин. п. ед. ч.), ми, ти (дат. п. ед. ч.), ся (вин. п.); ны, вы (вин. п. мн. ч.).
2 Обратимся к истории вопроса. В научной литературе представлены различные гипотезы о возникновении трех вариантов личного местоимения 1 л. азъ, язъ, я. Старославянская форма азъ по фонетическим особенностям была противопоставлена древнерусской язъ «наличием протетического [j], который прикрыл начальное а во всех праславянских диалектах, кроме древнеболгарских» [Галинская 2016: 279]. Оба варианта местоимения имеют индоевропейское происхождение. Вопрос об образовании односложной формы я является дискуссионным, вероятнее всего, она появилась уже в праславянском языке [Галинская 2016: 279].
3 Для текстов, написанных на церковнославянском языке, обычной была форма азъ, этот же вариант местоимения входил в состав устойчивых формул се азъ недостоиныи, азъ грѣшныи, азъ худыи и под.: а́зъ недостѡѝныѝ игꙋменъ дани́лъ… (Хожение игумена Данила // ГИМ, Синод. Собр., № 181, XVI в.); …и азъ худыи недостоиныи и многогрѣшныи· рабъ Бж҃ии Лаврентеи мни(х̑) (Суздальская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись). В тестах делового и бытового содержания доминировали формы язъ и я: Се язъ кнѧзь смоленьскыи Федоръ… (Грамота князя Федора Ростиславича по судному делу о немецком колоколе 1284 г.); …а чемѹ сѧ гнѣваеши а ѧ вьсьгда ѹ тебе (Берестяная грамота № 605, 1100–1120 гг.).
4 Иногда в пределах небольшого по объему текста можно найти все три варианта личного местоимения. Хрестоматийным является пример из Мстиславовой грамоты (ок. 1130 г.): Се азъ Мьстиславъ Володимирь сынъ, дьржа Русьску землю, въ свое княжение повелѣлъ есмь сыну своему Всеволоду отдати [Буи]цѣ святому Георгиеви съ данию, и съ вирами, и съ продажами…; А язъ далъ рукою своею и осеньнее полюдие даровьное, полътретиядесяте гривьнъ святому же Георгиеви; А се я Всеволодъ далъ есмь блюдо серебрьно въ [30] гривнъ серебра святому же Георгиеви.
5 Различные толкования вызывает фраза грамоты, в которой не указана интитуляция: а язъ далъ рукою своею и осеньнее полюдие даровьное…. Согласно исследованию А. А. Гиппиуса, в отсутствии прямых указаний на субъект речи, «говорящим» здесь является не князь Мстислав, а его сын Всеволод [Гиппиус 2008: 116]. В коммуникативной организации грамоты складывается своего рода диалог:
6 «– Я, Мстислав… повелеваю своему сыну Всеволоду отдать Буйцы святому Георгию вместе с данями, вирами и продажами…».
7 «– А я [=Всеволод] от себя (по своей инициативе) даю (добавляю к этому) еще и осеннее полюдье в 25 гривен» [Гиппиус 2008: 115]. В подобном прочтении древнерусские варианты местоимения язъ и я употребляются от лица новгородского князя Всеволода.
8 Переход от старославянского азъ к восточнославянским язъ и я укладывается в логику построения грамоты. Во-первых, се азъ – это формула, начинающая грамоту, к тому же церковнославянское азъ является более «престижным» для отсылки к великокняжескому титулу: Мстислав «держит Русскую землю», а Всеволод управляет от его лица Новгородом. Во-вторых, древнерусские варианты язъ и я вынесены за пределы официального начала грамоты, когда уже не требуется соблюдение славянизированного церемониала.
9 Сложно объяснимым является переход от язъ к я. Есть мнение, что «оба варианта употребляются в древних письменных памятниках восточных славян без каких бы то ни было различий» [Гадолина 1963: 24]. Но есть и другая трактовка прагматики местоимений именно в данной грамоте: язъ – это «обычная» регулярная древнерусская форма, и только вариант я представляет разговорную речь младшего поколения, то есть князя Всеволода [Алексеев 2015: 204]. Правда, в такой интерпретации язъ (также как и азъ) исходит от лица великого князя Мстислава, но не Всеволода.
10 «Старомодное», славянского происхождения, азъ отца и живое разговорное я сына как противопоставление на языковом уровне двух поколений кажется весьма привлекательным объяснением, но лингвистически недоказуемым в силу различных причин. Во-первых, противоречива коммуникативная организация документа (язъ – исходит от лица Мстислава или Всеволода?), во-вторых, на настоящий момент все-таки не вполне выяснена закономерность употребления язъ и я в памятниках деловой и бытовой письменности. Так, в берестяных грамотах XI–XIII вв. преобладает вариант я, в XIV–XV вв. формы с язъ в большинстве, и это с учетом ее дальнейшей утраты в истории языка [Зализняк 1995: 113–114].
