Везде
“Edible” Detail in the Short Story of G. F. Kvitka-Osnovyanenko “Soldier's Portrait”
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
“Edible” Detail in the Short Story of G. F. Kvitka-Osnovyanenko “Soldier's Portrait”
Annotation
PII
S013161170020749-2-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Anna V. Kravchenko 
Affiliation: Maxim Gorky Institute of Literature and Creative Writing
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 3
Pages
106-116
Abstract

The article examines “edible” details – the artistically significant food and beverage and their descriptions in the short story “Soldier's Portrait” by G. F. Kvitka-Osnovyanenko. The aim of the study is to compare the different short story translations into Russian and to reveal the “edible” detalisation value for the author and his translator (V. I. Dahl), to specify the role of such material in creation of the literary images of the characters, the Ukrainian life flavor and the national character traits.

The study comments on how the perception of the “edible” detail in works of G. F. Kvitka-Osnovyanenko has been changed: from the assessment of ethnographic significance towards the search for its functionality in crating a literary image. The article gives the assessment of V. I. Dahl’s attitude to this detailing level when working on his first short story translation into Russian. It is concluded that the strategy of the direct translation of the “edible” detail leads to the destruction of regional and author's gastronomic imagery, to missteps and even curiosities.

The analysis allows to confirm both the artistic and the stylistic significance of the regional (Ukrainian) “edible” detail returning to the Russian text of auto-translation by G. F. Kvitka-Osnovyanenko. The paper shows the “edible” detail multifunctional use in creation of the Ukrainian life flavor, the images of the characters and the national character traits. The increase of the role of such material in the work becomes noticeable: the author complicates the “edible” part function and uses it in more complex forms of description.

Keywords
G. F. Kvitka-Osnovyanenko, “Soldier's Portrait”, “edible” detail, literary image, auto-translation, V. I. Dahl
Date of publication
27.06.2022
Number of purchasers
11
Views
96
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 В творчестве многих русских классиков – А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, И. А. Гончарова, А. П. Чехова, М. Булгакова и др. – встречаются колоритные, художественно значимые образы еды. Раскрыть смысл, содержание (внутреннюю форму, по А. А. Потебне) гастрономических образов не всегда просто, потому что надо обладать не только филологическими знаниями, но и знаниями из области кулинарии, пищевого быта, пищевой культуры эпохи. Кроме того, литературоведческий анализ на уровне художественно значимых подробностей, участвующих в процессе создания подобной образности в произведениях, оказывается подвержен влиянию времени, эпохи.
2 Г. Ф. Квитка-Основьяненко, писавший на русском и малороссийском (украинском) языках, в своей прозе часто упоминает еду и напитки, сцены, в которых они присутствуют. Во второй половине XIX в. внимание автора к «съедобным» деталям и гастрономическим подробностям в описаниях было высоко оценено, но в качестве документального, этнографического материала [Сумцов 1893].
3 Критики в XX в. все более фокусируются на функциональном значении «съедобной» детали в тексте. А. Белый и В. В. Набоков отметили участие данной детализации в создании художественного образа в произведениях Н. В. Гоголя, а сложившаяся литературоведческая традиция сравнения произведений соотечественников и современников Н. В. Гоголя и Г. Ф. Квитки-Основьяненко1 со временем приводит к переоценке данного материала у последнего. Для примера, С. Д. Зубков указывал на художественную значимость «съедобной» детализации в романе «Пан Халявский», а именно, на ее роль в создании своеобразного рода экспозиции [Зубков 1979: 112].
1. На протяжении XX в. к этой теме обращались И. Я. Айзеншток [Айзеншток 1923], Н. И. Баженов [Баженов 1916], Н. Е. Крутикова [Крутикова 1963].
4 Исследования первых двух десятилетий XXI в. тоже уделяют внимание функциональности «съедобной» детали в художественном произведении, однако надо отметить, что современные литературоведы не всегда посвящают этому вопросу отдельный труд, чаще он является составной частью более общей проблемы, например поэтики того или иного автора. К. О. Бологова рассматривает еду и сцены, ее описывающие, как один из комических приемов [Бологова 2014]. И. А. Маслий анализирует изображение быта у Г. Ф. Квитки и Н. В. Гоголя и приходит к выводу о типологической связи в описании еды и напитков у этих авторов [Маслий 2012]. Добавим результаты своих наблюдений за «съедобной» деталью, полученные при сравнении разных переводов рассказа (повести2) Г. Ф. Квитки-Основьяненко «Солдатский портрет».
2. Жанр этого произведения указывается по-разному. По формальным признакам – это рассказ, но по традиции ХIХ в. его называют повестью, так как на украинском языке он опубликован был в книге «Малороссийские повести, рассказываемые Грыцьком Основьяненком. Книжка первая» (1834) и в первой трети ХIХ в. понятия рассказ и повесть еще не устоялись.
5 «Солдатский портрет», как и большинство повестей Квитки, была написана первоначально на украинском языке [Русский биографический словарь, т. 8: 594] и издана в Харькове в альманахе «Утренняя звезда» в 1833 году [Основьяненко 1833]. Основу сюжета составляет анекдот, курьезный случай. Впрочем, автор и не претендует на правдоподобие, вынося в подзаголовок произведения «Побрехенька»3. Автор-рассказчик сообщает о некоем художнике Кузьме Трофимовиче («маляр»), с которым он был знаком. По заказу одного пана в качестве огородного пугала маляр рисует солдата в натуральную величину и при полной амуниции. Чтобы убедиться в достоверности изображения, Кузьма Трофимович везет его на ярмарку. Весь рассказ состоит из комических сцен происшествий, в которые попадают ярмарочные посетители и торговцы, не сразу отличившие пугало от живого человека.
3. Укр. Побасенка – короткий анекдотичный рассказ поучительного содержания (Викисловарь [Электронный ресурс]. URL: >>>> , дата обращения: 01.04.2021).
6 После первого издания повесть автором редактируется и публикуется вновь на украинском языке в 1834 г. в книге «Малороссийские повести, рассказываемые Грыцьком Основьяненком», а затем произведение появляется в 1837 г. в журнале «Современник» в переводе на русский язык В. И. Даля (под псевдонимом В. Луганский) [Основьяненко 1837]. Этот факт первого перевода представляется довольно важным моментом в творчестве Г. Ф. Квитки-Основьяненко, а именно истинным входом писателя в русскоязычный литературный мир. Позже Г. Ф. Квитка-Основьяненко переводит свое произведение самостоятельно. В 1842 г. оно будет опубликовано в третьем томе альманаха «Сказка за сказкой» (СПб., 1842, с. 5–32).
7 Данные варианты текста представляют интерес для исследования, так как позволяют проследить определенные изменения, происходившие со «съедобной» детализацией. Сопоставление вариантов текста произведения на украинском языке с последующим русскоязычным переводом В. И. Даля и автопереводом Г. Ф. Квитки-Основьяненко, особенно в абзацах, где задействована искомая деталь, дает основания для некоторых рассуждений о том, что могло представляться автору значимым, что могло не удовлетворять в чужом переводе и, наконец, какая стратегия в отношении «съедобной» детали заключена в автопереводе.
8 Следует обратить внимание, что сравнительный анализ этого уровня детализации текстов на украинском и русском языках повести «Солдатский портрет» проводится впервые. Ранее исследователи обращались к общему анализу русскоязычных вариантов (автоперевод Г. Ф. Квитки-Основьяненко и перевод В. И. Даля), подвергали лингвистическому сопоставлению украинский текст и автоперевод. Исходя из таких сопоставлений, Л. Г. Фризман считал, что В. И. Даль стремился сохранить украинский колорит повести и оставляет большое число украинизмов [Фризман 2019: 43], Н. Л. Юган указывала, что В. И. Даль переводит близко к первоисточнику, но старательно подыскивает эквиваленты украинских слов и словосочетаний, стараясь сохранить оригинальность стиля малороссийского рассказчика. В автопереводе эмоционально окрашенные слова, разговорность интонации заменяются стилистически нейтральными единицами [Юган 2013б: 51]. Далее на основании наблюдений за более ограниченным материалом «съедобной» детали позволим себе высказать иные суждения.
9 Несомненно, что В. И. Даль в своей работе стремится сохранить целостность и колорит произведения, интонацию рассказчика. Известно, что В. И. Даль очень сочувственно и с большим интересом относился к украинской литературе и фольклору [Юган 2013а]. Г. Ф. Квитка-Основьяненко остался доволен переводом, называя его в письме к П. А. Плетневу «прекрасно переданным», но вместе с тем он указывает на некоторые «выражения», изъясняющие по-другому мысль и даже изменяющие понятия о действии. Впрочем, автор оговаривается, что это все следствие незнания местности и обычаев [Данилевский 1866: 251].
10 Кажется, что это недовольство имеет прямое отношение к интересующему нас гастрономическому материалу, который, несомненно, составляет важную часть тех самых малороссийских нравов и обычаев.
11 При сопоставлении текстов видно, что В. И. Даль стремился максимально сохранить «съдобные» детали, не пытался сократить их объем, упразднить ряды соответствующих перечислений. Вероятно, он справедливо полагал данный материал ценной частью произведения, необходимой для создания художественного образа Малороссии, автономности ярких народных типов, ярмарок и обычаев.
12 Но вместе с тем В. И. Даль был убежден, что читателю необходима некоторая адаптация малороссийских гастрономических подробностей. Переводчик с присущей ему скрупулезностью составителя словаря подбирает соответствующие русскому языку эквиваленты: украинская «горилка» становится «вином», «олея» – «маслом»4. И если последняя пара справедлива и с точки зрения даже современного положения языка, то замена регионального напитка вином кажется переводческой оплошностью. И хотя предложенная замена справедлива с точки зрения языка и его употребления в то время (под словом «вино» подразумевался именно крепкий алкоголь – водка), но она совершенно разрушает в тексте тот самый малороссийский колорит.
4. Здесь и далее в статье написание «съедобных» деталей на украинском языке приводится согласно первоисточнику [Основьяненко 1833]. И может не совпадать с современной формой правописания: горилка – горiлка; олея – олiя.
13 В итоге обрусения «съедобных» деталей получаются и довольно курьезные места: например, замена в одном из эпизодов «паляницы» (булка, хлеб, округлый и приплюснутый, с характерным надрезом – «козырьком») на сайку [Основьяненко 1837: 119]. Дело в том, что традиционная овальная форма сайки не могла позволить ей покатиться в ходе ритуала ворожбы торговкой Явдохой.
14 Из переводческих неудач можно привести еще пример с торговкой, которая продает гуляющим на ярмарке для перекуса кусочками нарезанную (по версии В. И. Даля) «печенку» [Основьяненко 1837, 123]. Сличая варианты украинского текста и последующий автоперевод Г. Ф. Квитки-Основьяненко, выясняется, что речь идет о жареном мясе (укр. «печеня»).
15 И вместе с тем В. И. Даль не уделяет внимание переводу занятного случая из малороссийской гастрономической лексики. Без изменения в тексте, например, он оставляет региональное название торговки жареными лакомствами — «сластеница» (укр. «сластённыця») [Основьяненко 1837, 119]. Вероятно, полагая, что внутренняя форма слова предоставляет русскоязычному читателю довольно информации для понимания. В автопереводе Г. Ф. Квитка-Основьяненко также использует именно это слово.
16 А вот переводчики автора в XX в. будут стремиться явно к конкретизации. В. Скоморовский вникает в суть процесса приготовления кушанья, описанного автором. Таким образом, в своем варианте текста переводчик проясняет, что именно продает «сластённыця». И последняя становится торговкой сладкими оладьями [НКРЯ]. Пример этой истории обращает внимание на желание уточнить художественный образ, что как тенденция прослеживается и в настоящее время. Исследователи отмечают, что для современной русской прозы характерно стремление к конкретизации гастрономических образов в художественном языке [Николина, Петрова 2021: 82].
17 Итак, в автопереводе повести 1842 г. Г. Ф. Квитка-Основьяненко кропотливо возвращает переведенные В. И. Далем «съедобные» детали, использует украинизмы, обнаруживаемые в вариантах текста на украинском языке: «олея», «ласощи», «паляница», «горелка»5. И вместе с тем происходят и некоторые изменения: писатель вводит уточнения, добавляет «съедобные» детали, ранее не встречавшиеся в тексте первой редакции на украинском языке, а что-то и вовсе убирает.
5. Здесь и далее в статье написание «съедобных» деталей на русском языке приводится согласно источнику [Квитка-Основьяненко 2019]. Последний представляет собой текст автоперевода с учетом модернизации устаревшей орфографии и пунктуации: к примеру, горѣлка – горелка.
18 Прежде всего автор наводит порядок в алкогольных напитках, художественно точно расставляя акценты. «Горелка» занимает свое ранее утраченное в тексте место. А «водка» упоминается только в эпизоде с русским солдатом, который, украв мешок груш и будучи пойманным, не теряется и требует с незадачливых малороссийских торговцев платы за свой «труд»: «Наши видят, что дело не шуточное, страшно; солдат солдата защитит; подумали-подумали, почесали затылки, предложили двугривенный... Москаль умилосердился, взял да потребовал за хлопоты кварту водки. Нечего было делать; посмотрели издали на портрет... Беда! От одного ружья забежал бы далеко; купили ему водки и в силу успокоили. Как же после, подойдя ближе, разглядели, да между народом расслушали и отгадали, что это солдат малеванный, так даже ударили себя руками об полы, да – фить, фить! – посвистали и, пришедши к возам, стали толковать и тут догадались, что живой москаль одурил их» [Квитка-Основьяненко 2019: 28].
19 В качестве примеров уточнений можно привести увеличение списка ярмарочных товаров для украинцев: вместо «свинины» [Основьяненко 1833: 26] – «свинина и колбасы с чесноком» [Квитка-Основьяненко 2019: 25]. Сластеница начинает жарить свои угощения не на масле, а на сале (первоначально «сало» отсутствует в украинских текстах 1833 г. и 1834 г.). Но вместе с тем в автопереводе исчезает отступление о том, что картофель (его распространение) скоро хлеб святой со света сгонит [Основьяненко 1833: 26].
20 В целом стратегия скрупулезного и многообъектного описания автором сохраняется: «А тут уже пошли лавки с красным товаром для панов: стручковатый красный перец на нитках, клюква, изюм, фиги, лук, всякие сливы, орехи, мыло, пряники, свечи, тарань, еще весною из Дону привезенная, и сушеная была, и соленая, икра, сельди, говядина, рубцы, булавки, шпильки, иголки, крючки, запонки, а для наших была свинина и колбасы с чесноком. Деготь в кадках, мазницах; продавались и одни квачи; а подле них бублики, пышки, горохвяники; а особо носили на лотках жареное всякое мясо, кусками изрезанное, на сколько хочешь, готовое, бери и ешь. А там кучами капуста, бураки, морковь огородная, а хатней жены наши не продают, про нужды берегут ее для нас... цур ей! Тут же был хрен, репа, картофель» [Квитка-Основьяненко 2019: 25]. 
21 Назовем и несколько интересных примеров «съедобной» детали в тексте, которые видятся удачным художественным приращением. Они вводятся автором в результате работы над текстом на украинском языке, сохраняются в переводе В. И. Далем, а затем закрепляются в автопереводе.
22 «Съедобные» детали здесь вовлечены в описание характера главного героя, о котором рассказчик далее и поведает. В первом абзаце нам сообщается об искусности и грамотности «москаля»-художника Кузьмы Трофимовича: «Да еще бывало, намалюет, примером сказать, сливу, да и подпишет – он же был грамотный. – “Это не арбуз, а слива”. Знаете, чтоб всякой отгадал, что оно есть так точно так и есть, настоящая, словно живая слива» [Квитка-Основьяненко 2019: 17]. Ироническое уточнение, противопоставление этих двух объектов, которые в силу своей непохожести (при должном изображении) не требуют разъясняющих надписей, создают портрет героя: человека самоуверенного, выставляющего на показ свою ученость и таланты перед простыми и неграмотными малороссами.
23 Описывая внешность маляра, подробно называя детали его одежды, которые сегодня, как и образы еды, требуют особого комментария, Г. Ф. Квитка-Основьяненко переходит к качествам личности героя через «съедобную» деталь: «Как теперь гляжу на него: в синей юпке (камзоле), затрапезных, широких шараварах, пузо подпоясано каламайковым поясом; а поверху надета китайчатая черкеска; на шее, сверх белого воротника, повязан красный бумажный платок, сапоги коневьи, добрые, с подковами; волос черный, под чуб подстрижен, а усы рыженькие, густые и длинные; не часто брился, так борода, всегда как щетка; в горелке не упражнялся так чтоб через край, а с приятелями, в компании, не проливал мимо; славно певал на клиросе, читал бойко и гласы знал так, что и сам пан Афанасий, вот если знаете, дьячок наш, и тот спотыкался на его напевы, как заведет по-своему. А уж этот проклятый табак так любил, что не то что; хлеба святого еще не съест, а без этой мерзости и дышать не может» [Квитка-Основьяненко 2019: 18–19].
24 Данный фрагмент через «съедобную» деталь сообщает читателю о том, что маляр Кузьма Трофимович имеет определенные слабости. Прежде всего, склонность к употреблению алкоголя, которая обнаруживается при сопоставлении с пословицей о пьянстве: «Пить не пьет, а и мимо не льет» [Даль 1989: 269]. И маляр представлен заядлым курильщиком, который в начале дня пренебрегает утренней трапезой ради табака (здесь может подразумеваться как пища физическая – хлеб, так и пища духовная – молитва). Вновь автор иронизирует, комментируя «самодеятельность» своего героя во время церковной службы, возвращаясь к теме его заносчивости.
25 Анализ тех изменений, которые происходят со «съедобной деталью» при сравнении существующих вариантов текста повести Г. Ф. Квитка-Основьяненко «Солдатский портрет» на украинском и русском языках позволили прийти к заключению, что автор считал значимой данную детализацию, важной для создания художественной образности в произведении. Его не удовлетворяло обрусение данных деталей в переводе В. И. Даля. Писатель, работая над автопереводом, возвращает малороссийские названия в части «съедобных» деталей. Можно предполагать, что автор считал данные детали стилистически значимыми [Зюрина 2019]. Очевидно и то, что в процессе работы над текстом произведения Г. Ф. Квитка-Основьяненко стремится вовлечь «съедобную» деталь в более сложные формы описания: создание портретных образов, характеров персонажей или даже особенных черт национального характера.

References

1. Bologova K. O. [The comical in the creative work of G. F. Kvitka-Osnovyanenko and N. V. Gogol]. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki, 2014, no. 6–1 (36), pp. 32–35. (In Russ.)

2. Dal' V. I. Poslovitsy russkogo naroda [Proverbialism of Russion people]. Moscow, Khudozhestvennaya Literatura Publ., 1989. Vol. 2. 447 p.

3. Frizman L. G. Ostroumnyi Osnov'yanenko [Witty Osnov'yanenko]. Kharkiv, TOB Vidavnitstvo Folio Publ., 2019. 188 p.

4. Krutikova N. E. Russkii realizm i stanovlenie ukrainskoi realisticheskoi prozy [Russian realism and the formation of Ukrainian prose with this background]. Kiev, Izdatel'stvo AN USSR Publ., 1963. 64 p.

5. Kvitka-Osnov'yannko G. F. Malorossiiskaya proza [Little Russian prose]. Kharkiv, TOB Vidavnitstvo Folio Publ., 2019. 591 p.

6. Maslii I. A. [Provincial nobility’s everyday life portraying mastery in the creative works of G. F. Kvitka-Osnov'yanenko and N. V. Gogol']. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki, 2012, no. 1 (12), pp. 108–112. (In Russ.)

7. Nikolina N. A., Petrova Z. Yu. [Gastronomic vocabulary in comparative construstions of modern Russion prose]. Russkaya rech', 2021, no. 1, pp. 72–83. (In Russ.)

8. Yugan N. L. [Ukrainian national discourse in literary criticism and 1830 translations by V. I. Dahl]. Vestnik orenburgskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta, 2013, no. 2 (6), pp. 160–167. (In Russ.)

9. Yugan N. L. Khudozhestvennaya kartina mira v tvorchestve V. I. Dalya: osobennosti zhanrovogo voploshcheniya i dialog s literaturoi epokhi [Artistic vision in the works of V. I. Dahl: features of genre embodiment and dialogue with the literature of the epoch]. Luhansk, VNU im. V. Dalya Publ., 2013. 282 p.

10. Zubkov S. D. Russkaya proza G. F. Kvitki i E. P. Grebenki v kontekste russko-ukrainskikh literaturnykh svyazei [G. F. Kvitka's and E. P. Grebenka’s Russion prose in the context of Russion-Ukrainian literary contacts]. Kiev, Nauk. Dumka Publ., 1979. 272 p.

11. Zyurina T. P. [The role of Ukrainisms in the language of Russian fiction in the first third of the XIX century]. Slavyanskii mir: pis'mennost', kul'tura, istoriya. Materialy nauchno-prakticheskoi konferentsii [Slavic world: writing, culture, history. Materials of the scientific and practical conference]. Smolensk, 2019, pp. 70–76. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate