RAS History & PhilologyRusskaya rech

  • ISSN (Print) 0131-6117
  • ISSN (Online)3034-5928

На службе русского языка и российской науки (Людмила Алексеевна Вербицкая)

PII
S013161170019039-1-1
DOI
10.31857/S013161170019039-1
Publication type
Personal
Status
Published
Authors
Volume/ Edition
Volume / Issue 1
Pages
119-127
Abstract

-

Keywords
-
Date of publication
03.03.2022
Number of purchasers
11
Views
83

В середине 90-х годов XX века один журнал поместил кроссворд с вопросом «Ректор Санкт-Петербургского государственного университета» – 9 букв. Такого, скорее всего, не было за всю историю университетского образования в мире и совершенно точно – за более чем два столетия существования СПбГУ. Этим ректором была Людмила Алексеевна Вербицкая, удивительный человек, соединявший в себе качества замечательного ученого, филолога-русиста, выдающегося организатора науки и яркого общественного деятеля, имя которого было известно далеко за пределами университета, города и даже страны. В этом небольшом очерке мы постараемся рассказать обо всех этих сторонах жизни и работы Людмилы Алексеевны.

Людмила Алексеевна Вербицкая 1994-95 гг. Lyudmila Alekseevna Verbitskaya (1994-95)

Людмила Алексеевна Вербицкая (17.06.1936, Ленинград – 24.11.2019, Санкт-Петербург) родилась в Ленинграде, ее отец – Алексей Александрович Бубнов, секретарь Ленинградского горисполкома, был обвинен в рамках так называемого Ленинградского дела и в 1950 г. расстрелян; реабилитирован 14 мая 1954 года. С 1950 по 1953 г. Людмила находилась в детской трудовой исправительной колонии во Львове, где по ходатайству заместителя начальника колонии В. Н. Карповой обучалась в городской школе и поступила на филфак Львовского государственного университета, а в 1954 г. перевелась на филологический факультет Ленинградского университета, русское отделение которого окончила с отличием в 1958 г. В 1965 году защитила кандидатскую диссертацию, в 1977 году – докторскую. Прошла путь от лаборанта Кафедры фонетики и методики преподавания иностранных языков (1958–1961) до профессора (с 1979 г.). С 1985 года – заведующая кафедрой общего языкознания; проректор по учебной работе (1984–1986), первый проректор (с 1993 г.), и. о. ректора, ректор СПбГУ (1994–2008); президент СПбГУ (2008–2019); декан филологического ф-та (2010–2019); президент Российской академии образования (2013–2019).

Женщина во главе одного из ведущих университетов страны – явление нечастое, и в нашей стране, и за ее пределами. Не говоря уже о том, что ректор этот – не математик, не физик или химик. Впрочем, ко времени избрания ректором филолог Вербицкая уже успела проявить себя на посту первого проректора (традиционно эту должность также занимали представители точных наук), в частности, сыграв ведущую роль в уточнении даты основания нашего Университета (1724 г.) и поспособствовав возвращению ему очищенного от скверны исконного названия.

Тогда же у Л. А. Вербицкой появилась еще и возможность заступиться за то, что она любила едва ли не больше всего – хороший русский язык. Очень скоро жители Петербурга узнали ректора СПбГУ «в лицо». Она смотрела на них с плакатов с призывом «...говорить как петербуржцы!».

Весьма значительными, хотя и менее заметными для широкой публики, были перемены внутри СПбГУ – от ремонта обветшалых зданий до изменения учебных программ. Прямо и непосредственно эти перемены коснулись профессорско-преподавательского состава, изрядно увеличившегося в те годы. С самого начала в основу кадровой политики был положен принцип: все, кто достойно проявил себя в той или иной области науки, должны знакомить со своими достижениями студентов Санкт-Петербургского государственного университета. В Университет стали приглашать ведущих ученых города (в том числе тех, кто, по разным причинам, прежде не допускался к преподаванию в Университете), а позже – всей страны и зарубежья. Это были те самые «лихие 90-е» годы, которые кто-то вспоминает с содроганием, а многие – как время надежд, когда появилась наконец возможность поделиться накопленными знаниями.

В должности ректора Санкт-Петербургского государственного университета Л. А. Вербицкой нужно было решать проблемы, зачастую совсем не научные. «В наше трудное время...» – напоминали сочувствующие. «А иные времена, не трудные, вы помните?» – спрашивала Людмила Алексеевна, отправляясь в студенческое общежитие в Петергоф или в Москву на встречу с очередным министром. «Вы ее когда-нибудь видите?» – спрашивали сотрудников кафедры. Преподаватели видели свою заведующую по крайней мере два раза в месяц на заседаниях кафедры, а студенты своего профессора – еженедельно на лекциях. (Ни того, ни другого Людмила Алексеевна не пропускала без крайней необходимости.)

В эти действительно непростые времена у ректора появилась реальная возможность оказывать влияние на одну из самых важных для нормального существования и развития любой страны областей – просвещение. Две его составляющие – наука и образование, по глубокому убеждению Л. А. Вербицкой неразрывно связанные между собой, – в идеале являются частью единого общемирового процесса, в стороне от которого на протяжении многих лет оставалась российская наука.

Ученые одного с Л. А. Вербицкой поколения слишком хорошо знали, что происходит с наукой в изоляции, когда нет возможности выслушать критику зарубежных коллег, указать им на их ошибки и вместе реализовать принцип «Научное положение – это положение, которое можно опровергнуть» (добавим: и защитить). Самое обидное в этой ситуации было то, что советские гуманитарии в основном неплохо знали, что происходит в их области за рубежом, тогда как их собственные достижения, за редким исключением, оставались неизвестными огромной части мирового научного сообщества. Это относилось и к конкретным исследованиям, и к целым направлениям и школам, в рамках которых эти исследования проводились. Одной из них была Школа Льва Владимировича Щербы (1880–1944), развивавшаяся в полемическом содружестве – не только с Московской фонологической школой, но и с Пражским лингвистическим кружком, и с американским дескриптивизмом, а также с новейшими течениями в языкознании, с одной стороны, а с другой – с выдающимися предшественниками, память о которых хранила российская наука. Такой подход, не ограниченный ни географией, ни хронологией, она готова была предложить ученому миру в качестве основы для равноправного диалога и сотрудничества.

Людмила Алексеевна Вербицкая 2010-11 гг. Lyudmila Alekseevna Verbitskaya (2010-11)

По убеждению Л. А. Вербицкой, наука (соответственно и распространение научных идей) начинается со студенческой аудитории. Поэтому естественным первым шагом к сближению представлялась выработка сопоставимых образовательных стандартов. Это и стало одной из причин присоединения России к Болонской конвенции1. Многими этот шаг расценивался как посягательство на основы «лучшего в мире образования», «учившего мыслить». Людмила Алексеевна лучше многих знала достоинства и недостатки российского и советского образования. К первым, несомненно, относилась широта, не ограниченная сиюминутными практическими потребностями: «Что значит “бесполезные знания”. Кто знает, что завтра понадобится или послезавтра?» В одной из поездок Л. А. Вербицкая познакомилась с популярным на Западе принципом «Умение прежде знаний (Skill before knowledge)». В этом она усмотрела аналог отечественного лозунга «Образование должно быть востребовано». «Кем востребовано? – интересовалась Людмила Алексеевна. – Сами-то они чему учились? Потребности в образовании пусть определяет тот, кто сам хорошо образован. Кто знает, что уже лишнее, а чего не хватает».

1. Болонская декларация – совместное заявление европейских министров образования «Зона европейского высшего образования», сделанное в г. Болонья (Италия) 19 июля 1999 г. На сегодняшний день документ подписали 48 стран. Россия присоединилась к Болонскому соглашению в 2003 году.

При этом главный недостаток естественно видеть в ограничениях любого рода, прежде всего, конечно, идеологических. «Что же это за такое “лучшее в мире”, – спрашивала Людмила Алексеевна, – когда добрая половина писателей под запретом? Про историю и говорить нечего... И как вы хотите, чтобы люди при этом мыслили? По катехизису – вопрос-ответ?» Последнее относилось к экзаменам, прежде всего к вступительным экзаменам в вуз, где по мысли противников формального подхода и проверялось «умение мыслить». «Что можно продемонстрировать за пятнадцать минут? – удивлялась Людмила Алексеевна. – Максимум, что ты думаешь так же, как экзаменатор, а вы оба – как учебник. Вопросы должны быть конкретными, а критерии оценки – четкими. Иначе – болтовня с одной стороны и произвол с другой».

Для проверки конкретных знаний до сих пор не придумано ничего лучше тестирования. Противников у него едва ли не больше, чем сторонников. Их доводы – «дурацкие вопросы», «узость», «ответ можно угадать» – Л. А. Вербицкая прекрасно знала и во многом разделяла. Отсюда – обоснованные ответы на критику: «Формулировки можно отредактировать, глупые вопросы поменять на умные. Было бы кому все это делать. Этому учиться надо». Или про ограниченный объем проверяемых знаний («узость»): «Чему научите, то и проверять станете. А научите тому, что сами знаете». Последнее – в ответ на призывы отказаться от Единого государственного экзамена. Осознавая все его недостатки, понимая, сколько времени понадобится для доведения его до приемлемого состояния и сколько – для того, чтобы ученики и учителя поняли, что тестирование должно быть особой системой, направленной не на «натаскивание» и «угадывание», но лишь на объективную проверку полученных знаний. Объективность и была тем главным достоинством, которое Л. А. Вербицкая усматривала в пресловутом ЕГЭ.

Очень скоро выяснилось, что в СПбГУ достойны обучаться не только выпускники элитарных столичных гимназий:

«Вы знаете, сколько у нас сейчас иногородних студентов? Не поверите: 70 процентов! Кажется, очень неплохие. И наш университет выбирали вполне осознанно, и город: «Родители здесь учились. Бабушка родилась в Ленинграде». Кстати, у большинства очень хороший русский язык. Как у бабушек».

Эти студенты слушали лекции Людмилы Алексеевны. От нее узнавали о языкознании и языковедческих школах – петербургской, московской. И о том, что во все времена оставалось главным ее делом – об орфоэпии. Последнюю Л. А. Вербицкая определяет как «раздел языкознания, изучающий произносительные нормы» и как «совокупность произносительных норм национального языка, обеспечивающую сохранение единообразия его звукового оформления»2. Здесь «правильное» противопоставляется «неправильному», нежелательному, в каком-то смысле даже недопустимому, но отнюдь не невозможному, поскольку «неправильности» существуют в речи многих (иногда даже большинства) носителей языка. Может сложиться впечатление, что орфоэпия – прикладная наука, а задачи ее – исключительно прескриптивные – разработка норм «правильного произношения». Между тем, это – только часть, несомненно важнейшая, большой области лингвистики, куда входит – не менее важное – обоснование выбора того, что становится языковой «нормой». Объясняя кому-то суть этого понятия, Людмила Алексеевна процитировала в качестве иллюстрации реплику одного из персонажей пьесы М. А. Булгакова «Зойкина квартира»: ...к смокингу ни в коем случае нельзя надевать желтые ботинки.

2. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 351.

«Почему нельзя? – спрашивала она. – Протекают? Нет. Просто договорились, что нельзя. Установили такую норму. Вот сковороду, вместо шапки, действительно нельзя; и перчатки, вместо валенок. У них функция другая. А функцию задает система».

Система и норма – два центральных понятия в учении Льва Владимировича Щербы, к школе которого принадлежала Л. А. Вербицкая. Норма предполагает выбор (сознательный или стихийный) из того, что предлагает языковая система. Последняя складывается, как правило, на протяжении длительного времени, в результате процессов, происходящих в синтаксисе, морфологии и звуковом строе каждого языка, точнее его диалектов и говоров, в которых представлены результаты языкового развития, различные, но относящиеся к одной общей системе. Диалекты встречаются или, наоборот, расходятся, из них заимствуются те или иные формы, что не нарушает отношений, сложившихся в системе данного языка. В какой-то момент один из говоров утверждается в качестве эталонного, престижного, то есть становится нормой. Как правило, это – говор столицы, где как раз чаще всего и встречаются носители различных диалектов: «В Москве поселяются представители как северновеликорусского, окающего, наречия, так и южновеликорусского, акающего. Народные говоры объединенных местностей начинают функционировать как диалекты формирующегося великорусского общенародного языка»3. Позднее московский говор перекочевал в новую столицу, где на него воздействовали окружающие Петербург – Петроград – Ленинград северно- и средневеликорусские говоры4. Так сложились две нормы русского литературного языка – московская и петербургская (ленинградская), когда-то явственно различные, но впоследствии значительно смешавшиеся.

3. Вербицкая Л. А. Русская орфоэпия. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1976. С. 23.

4. Вербицкая Л. А. Указ соч. С. 71.

Уже много лет в начале каждого учебного года на кафедре общего языкознания (ныне имени Л. А. Вербицкой) происходит знакомство с первокурсниками: студенты рассказывают о себе, своих интересах, планах на будущее. В какой-то момент сотрудники кафедры стали замечать, что студенты начали говорить «как-то не так» – изменился характер гласных, появилась нетипичная для Петербурга интонация... Назывались разные причины «изменения», вплоть до самых невероятных – влияние диск-жокеев, подражавших американцам. «Господи! – воскликнула Людмила Алексеевна. – Это же так очевидно: отменили прописку, город открылся, в него съехались люди из разных городов и весей, все со своими говорами. Перемешались. Как в 1703 году».

В этом замечании вся орфоэпия, целый комплекс наук: история языка и просто история, диалектология и все аспекты языкознания – фонетика, морфология, синтаксис. Все они обозначены в предисловии к книге Л. А. Вербицкой «Русская орфоэпия», предметом которой является «произношение отдельных звуков, их сочетаний, отдельных слов в тексте, отдельных грамматических форм, в некоторых случаях сочетаний слов...».5 Книга имеет подзаголовок: «К проблеме экспериментально-фонетического исследования особенностей произносительной нормы». В книге много таблиц, осциллограмм, спектрограмм – целых слов, произносимых различными дикторами, и отдельных звуков в различных окружениях и различных произносительных стилях и регистрах. Все это дает ясное представление о норме в ее идеальном состоянии и о факторах, определяющих отклонения от нормы, такие как влияние просторечия, тип речи и даже индивидуальные особенности диктора.

5. Вербицкая Л. А. Указ соч. С. 3.

На основе этой монографии в 1977 г. Людмила Алексеевна защитила докторскую диссертацию «Современное русское литературное произношение (Экспериментально-фонетическое исследование)». Этому предшествовали исследования, отраженные в ее кандидатской диссертации «Звуковые единицы русской речи и их соотношение с оттенками и фонемами» (1965), в многочисленных статьях, начиная с самых первых, написанных в соавторстве с Л. Р. Зиндером и Л. В. Бондарко.6 Уже на этом этапе просматривается орфоэпическая направленность научных интересов Л. А. Вербицкой, отразившаяся в ряде ее публикаций: «Некоторые вопросы русской орфоэпии» (Русский язык за рубежом. 1970. № 2), «К специфике так называемых ленинградской и московской орфоэпических норм» (Вопросы теоретической и практической фонетики. М., 1973). Эта тема по-разному развивалась в более поздних работах, таких как «Вариантность современной произносительной нормы русского литературного языка» (Вестник ЛГУ. 1977. № 8), «К вопросу о соотношении нормы и вариантов» (Звуковой строй языка. М., 1979), «The Phonemic System Change in Pronunciation Norm» (The 10th International Congress of Phonetic Sciences. Utrecht, 1983), «Языковая норма: реальность или вымысел?» (Проблемы и методы экспериментально-фонетических исследований, к 70-летию профессора кафедры фонетики и методики преподавания иностранных языков филологического факультета СПбГУ Л. В. Бондарко. 2002), вплоть до написанной в соавторстве с двумя юристами работы «Требования к устной речи при использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации»7, выходящей за пределы собственно языкознания. А широкому кругу филологов, и не только филологов, была адресована многократно переизданная и получившая заслуженную известность книга «Давайте говорить правильно» (М.: Высшая школа, 1993, 2003 и др.).

6. Зависимость временных характеристик согласных от их фонетического положения // Вопросы радиоэлектроники. 1960. № 3; Акустическая характеристика твердых и мягких согласных в русском языке // Вопросы радиоэлектроники. 1964. Вып. 4.

7. Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия «Язык и литература». Вып. 4. СПб., 2017. Соавторы – Н. М. Кропачев и С. А. Белов.

Лингвистические обоснования различных аспектов орфоэпии создавались на всем протяжении научной деятельности Л. А. Вербицкой, начиная с самых ранних ее публикаций, таких как «Некоторые характеристики современной произносительной нормы с точки зрения объективных данных»8 или «Акустическая характеристика эталонов русских гласных»9. Методам получения объективных данных, в том числе инструментальных, Л. А. Вербицкая училась под руководством учеников Л. В. Щербы – Маргариты Ивановны Матусевич (1895–1979) и Льва Рафаиловича Зиндера (1904–1995). Оба по очереди заведовали кафедрой фонетики и методики преподавания иностранных языков (с 1941 по 1966 и с 1966 по 1977 соответственно), храня и развивая традиции своего учителя. В это же время кафедрой скандинавской филологии заведовал ее основатель Михаил Иванович Стеблин-Каменский (1903–1981), кафедрой классической филологии – Аристид Иванович Доватур (1897–1982). Эти и другие выдающиеся ученые, работавшие на филологическом факультете ЛГУ, определяли интеллектуальный климат, в котором развивались последующие поколения учеников Ленинградской, а впоследствии Петербургской филологической школы, в том числе Л. А. Вербицкая. Ей в 1985 году Юрий Сергеевич Маслов (1914–1990) передал заведование кафедрой общего языкознания.

8. Теоретическая фонетика и обучение произношению. М., 1975.

9. Вопросы радиоэлектроники. 1964. Вып. 4.

Об учителях, коллегах и друзьях Л. А. Вербицкая рассказывала в своих лекциях, с этими рассказами она не раз выступала на ежегодном расширенном заседании кафедры фонетики и методики преподавания иностранных языков – Щербовской кафедре. Это «рабочее название» сохранилось и когда заседание стало официально именоваться чтениями «Памяти учителей». В число учителей вошли сначала ученики Л. В. Щербы, М. И. Матусевич и Л. Р. Зиндер. Потом их ученица Лия Васильевна Бондарко (1932 – 2007). А после 2019 года и сама Людмила Алексеевна Вербицкая – великая женщина, которая всегда хотела «сделать как лучше» и которой это очень часто удавалось.

В. Б. Касевич, Ю. А. Клейнер, .Н. Д. Светозарова

References

QR
Translate

Индексирование

Scopus

Scopus

Scopus

Crossref

Scopus

Higher Attestation Commission

At the Ministry of Education and Science of the Russian Federation

Scopus

Scientific Electronic Library