11 В сложном вопросе генезиса и функционирования вариантов личного местоимения язъ и я непротиворечивой представляется прагматика славянского азъ: уже в ранних восточнославянских памятниках письменности оно является стилистически маркированным средством.
12 Местоимение аз сохраняет востребованность и в современном русском литературном языке, показателем активности словоформы служит ее фиксация в «Частотном словаре современного русского языка» ( >>>> ). Местоимение представлено и в толковых словарях. Для сравнения обратимся к описанию слова по двум лексикографическим источникам, изданным с разницей в несколько десятилетий – в середине XX в. и в первое десятилетие XXI вв.
13 В Словаре современного русского литературного языка (БАС) местоимение аз сопровождается пометой «старинное», а толкование ограничивается указанием соответствующей современной словоформы – я. Далее указывается, что местоимение «в литературном языке употреблялось в некоторых выражениях, заимствованных из церк.-сл., обычно в шуточном или ироничном тоне. Аз есмь. Аз грешный, многогрешный: – Это вы? – воскликнула Власова, вдруг чему-то радуясь. – Егор Иванович? – Аз есмь – ответил он. М. Горький. Мать» [Чернышев (гл. ред.) 1950: 62].
14 В Толковом словаре русского языка под ред. Н. Ю. Шведовой помимо стилистической пометы («старинное») даются архаичные формы род., дат. и вин. падежей – мене, ми, мя. В качестве иллюстрации к значению местоимения приводится цитата из церковнославянского источника: «Мне отмщение и аз воздам (т. е. только мне принадлежит право отмщения и карать могу только я [из послания апостола Павла, в изложении христианского учения: слова Бога о том, что единственно ему принадлежит право воздаяния за грехи людей]. Аз грешный (устар. ирон.) – о себе самом, именно я» [Шведова (отв. ред.) 2011: 7].
15 В Толковом словаре Н. Ю. Шведовой важной частью словарной статьи является контекстное употребление местоимения аз – оно соотнесено с религиозной сферой, тогда как указание на экспрессивные, ироничные и шутливые свойства выражений аз грешный и аз есмь являются основными в БАС. Для сравнения отметим, что в Словаре русского языка (МАС, 3-е изд. 1985 г.), аз толкуется только как «устарелое название буквы», номинатив личного местоимения в словарь не включается [Евгеньева (гл. ред.) 1985: 27].
16 Художественные тексты XIX–XX вв. показывают высокую частотность употребления устойчивых выражений с местоимением аз, восходящих к этикетной формуле. Меняется тональность – от авторского самоуничижения, характерного для древнерусской литературы, к ироничной самопрезентации: Аз, худый, командирован редакцией на съезд врачей, дабы телеграфировать и корреспондировать из Москвы (Ал. П. Чехов. Письма Антону Павловичу Чехову)1; А теперь небось таким же приживальщиком стал, как и аз грешный! (И. С. Тургенев. Степной король Лир); Немного погодя и аз многогрешный последовал его мудрому примеру (Т. Г. Шевченко. Прогулка с удовольствием и не без морали). – Вот мы трое – Тося, Володя и аз, грешник у пекли, – мы и есть руководящая тройка нашей организации… (А. А. Фадеев. Молодая гвардия). В последнем примере выражение аз грешник сочетается с существительным у пекли (в пекле), которое можно трактовать либо как украинизм (действие в романе «Молодая гвардия» происходит в Краснодоне Донецкой области), либо как диалектную форму. Интересно примечание к этому слову Г. Дьяченко, автора «Полного церковнославянского словаря»: «Пекло – ‘сера, смола’. Также значит: беспрестанный, неугасающий огонь, отчего пеклом называется и самый ад» [Дьяченко 2004: 412]. Таким образом, все составляющие данное выражение единицы, независимо от их происхождения, остаются в пределах церковнославянского контекста: грешник в аду.
1. Этот и другие примеры взяты из Национального корпуса русского языка (НКРЯ).
17 Экспрессивность славянизмов мотивирует к языковой креативности и современные СМИ. Местоимение аз обычно используется в составе устойчивого выражения аз есмь заголовков или статей. Продемонстрируем несколько примеров из газетного подкорпуса НКРЯ ( >>>> ).
18 В это наследство, по желанию, теперь можно внести что угодно: и пробки, и коррупцию, и аз есмь грешных, непонятливых депутатов Госдумы от Москвы («Отстаивайте же Севастополь!» // Комсомольская правда. 04.10.2011); Поезд в огне и Аз воздам (Елена Дьякова. Поезд в огне и Аз воздам. «Сережа» Дмитрия Крымова в МХТ // Новая газета. 15.10.2018); Аз директор есмь, директор и остаюсь? С понедельника Верховный Суд России рассматривает иск Игоря Филиппова о незаконном увольнении с поста директора главной библиотеки страны (Елена Скворцова. Аз директор есмь, директор и остаюсь? // Общая газета. 1996).
19 В последнем примере очевидно намерение автора усилить экспрессию заголовка не только за счет устойчивого выражения аз есмь, но и при помощи особой синтаксической конструкции, когда именная часть сказуемого употребляется не в форме творительного, а в форме именительного падежа: директор и остаюсь (ср.: директором и остаюсь). В церковнославянском языке подобный оборот получил название «двойной именительный», ср.: …изъ Нея́же Бо́гъ воплоти́ся и Младе́нецъ бы́сть, пре́жде вѣ́къ сы́й Бо́гъ на́шъ – Из Которой Бог воплотился и стал Младенецем, прежде всех веков Сущий Бог наш (из молитвы «О тебе радуется, Благодатная, всякая тварь»). С учетом славянизированной первой части заголовка (аз есмь), вторую часть – директор и остаюсь – можно интерпретировать как модель, заимствованную из церковнославянского языка. При этом подлежащее – предполагается, что оно выражено формой 1 л. личного местоимения аз (или я) – опускается, что является нормой для церковнославянского синтаксиса [Алипий (Гаманович) 1991: 155].
20 Обратимся к истории форм дат. и вин. падежей личных и возвратного местоимений. Особенностью их склонения в церковнославянском языке является наличие энклитических форм наряду с полными. В единственном числе: мене2 – мz, тебе2 – тz, себе2 – сz (вин. п.) и мнэ2 – ми, тебэ2 – ти, себэ2 – си (дат. п.); во множественном числе: на1съ – ны, ва1съ – вы. Приведем некоторые примеры: …зри1ши мою2 бэду2, зри1ши мою2 ско1рбь, помози1 ми я4кw не1мощну, w3корми1 мz я4кw стра1нна…; ћкw призвA ны2 гDь благовэсти1ти и5мъ.
21 В праславянском языке энклитиками являлись только формы дательного падежа, тогда как формы винительного падежа были акцентно самостоятельными и лишь позже стали энклитиками. Наличие полноударной и энклитической словоформ также характеризовало исходную морфологическую систему древнерусского языка: в дат. п. мънѣ – ми, тобѣ – ти (ед. ч.), собѣ – си; намъ – ны, вамъ – вы (мн. ч.); в вин. п.: мене – мя, тебе – тя (ед. ч.); себе – ся; насъ – ны, васъ – вы (мн. ч.).
22 В древнерусских текстах, близких к живой речи, употребление энклитик и полноударных форм регулировалось рядом правил: обычными являлись энклитики, а полноударные формы употреблялись в особых случаях, например, если на местоимение падало логическое ударение: ѧ дала тобѣ, а Нѣжатѣ не дала (‘я дала именно тебе, а не Нежате’) [Зализняк 1995: 150]. Таким образом, акцентно самостоятельные словоформы «носили как бы резервный характер, т. е. использовались лишь изредка, в некоторых особых случаях. Изменение состояло в том, что эта резервная система стала основной, а затем единственной» [Зализняк 1993: 297]. Считается, что форма дат. п. ти вышла из народно-разговорного употребления к XV в., а ми утратилась к XVI в. [Гадолина 1963: 93]. Исключением стала форма винительного падежа возвратного местоимения ся, которая превратилась в постфикс, слившись с глаголом. При этом энклитики в составе церковнославянских цитат продолжали функционировать в русском литературном языке XVIII–XIX вв. Подчеркнем, что употребление данных форм местоимений, утраченных в истории языка, оказалось возможным благодаря цитированию священных текстов. Реже энклитики извлекались как застывшие формы церковнославянского языка (наряду с лексическими единицами или синтаксическими конструкциями славянского происхождения) для описания вполне бытовой ситуации.
23 Рассмотрим примеры употребления энклитических форм в литературном языке. По словам Л. А. Булаховского, «формы мя, тя, ся нередки у поэтов XVIII в., особенно первой его половины. Реже краткие формы дательного падежа» (Булаховский 1958: 174): А лучше век не писать, чем писать сатиру, Яже ненавистна мя, творца, чинит миру! (А. Д. Кантемир. Ранние редакции. Сатира IV. К музе своей («Музо! не пора ли стиль отменить твой грубый...»).
24 Энклитические формы местоимений находим в произведениях художественной литературы, письмах, документах литературного общества «Арзамас». В большинстве примеров энклитики выступают в составе церковнославянских цитат, буквальных или перефразированных: И без того мой хитон обличает мя, яко несть брачен, да и жена в одной исподнице гуляет (Н. С. Лесков. Соборяне). – Ср.: …хитон мя обличает, яко несть вечерний (Последование ко Святому Причащению); Скоро великий пост – и ты почиешь на лаврах, отдохнешь – и да благо ти будет (А. П. Чехов Вл. И. Немировичу-Данченко). – Ср.: Чти́ отца́ твоего́ и ма́терь твою́, я́коже заповѣ́да тебѣ́ Госпо́дь Бо́гъ тво́й, да бла́го ти́ бу́детъ… (Втор. 5:16); Прийди, гласит оно [Общество безвестных людей], заблудшая овца, очистися от смысла греховного и будешь ми сосуд избранный! (Документы «Арзамаса»). – Ср.: Рече́ же къ нему́ Госпо́дь: иди́, я́ко сосу́дъ избра́нъ ми́ е́сть се́й… (Деян. 9:15).
25 Энклитические формы местоимений можно обнаружить в текстах, написанных на церковнославянском языке, но не соотнесенных с религиозной сферой: И шед, возопих: извощиче, извощиче: кую мзду возмеши довезти мя до храмины? (Андрей Белый. Серебряный голубь); …и рекл ми целовальник: «Человече, чего хощеши?» (Андрей Белый. Серебряный голубь); За ним… в мужской куртке, в зеленых штанах и в зеленой полями заломленной шляпе шагала княжна, забасив, точно козлище: Господи, мя не отверзи! В душемучительной мерзи ― Червь, древоточец могил (Андрей Белый. Москва. Часть 2. Москва под ударом). В последнем примере образцом для фразы Господи, мя не отверзи послужили фрагменты молитв на церковнославянском языке, созданные по модели: вокатив + императив (глагол с отрицанием) + местоимение в форме род. п.: Го́споди, не остави мене; Го́споди, не лиши́ мене́ небе́сных Твои́х благ… и под.
26 Очевидно, что фраза Господи, мя не отверзи создана по измененной модели, то есть вопреки тому, как это предложение строится в церковнославянском тексте: при глаголе с отрицанием местоимение употребляется не в род., а вин. п. (мя вместо мене), при этом энклитика находится в препозиции, а не в постпозиции к глаголу.
27 Во Фразеологическом словаре русского литературного языка зафиксировано устойчивое выражение с энклитической формой местоимения 2 л. мн. числа иду на вы, то есть «решительно и прямо выступаю против кого-либо» [Федоров 2008: 272]. Приведем интересный во многих отношениях пример из повести Л. Кассиля «Кондуит и Швамбрания»: «Иду на вы» – телеграфировал великий князь каким-нибудь там печенегам или половцам и мчался «отмстить неразумным хозарам». Но с таким нахалом, как бальвонский царь, не стоило говорить на «вы», поэтому швамбранский император зачеркивал в сердцах «иду на вы» и писал: «иду на ты». Для детей понятен общий смысл фразы – это объявление войны. Однако опора только на современную грамматику не дает возможности правильно интерпретировать местоимение как энклитическую форму мн. числа вин. падежа (на вас), поэтому происходит двойная трансформация форм ед. числа, то есть неверно понятое вежливое вы, излишне почтительное для соперника, заменяется на фамильярное ты в письме. Так возникает аномальная конструкция им. падежа местоимения ты с предлогом, которая наделяет фразу дополнительным подтекстом: иду на ты, то есть перехожу на ты и выступаю именно против тебя. Таким образом, стремление сохранить знакомую из исторических книг формальную модель при использовании формы единственного числа местоимения ведет к не менее выразительной фразе, чем ее исходный вариант.
28 Церковнославянизмы вступают в омонимичные отношения с современными языковыми единицами. Это явление наиболее ярко раскрывается на лексическом уровне. Равнодушный, нужда, работа – значения этих и многих других слов различаются в церковнославянских и современных русских текстах. Более редкими являются примеры омонимии архаичных2 и современных словоформ, например, заимствованных из церковнославянского языка энклитик и редуцированных форм местоимений в спонтанной речи: Аще же тя зде единожды обрящу, сокрушу без милости твои члены (Е. Г. Водолазкин. Лавр); – Смотри, я тя проучу, – пригрозил он (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого. Путешествие в седьмую сторону света // Новый Мир. 2000). В первом примере тя (вин. п. ед. ч.) используется в конструкции, созданной по нормам церковнославянского языка, то есть по сути представляет энклитику. Во втором случае тя является разговорной редуцированной формой местоимения.
2. Термин «архаичный» используется в отношении церковнославянских по происхождению местоимений. Однако некоторые из форм в древнерусском и церковнославянском языках совпадали (этот вопрос более подробно будет рассмотрен ниже).
29 Обратимся к вопросу формального совпадения церковнославянских энклитик и редуцированных форм разговорной речи.
30 В современной устной и спонтанной письменной речи наряду с литературными формами личных и возвратного местоимений функционируют редуцированные формы вин. п.: меня – мня – мя, тебя – тя; себя – ся (вин. п.). Редуцированными формами дат. п. ед. ч. местоимений тебе и себе являются варианты те и се, фонетически они не совпадают с энклитиками и в статье не рассматриваются.
31 ― Парит-то седни как, едят тя мухи (Алексей Иванов. За рекой, за речкой. 1982). У мя есть рассказики на английском и роман на французском/ называется «La mysterieuse inconnue» (Телефонный разговор. 2006 // Из коллекции НКРЯ); ― К сожалению, как это ни прискорбно, но любовь все хуже вяжется с окружающей нас действительностью: многие ее либо не познали, либо если и познали ― игнорируют свои чувства руководствуясь разумом и буквально-таки душат ся изнутри (О любви (форум). 2005). Для сравнения приведем пример из романа Е. Водолазкина «Лавр», где ся в стилизованной речи и в окружении архаичных словоформ является энклитикой: Злато терто и внутрь приято исцеляет тех, кои сами с собою глаголют, и сами ся спрашивают, и сами отвещают, и во уныние впадают (Е. Г. Водолазкин. Лавр).
32 Редуцированные формы местоимений вин. п. лишь формально совпадают с энклитиками, заимствованными из церковнославянского языка, в частности, на это указывает тот факт, что редуцированные формы русского языка употребляются не только в вин., но и в род. п.: Она же реально без мя не сможет! (Телефонный разговор. 2006 // Из коллекции НКРЯ). Стоит отметить, что в русских говорах, которые также показывают употребление редуцированных форм мя, тя, формы род. п. исключительно преобладают над формами вин. п. [Гадолина 1963: 53]. Это значит, что варианты мя, тя не могли сохраниться как реликтовые древнерусские формы ни в говорах, ни в разговорной речи.
33 Однако стоит отметить, что некоторые литературные фрагменты предполагают двоякое толкование словоформ местоимений – как редуцированный вариант современного местоимения или как заимствованную из церковнославянского языка энклитику: ― Накажи тя господи, и Лёшку твово накажи!.. (Алексей Иванов (Алексей Маврин). Псоглавцы. Гл. 1–20. 2011). ― Отыдь, воин! — загремел Аввакум.  Не то брязну тя по зубам, как Николай-угодник Ария-собаку. (Ю. М. Нагибин. Огненный протопоп. 1972–1979).
34 С одной стороны, в приведенных примерах очевидна отсылка к религиозным текстам или воссоздание исторического колорита, например, в речи Аввакума, с другой – в контексте с местоимением тя употребляются просторечные слова или выражения Ария-собаку, брязнуть.
35 Итак, церковнославянские формы личных местоимений имеют длительную историю бытования в русском литературном языке. Так, местоимение аз уже на начальном этапе древнерусской письменности выступало как стилистически маркированное средство. В чем причина такой устойчивости употребления? Возможно, некоторые словоформы (самостоятельно или в сочетании с другими архаичными единицами) представляют собой своеобразные константы славянского наследия, хорошо усвоенные и узнаваемые носителями русского языка. В комедии М. Булгакова «Иван Васильевич» первой фразой Якина при разговоре с царем является выражение аз есмь: «Аз есмь... умоляю, не хватайтесь за ножик!..». Так персонаж «переключает» языковой код с русского на церковнославянский для налаживания коммуникации с героем из прошлого («Зинаида, подскажите мне что-нибудь по-славянски!..»). Среди других факторов устойчивости можно назвать полиэкспрессию местоимений: высокий слог, исторический колорит, шутка, ирония, пародия. Все это побуждает авторов к языковой креативности при создании текстов или броских заголовков.
36 Энклитические формы местоимения мя, тя, ми, ти, ны (форма вин. п. ся даже в стилизованной речи используется редко) являются более специфичными для современного носителя языка по сравнению с местоимением аз. Энклитики прочнее «привязаны» к цитатам из церковнославянских текстов. Естественно, что их стилистические функции в современном языке совпадают с теми, что и у местоимения аз. Но и эти формы, во многом затемненные для носителей русского языка, могут являться способом лингвистической рефлексии профессиональных писателей или специалистов в области языкознания. При этом текст с формами энклитик может отражать вполне бытовую ситуацию, например, СМС-сообщение коллеге (шуточное поздравление с началом учебного года): …скорбь мя велия обдержит, внегда ми воспомянути да имамы паки пред ученики неразумными предстати [Альбрехт 2021: 127].

Библиография

1. Алексеев А. В. Историческая грамматика русского языка: учебник и практикум для академического бакалавриата. М.: Юрайт, 2020. 314 с.

2. Алипий (Гаманович). Грамматика церковнославянского языка. [Репр. воспр. изд. 1964 г.]. М.: Худ. лит., 1991. 271 с.

3. Булаховский Л. А. Исторический комментарий к русскому литературному языку. 5 е изд., доп. и перераб. Киев: Радянська школа, 1958. 487 с.

4. Гадолина М. А. История форм личных и возвратного местоимений в славянских языках. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1963. 147 с.

5. Галинская Е. А. Историческая грамматика русского языка: Фонетика. Морфология. Изд. 2-е, испр. М.: ЛЕНАНД, 2016. 416 с.

6. Гиппиус А. А. Загадки Мстиславовой грамоты // Miscellanea Slavica. Сборник статей к 70-летию Бориса Андреевича Успенского / Сост Ф. Б. Успенский. М.: Индрик, 2008. С. 109 –129.

7. Дьяченко Г. Полный церковнославянский словарь (со внесением в него важнейших древнерус. слов и выражений). [Репр. воспр. изд. 1900 г.]. М.: Отчий дом, 2004. 1120 с.

8. Евгеньева А. П. (гл. ред.). Словарь русского языка. Т. 1. 3-е изд., стер. М.: Русский язык, 1985. 702 с.

9. Зализняк А. А. К изучению языка берестяных грамот // Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1984–1989 гг.). М.: Наука, 1993. С. 191–321.

10. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М.: Языки русской культуры, 1995. 720 c.

11. Зубова Л. В. Современная русская поэзия в контексте истории языка. М.: Новое литературное обозрение, 2000. 431 с.

12. Ляшевская О. Н., Шаров С. А. Частотный словарь современного русского языка (на материалах Национального корпуса русского языка). М.: Азбуковник, 2009 [Электронный ресурс]. URL: http://dict.ruslang.ru/ (дата обращения: 10.09.2021).

13. Федоров А. И. Фразеологический словарь русского литературного языка. 3-е изд., испр. М.: Астрель: АСТ, 2008. 878 с.

14. Чернышев В. И. (гл. ред.). Словарь современного русского литературного языка. Т. 1. М.–Л.: Издательство Академии наук СССР, Наука, 1950. Т. 1. стлб. 767.

15. Шведова Н. Ю. (отв. ред.). Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов. М.: Азбуковник, 2011. 1175 с.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести