Везде
Kartsevsky at the Beginning of His Scientific Career (Based on Archive Materials)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Kartsevsky at the Beginning of His Scientific Career (Based on Archive Materials)
Annotation
PII
S013161170023741-4-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Irina Fougeron 
Edition
Issue 6
Pages
106-116
Abstract

We offer a selection of texts from the archive of S.I. Kartsevsky translated into Russian. The archive is kept in Switzerland. These materials were published in full by us in Саhiers Ferdinand de Saussure 72, 2019. The texts (1913–1914) are printed in Russian for the first time. These are excerpts from the correspondence between Kartsevsky as a student and his teacher, university professor Charles Balli. The texts shed light on how some questions of linguistics were covered 100 years ago.

Keywords
Kartsevsky, Bally, linguistics, correspondence, archive
Received
28.12.2022
Date of publication
28.12.2022
Number of purchasers
3
Views
56
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 Сергей Иосифович Карцевский находится как бы на перекрестке трех течений – Московского лингвистического кружка, Женевской школы и Пражского лингвистического кружка. Долгое время его считали всего лишь проводником идей этих трех течений, особенно идей Фердинанда де Соссюра. Личный вклад Карцевского в лингвистику оставался в тени. Его имя как эмигранта было фактически вычеркнуто из советской науки. А тот факт, что языком коммуникации он выбрал французский, а предметом его анализа был почти исключительно русский язык, не способствовали признанию его трудов на Западе. Но не надо забывать, что для Карцевского русский язык был лишь основой, базой: какому бы вопросу ни была посвящена та или иная статья, этот вопрос всегда рассматривался ученым в свете общего языкознания, будь то дискуссия о понятии «система», о минимальных единицах, о природе слова и его отношении к фразе.
2 Однажды в языковедческой среде я услышала оброненную фразу о существовании архива Карцевского. Мне это имя стало известно с середины 70-х гг., когда, работая над докторской диссертацией, я прочитала статью «О фонологии фразы». Статья была так интересна, что захотелось побольше узнать об авторе и познакомиться с другими его работами. Это оказалось нелегкой задачей. После выхода в 1956 г. сборника статей Карцевского, посвященного его памяти1, работы ученого не переиздавались. Ранее изданные работы находились в разных сборниках и очень редко фигурировали в каталогах. Понятно, что при таком положении дел известие об архиве вызвало живой интерес. Я узнала, что в 1957 г., следуя воле Карцевского, его жена и сын привезли его прах в Москву. Они передали в Институт русского языка часть архива Карцевского – рукописи на французском языке. То, что хранится в архиве ИРЯ, представляет собой большую часть грамматики русского языка для франко-язычных. В своей статье «О структуре русского существительного» Карцевский пишет, что он работает над «Структурной грамматикой русского языка». Эта работа, как писал Р. Якобсон в своем некрологе, «была делом всей его жизни», и каждую статью Карцевского можно рассматривать как вклад в этот труд. К сожалению, труд так и остался незавершенным.
1. Cahiers Ferdinand de Saussure, v. xiv, Genève, 1956.
3 Кроме глав грамматики, в архиве ИРЯ хранится несколько статей с вариантами. Эти последние порой так отличаются от опубликованных статей, что могут быть приняты за самостоятельные работы2. Эти «варианты» позволяют проследить за развитием мысли ученого, заглянуть в его лабораторию. В архиве Карцевского в ИРЯ только одна статья «О залогах в русском языке» была написана по-русски.
2. См. [Карцевский 2004].
4 В 1998 г. во время работы по систематизации этого архива я узнала из телефонного разговора с сыном Карцевского, что Игорь Сергеевич сохранял некоторые материалы отца. Но, кроме первой страницы рукописи на русском языке «Среди вогул», я тогда ничего не смогла получить.
5 В 2012 г. я узнала о смерти Игоря Сергеевича. Судьба архива оставалась неизвестной, но идея найти его меня не покидала. Зная, что Карцевский с 1927 г. жил в Женеве, логичнее всего было искать его архив там. Я начала с Женевской городской библиотеки. Там архива Карцевского не было, но в фонде Шарля Балли (Ms.fr.5002) есть письма Карцевского Шарлю Балли. Это уже была находка.
6 Я продолжала поиски. От декана филологического факультета Женевского университета я узнала, что на факультете архива нет и о его судьбе ничего не известно. Тогда я обратилась в центральный архив Женевского университета (ААР). Здесь я и нашла архив Карцевского.
7 В архиве я обнаружила удивительного «свидетеля» отношений между студентом С. Карцевским и его профессором Шарлем Балли3. В одной из папок шестой коробки находятся 12 рукописных текстов, написанных рукой Карцевского, с пометами на полях, а часто сопровождаемых и более пространными комментариями Шарля Балли. Все эти тексты, на французском языке, датированы и, за исключением первого, пронумерованы. Здесь невозможно говорить о тематической целостности, но можно говорить о временном единстве: эта эпистолярная беседа происходит между 14 нояб. 1913 г. и концом июня 1914 г. Можно предположить, что перед нами задания, данные студентам Шарлем Балли. Комментарии Балли к некоторым текстам очень кратки, к другим крайне развернуты и подробны. Полностью эти материалы мы опубликовали в Cahiers Ferdinand de Saussure 2019 (165–212). Здесь мы предлагаем для чтения некоторые из этих текстов в русском переводе.
3. Шарль Балли (Charles Bally, 4/II 1865 – 10/IV 1947) – один из выдающихся лингвистов ХХ века. Ученик и последователь Фердинанда де Соссюра, один из основателей Женевской лингвистической школы. Автор трудов по общему и сравнительному языкознанию. Почетный доктор Сорбонны.
8 Можно различить два типа текстов: с одной стороны тексты, касающиеся теоретических проблем, с другой – в некотором смысле словарная работа, размышления о структуре некоторых слов и их употреблении.
9 Эти тексты дают представление о том, как сто лет назад рассматривались вопросы, которые занимали лингвистов в течение всего XX в. Они интересны и тем, что в некоторых из них впервые ставятся вопросы, к которым Карцевский вернется позже в своих работах.
10 И. И. Фужерон
11 Текст № 1 (14/IX-1913)
12 Слова типа возможно – невозможно
13 [Куда отнести эти слова? К прилагательным или к наречиям? Вопрос об отнесении этих слов к той или иной части речи занимал русских лингвистов еще в конце XVIII в. А. Х. Востоков (1831) относил их к категории глагола. Вопрос ставился и А. М. Пешковским (1914). Л. В. Щерба (1928) рассматривает их как особую категорию слов – категорию состояния. Этот термин будет позднее взят и В. В. Виноградовым (1947).]
14 Мне кажется необходимым подчеркнуть различие между частями речи и членами предложения. Части речи – это «интеллектуальные категории», в которые мы вкладываем элементы нашей мысли. Существительное и глагол, вероятно, главные, между которыми распределяется все содержание нашей [грамматической] мысли, в зависимости от того, воспринимаем ли мы объект как субтанцию или как действие. Все остальные части речи восходят по происхождению к одной из этих двух.
15 Прилагательное – одна из частностей (модальностей) существительного. Оно позволяет извлечь из комплекса (которым является существительное) некоторые качества и ввести их снова, но уже как взятые извне. Эта операция позволяет нам привлечь внимание только к одной стороне объекта и игнорировать другие. И так до бесконечности. Белый сахар.
16 Наречие – тоже частность, но глагольная. Оно позволяет извлечь некоторое качество из комплекса действие и привлечь внимание именно к нему, к типу, к манере действия.
17 Говорить тихо – в комплексе говорить можно найти бесконечность деталей: тихо, быстро, неразборчиво, плача и т. д., но наше внимание остановилось на одной из этих деталей, оставив в стороне все остальное.
18 В некоторую эпоху развития языка эти грамматические категории, став менее формальными (тогда как раньше они должны были быть составляющей нашей мысли/мышления), находят отражение в языке, сведенном к формальным элементам, таким как префиксы, суффиксы, флексии. Соотношение между грамматическими категориями и функциональными знаками было настолько очевидно, что традиционная грамматика в своих определениях часто использует только эти формальные критерии.
19 В старославянском языке у прилагательного всегда те же окончания -ъ, -а, -о (их мягкие варианты: -ь, -ѥ, -ѩ). Современный русский представляет большее разнообразие в окончаниях прилагательных -ый, -ий (иногда -ой), -ая, -яя, -ое, -ее. Но прилагательное, как только оно выступает в роли именной части составного сказуемого (attribut prédicatif), берет старые окончания и становится несклоняемым.
20 Именно форма предикативного прилагательного позволяет думать, что слова типа возможно – невозможно являются прилагательными. Правда, окончание на -о – это окончание среднего рода, но здесь и останавливается сходство с прилагательным. В русском языке есть немало наречий, которые происходят от прилагательных и оканчиваются на -о: весело, высоко, далеко, старό. От прилагательных среднего рода до наречия – один шаг.
21 Чтобы определить, к какой части речи относится слово, надо прибегать к анализу контекста.
22 Вы ведете себя невозможно. Невозможно – наречие в роли обстоятельства образа действия. [Балли: согласен.] Труднее определить категорию в Это невозможно, где слово невозможно играет роль сказуемого, но это не доказывает, что оно прилагательное: другие части речи могут употребляться в роли attribut prédicatif (именной части составного сказуемого), не становясь, однако, прилагательным (Он торговец; Он учитель). В старославянском в роли именной части употреблялось причастие настоящего времени. Между тем следует заметить, что существительные, прилагательные, причастия в роли атрибута не расцениваются как обычные существительные, причастия, и поэтому прилагательное меняет форму, как в немецком и русском, а во французском существительное часто лишается артикля.
23 Другой вопрос: может ли наречие употребляться в роли именного сказуемого? Иначе говоря, может ли глагол определяться наречием? Глаголы с атрибутивным определением самые абстрактные, наименее содержательные. Это просто формы, чье назначение «символизировать глагольную идею». Но в русском языке эти глаголы не потеряли окончательно их конкретный смысл, не стали еще формами, лишенными содержания. Я беру для примера русский глагол быть, наиболее формальный из глаголов. В русском языке он иногда сохраняет некоторые характеристики конкретного глагола. Он может представать в двух видах: быть и бывать [Балли: тогда он больше не связка], как и все русские глаголы. То есть этот глагол не только символизирует состояние предмета, но его и описывает. Этот русский глагол может иметь косвенное дополнение в творительном предикативном (Он был купцом) или в родительном предикативном (Пугачев был росту среднего).
24 Может быть, теперь покажется менее удивительно, что русские глаголы с «атрибутом» могут определяться наречием, т. е. что в роли именной части предикативного атрибута будет иногда выступать наречие.
25 В русском языке предикативные наречия весьма многочисленны, но их употребление ограничивается безличными предложениями. Вот несколько примеров: Мне жаль тебя; Мне скучно; Мне некогда; Пора вставать; Любопытно узнать; Стало невозможно жить; Нельзя так делать...
26 Во всех этих фразах нельзя, невозможно и т. д. являются наречиями и играют роль обстоятельства образа действия, иначе (в противном случае) именной части сказуемого предикативного атрибута. Это можно объяснить тем, что мы привыкли к тому, что глагол быть определяется почти всегда по средствам именной части (предикативного атрибута) и почти никогда наречием. Я говорю «почти никогда», т. к. по-французски есть выражение je suis bien, которое соответствует русскому.
27 [Балли: je suis bien – bien наречие
28 Je suis bien (joli) – bien прилагательное]
29 Я делаю еще шаг в том же направлении и говорю, что в таких фразах, как Это было хорошо, Это было невозможно, Мы были тогда счастливее, слова хорошо, невозможно, счастливее – это наречия. Это возможно лишь в трех следующих случаях: 1) подлежащее выражено местоимением среднего рода, как это; 2) когда предложение безличное; 3) когда наречие в сравнительной степени, как счастливее.
30 Мое предыдущее рассуждение о том, что в русском языке глаголы с определяющей именной частью не совсем стали чисто формальными, приложимо и к таким фразам, как Это невозможно. Замечу также, что разница между предикативным прилагательным и предикативным наречием проявляется иногда чисто механически: я говорю об ударении. Это перо мне нужнό – нужнό прилагательное; Ну́жно учиться – нужно наречие.
31 Вот выводы, к которым я прихожу:
  1. прилагательное как грамматическая категория не то же самое, что именная часть составного сказуемого [attribut prédicatif], которая может быть выражена как существительным, так и прилагательным;
  2. в русском языке наречие часто может определять глагол с именной частью, которая и будет играть роль сказуемого;
  3. этот последний факт возможен только в безличных предложениях или в тех, что к ним приближаются;
  4. употребление выражений со сказуемостным наречием весьма часты и характерны скорее для современного языка;
  5. исчезновение связки быть, возможно, способствовало развитию этих выражений, т. к. сила предикативности связки была перенесена на наречие.
32 Текст №6 (9/II-1914)
33 Как образуются ласкательные слова
34 Матери и кормилицы любят давать детям целый ряд [ласковых] названий.
35 Chou-chou, mi-mi,
36 Пуси-люси-дуси, пупулька, цаца,
37 На первый взгляд кажется, что эти слова создаются ex nihilo: это всего лишь сочетания звуков, которые вдруг приобретают смысл и становятся словами. Однако это не слова, это междометия. Они выражают чувства. Они даже возникают спонтанно, инстинктивно. Они рождаются и умирают в любой момент и «понятны» лишь в очень ограниченном кругу, в одной семье или между матерью и младенцем. Они становятся по-настоящему словами, только когда переступают границы одной семьи.
38 Тогда их судьба двояка:
  • некоторые становятся настоящими словами: цаца – игрушка или красивая; польская лала – кукла; может быть, так образовались слова бэбэ, пупс;
  • некоторые станут собственными именами – фр. шушу.
39 [Балли
40 Создание слова – процесс психологический, а не социальный. Совсем другое дело, как оно принимается лингвистической (языковой) группой. Если одно из слов, которые вы цитируете, понятно тем, кто его создал, [тогда] слово создано, существует. Но с этого момента оно перестает быть просто криком, просто рефлексом.]
41 Мне кажется, что то же самое можно сказать об уменьшительных собственных именах: Маня, Аня, Леля, Еня (Евгений), Лили.
42 Но, чтобы выйти из их среды, эти слова должны потерять аффективный характер, он должен побледнеть, интеллектуализироваться.
43 [Балли:
44 Обычно название предмета сначала – имя собственное, прежде чем стать нарицательным. Тот, кто первым создал слово бэбэ, обозначил определенного ребенка. Позже, через абстракцию доминирующих характеристик этого определенного ребенка, слово смогло быть применено к другим детям.]
45 ТЕКСТ № 7 (11/II-1914)
46 Слова типа нетерпение
47 Мне кажется, что слова этого типа неразложимы. (1) Это слова простые, которые даже не всегда имеют антонимы.
48 Incommoder = déranger – мешать; ingrat – неблагодарный;
49 Infirmité – немощь; improductif = stérile – непродуктивный;
50 Interminable – бесконечный; impuissance – бессилие;
51 Infini – бесконечный;
52 Infinité – бесконечность; immoral – безнравственный;
53 Inexprimable – невыразимый; insouciant – беззаботный;
54 Impiété – нечестие/беззаконие; inactivité – бездействие;
55 Это слова простые, у которых даже не всегда есть антоним.
56 [(1) Балли:
57 Утверждение слишком общее.
58 Существует 3 класса:
59 а) слово простое без антонима (incommoder);
60 b) слово простое с антонимом (ingrat – reconnaissant);
61 c) слово, разлагаемое на простое и антоним (impiété).
62 Мои замечания касаются только этого типа слов.
63 Impiété (производное порочность) – факт быть порочным, нечестивым;
64 Impie – не набожный, неблагочестивый.]
65 Надо отметить, что слова, приведенные выше, легко приобретают аффективное значение: бесконечные дороги, это невероятно. В последнем примере перед нами слово «inouï» (‘невероятно’) совершенно изолированное, его этимологическая семья полностью исчезла. Но именно это слово наделено аффективным значением.
66 [(2) Балли:
67 Как только слово приобретает аффективный характер, синтагматика затемняется, значение приближается к типу b), а потом к типу а).
68 Отсутствие какого-нибудь качества расценивается как негативность или как что-то плохое. Так, irréligieux, impie хотя и разлагаются, но склоняются к синтезу; immoral разлагается, но обратное moral будет amoral.
69 Степень разлагаемости зависит особенно от ситуации или от контекста; слово infini простое, но анализируется иначе в такой фразе, как Нелепо, чтобы человек, силы которого ограничены (предельны), имел бы неограниченные (беспредельные) желания.]
70 В русском языке нехороший значит плохой (а не не хороший), непослушный не является антонимом послушному, но имеет свое собственное существование. Непослушный понятен сам по себе, вне мысли о послушном.
71 Несложный характер прямо значит простой, малооригинальный, а вовсе не понимается как характер не сложный.
72 Еще несколько подобных образований: contrefaçon, сontrepoison (не является антонимом poison), contravention, contretemps, contrevent (это последнее слово можно рассматривать как перифраз – что-то, что служит защитой от ветра).
73 [(3) Балли:
74 Эти слова стали простыми – сontrefaçon, contrepartie, contrordre, по-моему, не относятся к тому же типу, что contrepoison, contre-attaque! Стоило бы исследовать это (с помощью словаря), оставляя в стороне слова редкие (contre-barre) и агглютинированные (contrebande), останавливаясь на образованиях ясных и недавних (сontredéclaration).
75 Надо рассмотреть возможные типы.
76 Я различаю:
77 Тип а) contre-partie = partie opposée; T’T
78 Тип b) contrepoison = что-то против яда. T(t) как melon в chapeau-melon.]
79 Тогда как такие образования, как déboucher, décoller, décharger, можно рассматривать как перифраз действия, обратного boucher и coller, charger и т. д.
80 Однако désonneur, décolleter, déboire – слова простые и не имеют антонимов.
81 Слова, образованные при помощи отрицательного префикса или выражающие оппозицию, легко становятся простыми словами и создают свою семью.
82 Infirmité,
83 Ingratitude,
84 Insouciant > insoucieux, insouciance
85 Но insoucieux de; insoucieux de ses intérêts
86 Непослушный > непослушание
87 [(4) Балли:
88 Осторожно – связь между infirmier и infirmerie еще вполне очевидна; infirmer слово не совсем простое из-за того, что существует confirmer и affirmеr.]
89 Текст № 9 (24/II/814)
90 «Платье темной зелени», Т(ТТ’); «темная зелень» – это приложение; приложением называется особый вид отношений между Т и Т’, который характеризуется чем-то вроде параллелизма.
91 [Балли:
92 Понятие приложения одно из самых деликатных (трудных, опасных) из тех, что существуют в синтагматике; вам следовало бы уточнить ваше определение. Я считаю, что robe vert foncé нельзя сравнивать с Cicéron consul romain, классический пример приложения. На мой взгляд, приложение (аппозиция) характеризуется паузой между T и T’. Для меня ville de Genève, как и ville suisse, не является аппозицией, т. к. для моего лингвистического сознания T’ недостаточно независим, тогда как он независим (относительно) в Cicéron consul romain.
93 На мой взгляд, есть три типа аппозиции: Le consul romain Cicéron; Cicéron consul romain n’est pas à la hauteur…; Cicéron consul romain. Только в третьем мы имеем дело с настоящей аппозицией. Может быть, вы могли бы углубить эту тему, которая частично идет в параллель с синтаксисом определительных предложений, которым предшествует или нет пауза (или запятая).
94 Город Женева (без паузы) = город, который называется Женева. Женева швейцарский город = Женева считается швейцарским городом = это не относится к области аппозиции.]
95 В выражениях город Женева, город Москва Т’ более автономно, чем в обычной синтагме швейцарский город. Указателем на этот параллелизм является отсутствие согласования между платье и зелень и в том, что, произнося это, мы делаем паузу после платье.
96 [Балли: Мы не делаем паузы.]
97 T’, которое служит приложением, обычно бывает выражено существительным, и я думаю, не правильнее ли будет считать, что зеленый – это прилагательное, которое остановилось в своей эволюции на пути к существительному.
98 В русском языке известны синтагмы типа путь-дорога, правда-истина, где оба члена существительные.
99 Я знаю, что категория определяется функцией. А функция T’ – это функция прилагательного. Значит, vert (‘зелень’) должно мыслиться как прилагательное. Однако не наблюдается, чтобы такие синтагмы, как город Женева или город Москва, стремились бы преобразоваться в швейцарский город или московский город [Балли: однако cité genevoise], и скажу даже больше: по смыслу правда-истина и истинная правда не одно и то же.
100 Robe verte foncée «Платье зеленое темное» (TT’) T’– зеленое, это прилагательное. То, что мы особенно акцентируем, – это темное, которое становится детерминантом к зеленому платью и превращает эти два слова в одно целое. Тогда как платье темной зелени, зелень имеет свой собственный детерминант, который сообщает слову характер существительного.
101 Robe vert foncé мне кажется равнозначным robe verte et foncée, что значит «зеленое, но в то же время темное». Мы наблюдаем тенденцию поставить оба детерминанта на один уровень.
102 Но я сближаю robe verte foncée с un homme pauvre et honnête, и я нахожу, что T’ в каждой из этих синтагм не параллельны друг другу, а противопоставлены. Однако этот ритм контраста настолько естественен для нашего мышления, что мы без особого труда представляем эти пары детерминантов как составляющие одно целое. Я не знаю, какова может быть формула синтагм этого типа? Может быть, T(T’xT’’), во всяком случае не T(T’+T’’).
103 [Балли: По-моему, Homme pauvre et honnête = T(TT’). Но я считаю и тот и другой лишь посредниками, недостаточно охарактеризованными.]
104 Сочетания типа un homme pauvre et robuste или pauvre et beau, une robe verte et rouge, une robe verte et déchirée кажутся очень странными, т. к. мы не привыкли сближать (ни противопоставлять) подобные качества. Однако все зависит от контекста и от ситуации.
105 Un homme pauvre et malade, на мой взгляд, представляют в нашем сознании единство.
106 [Балли: на мой взгляд тоже.]
107 Мы привыкли наблюдать почти всегда, что бедность и болезнь следуют друг за другом, и, т. к. они всегда сближены в разговоре, они становятся почти синонимами.

References

1. S. I. Kartsevsky. From Linguistic Heritage II, Moscow, 2004. Р. 296.

2. Cahiers Ferdinand de Saussure, v. XIV, Geneve, 1956.

Comments

No posts found

Write a review
Translate