Везде
Язык образов времени: ёлкфри, заужайзинг, тиктокер, хайпожор... (О «Словаре перемен 2017–2018»)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Язык образов времени: ёлкфри, заужайзинг, тиктокер, хайпожор... (О «Словаре перемен 2017–2018»)
Аннотация
Код статьи
S013161170026395-3-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Никитин Олег Викторович 
Аффилиация: Петрозаводский государственный университет
Адрес: Петрозаводск, Россия
Выпуск
Выпуск 4
Страницы
113-127
Аннотация

Анализируется «Словарь перемен 2017-2018» (2022), составленный М. Вишневецкой, как лексикографический феномен в русле историко-культурных, социальных и языковых трансформаций в разговорной речи нашего времени. Отмечается оригинальность концепции издания, представляющего собой словарь-хронологию новых явлений, возникших в 2017-2018 гг. и зафиксированных в публицистике, Интернете и речевой практике разных слоев населения. Констатируется, что представленные в книге заимствования, фразеологизмы, элементы общественно-политического и бытового жаргона, выражения-мемы и синтаксические идиомы во многом носят окказиональный характер. Они стали реакцией общества на форсмажорные ситуации и конкретные действия или высказывания государственных деятелей и медийных персон, творчески переосмысленные журналистами и соотнесенные с историческими реалиями. Говорится об экспрессивности языковых примеров, метафоричности образов и форм. Указывается на то, что приемы словоупотребления 2017-2018 гг. отличаются от стандартных неологизмов конца 1990-х гг. символичностью, эффектом культурного взрыва и пока еще не до конца закрепились в общенародном использовании. Они составляют все более увеличивающуюся прослойку некодифицированных элементов русского языка, которая раздвигает традиционное деление на стили речи. Комментируются наиболее яркие и необычные образцы «филологии абсурда», отражающие динамику современной коммуникативной полилингвальности. Подчеркивается разнообразие фонетических, грамматических, лексических и стилистических способов создания спонтанного речетворчества, необычность сопроводительных примеров и коннотаций. «Словарь» может служить источником пополнения лексикографической неологии. Его материалы будут полезны не только лингвокультурологам, журналистам и спичрайтерам, но и кодификаторам языковых изменений. В статье изучается вопрос профессионального отбора неологизмов путем погружения их в естественную стихию живой речи и адаптации к традиционным формулам публицистики и нормативной стилистики. Ставится проблема анализа и классификации субстандарта, выходящего за принятые схемы системности и ярусности языковых явлений. Делается вывод о необходимости изучения активных процессов русского языка с учетом постоянно меняющейся социолингвистической ситуации.

Ключевые слова
лексикография, социолингвистика, языковая норма, субстандарт, стилистика, общественно-политическая лексика, речевая экспрессия, неологизм
Классификатор
Получено
04.10.2023
Дата публикации
04.10.2023
Всего подписок
10
Всего просмотров
53
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Традиция составления неологических словарей русского языка в последние десятилетия переживает невероятный подъем. Если в 1970-1980-е и даже в 1990-е годы законодателем лексикографической моды и главным информатором о том, что происходит в мире живой речи были известные сборники «Новое в русской лексике» и им подобные, выходившие под редакцией З.Н. Котеловой, Е.А. Левашова (см., например: [Котелова (ред.) 1984; Левашов (ред.) 1996]) и академические словари иностранных слов [Крысин 1998], то конец XX столетия и особенно XXI век обогатили науку интересными авторскими изданиями, написанными по-другому и рассматривающими новейший срез лексики или определенную эпоху: в Париже опубликована книга D. Haudressy об изменениях в русском языке начала 1990-х [Haudressy 1992], изданы «Толковый словарь русского языка конца XX века» [Скляревская (ред.) 1998], «Толковый словарь русского языка начала XXI века. Актуальная лексика» [Скляревская (ред.) 2006], «Толковый словарь языка Совдепии» [Мокиенко, Никитина 1998], в Мюнхене выпустили книгу известного тартуского слависта А.Д. Дуличенко «Этносоциолингвистика “Перестройки” в СССР: антология запечатленного времени» [Дуличенко 1999], появились многочисленные электронные и печатные словари компьютерных и интернет-терминов (см., например: [Кронгауз (ред.) 2016]) и т. д.
2 Академическая лексикография с ее обширными фондами и бумажными картотеками, ручной работой по карточному принципу уже не справлялась с потоком заимствований и не могла быстро освоить актуальные ресурсы (чаты, Инстаграм, Интернет, личные блоги, хэштеги и т. п.), которые стали проводниками образов времени. Они и не вписывались в строгие правила научной словарной деятельности. Справочные издания составляли тщательно, годами, выверяя каждую форму. Потому они часто запаздывали, рассказывая читателям о том, что осталось в истории. Например, книга «Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 80-х годов» [Левашов (ред.) 1997] вышла только в 1997 г. Старательно подготовленный учеными Института лингвистических исследований РАН трехтомный лексикон «Новые слова и значения: словарь-справочник по материалам прессы и литературы 90-х годов XX века» [Буцева 2009-2014] писали около десяти лет и потом еще издавали шесть лет… Такие книги, безусловно, имеют большую ценность как культурный фонд традиционной лексикографии.
3 В 2010-е резко изменилась эпоха, и на первые полосы электронных ресурсов вышли совсем другие риторические манеры. Слова и выражения вроде солимпиадить, ленинопад, чотаржу, средства массовой дезинформации, постгендерное общество и др. (см.: [Вишневецкая (сост.) 2015] возникали очень часто, порой ежедневно, удивляя общественное сознание современников «левиафанией», «битвой холодильника с телевизором», «подрывом духовных скреп» и «карпулингом» [Вишневецкая (сост.) 2018: 19, 21-22, 25]. Социальная напряженность повысила интерес аудитории к «языку вражды»: стала популярна лингвоконфликтология, свежие оттенки приобрела политическая лингвистика (постепенно вошел в научный обиход идеологический дискурс, явившийся своего рода путеводителем по эпохе [Гусейнов 2003]), в «уличном» лексиконе заметна военная терминология. Жаргоны и инвективы оказались популярны и в неограниченном количестве тиражируются в телеграмм-каналах, откликах читателей, даже на телевидении, переворачивая сложившуюся картину мира литературного языка и погружая ее в неустойчивую область взрывной коммуникации. Новая «революционная эпоха» коронавируса пошатнула культурное пространство нескончаемым парафразом, языковым стебом, причудливыми метафорами, экспрессивной фразеологией и просто ворвалась в виртуальный мир языка со своими законами (ср. [Приемышева (отв. ред.) 2001а; 2001б]). Началось глобальное речетворчество и нашествие новояза – ковидобесие и ковидославие.
4 Составитель и автор проекта подготовки «Словаря перемен»1 (а к настоящему времени изданы уже три книги, включившие лексемы, мемы, афоризмы и идиомы недавних лет – 2014-го [Вишневецкая (сост.) 2015], 2015-2016-го [Вишневецкая (сост.) 2018] и 2017-2018-го [Вишневецкая (сост.) 2022]) предпринял необычный шаг показать то, как язык провоцирует время, и наоборот, отражается во времени. И в этом смысле новое издание в чем-то продолжает концепцию подготовки «Материалов к Русскому Словарю общественно-политического языка XX века» [Гусейнов 2003]. Лексикограф не побоялся высветить и прокомментировать наиболее болезненные явления таким же словесным «карнавалом» и погрузить нас в подполье языковых миров разных социальных групп. Читая книгу, мы вспомним недовольных программой реновации правительства Москвы, прозванной хреновацией [Вишневецкая (сост.) 2022: 45], окажемся свидетелями научных баталий (например, в книге отмечено выражение доктор белгородских наук, возникшее в результате скандала, разгоревшегося вокруг диссертации бывшего министра культуры РФ В. Мединского [Вишневецкая (сост.) 2022: 64]). Только в этом издании можно увидеть, какую словесную оболочку приобрел один из популярных мемов 2017 г., использованный «Оксимороном в батле с Гнойным», - изи-изи, рил-ток, синк эбаут ит [Вишневецкая (сост.) 2022: 71-72]. В книге приведены по датам пиковой фиксации и новейшие заимствования, получившие распространение в сети Интернет, например: майнинг – «добыча криптовалюты»; сленговое молодежное дороу – «приветствие, вербально-визуальный мем с искаженным изображением собаки, сфотографированной сквозь бокал, и подписью “дороу” (реже – “Дароу” или “Здароу”)»; рофл – от английской сленговой аббревиатуры ROFL = Rolling On the Floor Laughing – «катаюсь от смеха по полу», означающее «хохочу, смеюсь; шутка, прикол, розырыш. Часто используется в интернет-переписке и комментариях для передачи безудержного хохота». Отсюда же возникли слова рофлить, рофлю и рофлер – «шутник, балагур» [Вишневецкая (сост.) 2022: 56-59].
1. Словарь перемен 2017-2018 / Сост. М. Вишневецкая. М.: Три квадрата, 2022. 288 с.; цв. вкл. 24 с. – ISBN 978-5-94607-256-4.
5 Судя по данным автора книги, не остывает имяславческое речетворчество народа: трампизация, Чубайк, Putin Team, Брезидент Прежнев (из подборки 2017 г.), вагнеровцы, как тебе такое, Илон Маск? (мем), Слуцкий-гейт, путинейджеры, нога Акинфиева (мем), Бензя, Москва похорошела при Собянине, мамаево кокорище (из подборки 2018 г.). «Мемные» фантазии журналистов часто соревнуются с правилами языка и даже побеждают их вопреки традиционным нормам. Эти живые картинки «попадают в словарь уже окрашенными нашей эмоцией, предполагающей оценку явления» [Костырко 2022].
6 Как только открываешь любую из трех книг, испытываешь сразу чувство филологического потрясения от палитры сетевых жаргонов, не вписывающихся ни в какие традиционные рамки ученого-лексикографа. «Марину Вишневецкую можно обвинить только в одном: она не дает читателю опомниться от творческого угара своих соотечественников» [Гусейнов 2015: 9].
7 Анализируемую книгу не в полной мере можно отнести к стандартным лексикографическим источникам с нормативными принципами выборки, толкования и привычным аппаратом грамматических и стилистических помет. Это словарь-дневник, «жанровый гибрид» [Балла 2022], «драма времени, запечатленная в книге», и одновременно рассказ филолога о происходящем вокруг, дающего «хлесткие словесные формулы эпохи» [Гусейнов 2015: 6-7]. Это и диалог с читателем. На него обрушивается ураган «хитов политического дискурса» с их оскорбительными интонациями, которые мгновенно подхватывают щедрые на речевые миниатюры журналисты и воплощают в своем творческом репертуаре так беззастенчиво откровенно и внежанрово, что интеллигентное сообщество, воспитанное на добропорядочной цензуре, конечно же, не воспримет модный сленг. Здесь и Идолопоклонская, и кириенковская оттепель, и кроссовки Медведева, и Бабченко Шрёдингера. Вспоминается книга В.Г. Костомарова «Наш язык в действии», говорившего в начале XX века о том, что наступает новая эра стилистики: стремительно меняются схемы общения, классическое понятие текст теряет терминологическое постоянство, происходит резкое снижение стиля, большую роль в языковой моде играют «власть контекста» и экранная культура, а итог, к которому пришел ученый, свидетельствует о том, что «карнавализация» стала «мотивом динамики языка» [Костомаров 2005]. Лингвистический «троллизм» ввели не ученые. Это плод народного творчества – такого, какое создали мы, – трагикомического, фарсового, перемешанного с сетевым языком, но в отличие от прежних частушек – более резкого и пронзающего до глубины филологического сердца даже тех читателей, которые не знакомы с этой наукой. Может, и поэтому автор вступительной статьи к первой книге «Словаря перемен» озаглавил ее «Лексикограф в аду» [Гусейнов 2015], намекая на то, что представленный материал порой находится за гранью «человеческого» облика слова.
8 И все же М. Вишневецкая ведет и диалог с профессиональным читателем, как бы сопротивляясь натиску лингвистов-пуристов, постоянно задающих один и тот же вопрос: «А это точно словарь?» Ведь его подлинный автор – интернетовское сообщество, реагирующее мемами и нарицательными высказываниями на самое злободневное. Подобные слова создаются спонтанно и так же быстро могут забыться: «Жизнь неологизмов и мемов, нередко измеряемая неделями или месяцами, будто у бабочек и комаров, мелькнувших, пискнувших и исчезнувших навсегда, в этом словаре прослеживается на протяжении нескольких лет…» [Вишневецкая (сост.) 2022: 6]. Но и такое минимальное долгожительство есть важный историко-лингвистический факт, который автор, не поднимаясь на высоту академических идей и не конкурируя с толстыми словарями-тезаурусами, интерпретирует по-своему убедительно: книга ставит задачу «передать образ времени, его черты и приметы, отбирая слова-маркеры происходящих в социуме перемен» [Вишневецкая (сост.) 2022: 7]. Можно даже обозначить эти сферы: бытовые и общественные конфликты и движения (как следствие таких неурядиц возникли хреновация, предпенсионер, заужайзинг, ёлкфри и др.), гендерные проблемы (появились многочисленные абьюзы и газлайтинги), манипуляция СМИ (альтернативные факты, …), активизация волонтерской деятельности (чистобег, психоактивизм…), молодежная субкультура с ее мэтчами, нюдсами, свайпингом и просто эмоциональные характеристики типажей, таких, как тиктокер и хайпожор. Понятно, что при такой какофонии слов-однодневок только самый активный интернет-пользователь может разобраться в многообразии смысловых оттенков заимствований. Поэтому автор адресует издание «всем, кто не поспевает за переменами в языке и хочет наверстать упущенное. Всем, кто знает, что язык не портится, а меняется – и тем, кто сомневается в этом» [Вишневецкая (сост.) 2022: 9].
9 Мы, признаемся честно, из числа раздумывающих, как такое можно «олитературить»… Открывается «книга перемен» 2017 г. словом ёлкфри (с датировкой его закрепления – 2.01.2017, когда был пик запросов в поисковых системах – именно этот принцип и применяется для фиксации времени появления слова). Приведем статью полностью:
10 Ёлкфри, нескл. (шутливое, образовано по аналогии с «чайлдфри» от англ. childfree: child – ребенок, free – свободный) – отказ от установки новогодней елки, шире – от празднования Нового года и подарков близким.
11 • Ставь лайк, если ты ёлкфри (28.12.2016, твит @AArguchinsky).
12 • В общем ребзя, быть ёлкфри, это так же прогрессивно как чайлд-фри2, только в отношении ёлок. Считаю, что чем меньше людей срубят живые растения в угоду застольно-пьяному празднику, тем лучше (12.12.2017, форум HeroesWM, пользователь Азураил).
2. Автор здесь дает ссылку: «В словаре сохранены пунктуация и орфография цитируемых текстов» [Вишневецкая (сост.) 2022: 13].
13 • - Елкфри – отказ имитировать то, что они не чувствуют на самом деле. Это заявление в такой странной форме о реальных чувствах: грусть, отсутствие надежд и прочее (7.12.202, «Вечерняя Москва», «Психолог рассказал о новом движении “елкфри”») [Вишневецкая (сост.) 2022: 13].
14 Диалог с читателем продолжается и «На полях», где помещены фрагменты заметок, радиоэссе, раскрывающие суть очередного новообразования Рунета, как в случае с ждулей: «У Ждуль есть свой язык, свой кодекс поведения, своя мифология. Ожидаемый это, как правило, заключенный со стажем, обладающий специальными правами: он может передавать Ждулю во временное пользование своим товарищам по несчастью, обманывать Ждулю…» [Вишневецкая (сост.) 2022: 22]. Там же обсуждаются орфографические нормы неологизмов и проблемы их стандартизации: «Как правильно “сториз” или “сторис” в “Инстаграме” или в “Инстаграм”?» [Вишневецкая (сост.) 2022: 31]. В рубрике «На полях» сообщается, в частности, что слово батл уже кодифицировано в 2019 г., а написание с двумя тт является ошибочным [Вишневецкая сост.) 2022: 71]. Показательны информативные вставки о выражениях и словах года в разных странах, о частотности «фейковых новостей». Так, например отмечается, что «словом 2017 года по версии Оксфордского словаря стало youthquake (“юнотрясение”)», которым «называют значительные культурные, политические и социальные сдвиги, произошедшие в результате действий или влияния молодежи» [Вишневецкая (сост.) 2022: 111]. Сотрудники Государственного института русского языка им А.С. Пушкина признали словами 2018 года шпиль и пенсионный [Вишневецкая (сост.) 2022: 220]. Собранная с разных континентов лексикографическая статистика познавательна и парадоксальна (указаны и «антислова» года). Она свидетельствует о повышенном внимании общества к феномену звучащего слова как инструменту политики, отражающему важные исторические вехи и моментально реагирующему на «взрывы» времени.
15 Попутно заметим, что «Словарь перемен 2017-2018» я захватил на экзамен по курсу «Общее языкознание» в январе 2023 г. (в нашем случае дата важна) и провел такой эксперимент: в качестве практического задания открывал книгу на произвольной странице, читал студентам пример, наблюдая их реакцию. Так, из указанных в заглавии статьи четырех слов тиктокер знают все, на хайпожора среагировали активно и с юмором, особенно юноши (наверное, в их среде есть такие герои; в словаре дается такое значение: хайпожор – «человек, использующий чужую популярность для увеличения собственного рейтинга, для привлечения внимания к себе» [Вишневецкая (сост.) 2022: 43-44]), а ёлкфри и заужайзинг оказались вне когнитивного поля филфаковской молодежи. Она чаще всего откликается на популярные и значимые именно для них события. «Социальные» слова и выражения им менее интересны. Но все это, безусловно, зависит от круга общения и личного пространства: кто-то живет в Интернете и в курсе модных течений, другие пользуются им ограниченно; одни являются носителями сетевого сленга, остальные больше слушателями. Да и наука – филология – несколько сдерживает студенческое любопытство и направляет в более культурное поле. Тем не менее эксперимент показателен в том, о чем говорит и автор обсуждаемой книги: новизна этих лексем условна; они могут на какое-то время стать кумирами целого поколения и вдруг в одночасье исчезнуть из обихода и вскоре забыться. А коммуникация тут же наполнится другим содержанием – останутся только модели слов и принципы их генерации, легко усваиваемые всеми без разделения на возрасты, статусы и профессии.
16 Возможно, одной из причин быстрой жизни заимствований является их косноязычность, наличие сложных для выговаривания компонентов и синонимов, создающих эффект избыточности, и как следствие – потеря смысла играть в очередной словесный карнавал. Так произошло с заужайзингом и близкими по значению бордюрингом, бордюробесием, плитколожеством, тротуарингом. В нашем издании об этом явлении говорится так: «…неологизмы, появившиеся в социальных сетях в 2017-2018 годах в текстах, критикующих программу благоустройства московских улиц, которая в том числе предусматривала ремонт и расширение тротуаров за счет сужения проезжей части (заужайзинг). Критике блогеров и журналистов также подвергалась частая замена плитки (плитколожество), тротуарного покрытия (тротуаринг) и бордюров (бордюринг, бордюробесие), осуществлявшиеся с необъяснимой для наблюдателей частотой» [Вишневецкая (сост.) 2022: 148]. К тому же названные слова характерны только для одного мегаполиса, а жителям регионов они вовсе неизвестны. Значит, повсеместный сленг 1990-х сменился отчасти локальными жаргонами и выражениями, ограниченными определенной территорией распространения явления, и более всего свойственен большим городам с их богатой историей, разнообразной поведенческой культурой и бесконечной «хреновацией». Такова природа социального юмора, выраженного в слове.
17 Удачным дополнением к текстовому формату словаря являются цветные вклейки, на которых дается статистика запросов слов и выражений в поисковой системе Яндекс. Там же помещены картинки коллажей, мемов, рекламы, твитов, иллюстрирующие жизнь языка в художественном пространстве времени, постоянно подбрасывающего нам оригинальные идеи для языкового творчества и новые слова-мотыльки.
18 Еще одна особенность издания заключается в том, что оно опережает академические словари неологизмов с их четкой классификацией и лингвистической атрибуцией фактов, отсеивающих все произвольное, единичное. Не раз получалось, что к моменту выхода из печати таких книг заимствованное слово уже исчезало из разряда малопонятных единиц и стало употребляться повсеместно. Парадокс, но правильные лексиконы, составленные по образцам традиционной толковой лексикографии, быстро устаревают. В нашем – «неправильном» – «Словаре перемен» все иначе: его автор не ставил цель определить, насколько впишется в систему языка та или иная словесная рифма, будет ли она в дальнейшем адаптирована к прагматической стилистике, укрепится ли ее позиция в практическом использовании. Здесь во многом представлены «шоковые» образцы речи – языковой «флешмоб» вроде эщкере – «давай замутим», «давай сделаем это»; словить краш – «влюбиться», «прийти в восторг от чего-либо и кого-либо»; кринжово – «мерзко, постыдно», и словесные сценарии, как, например Satisfaction Challenge – гражданская акция в поддержку курсантов, «оказавшихся в центре скандала из-за пародийного ролика на сингл Бенни Бенасси Satisfaction…» [Вишневецкая (сост.) 2022: 103, 191, 218, 122], но тем они и примечательны, поскольку демонстрируют мгновенную реакцию носителя языка на когнитивные ассонансы времени. Как точно заметил автор, «…“Словарь перемен” всегда как будто спешит, ухватывая мимолетное, фиксируя, может быть, и случайное. Но вряд ли вы найдете словарь, полнее рассказывающий о дыхании времени и о словах, рождающихся на его выдохе и вдохе» [Вишневецкая (сост.) 2022: 5].
19 Идея подготовки авторских словарей, независимых от жанровых шаблонов и строгих лексикографических критериев, оживляет лингвистическое творчество. Оно приобретает черты настоящего эксперимента и фиксирует «словесные разломы» времени. Особенно чутки к этому те, кто создает или употребляет такие образцы речи – школьники и молодежь. На одном из недавних занятий уже другим студентам я представил пятикурсникам «Словарь перемен 2017-2018» и пустил книгу по рядам. Надо ли говорить, что мои подопечные забыли про лекцию и погрузились в чтение необычного контента, то и дело шепотом передавая соседям незнакомое слово или выражение, а порой и вскрикивая от радуги смыслов, заключенных в неожиданном экспрессивном обороте. Видя их увлеченность, я попросил тут же дополнить словарь самым свежим материалом, который на устах. Поскольку некоторые студенты уже работают в школе и слышат ненормативную речь, это спонтанное задание оказалось совсем не сложным. Так мы узнали интересные аллюзии в лексиконе подростков 2021-2022 гг. Вот некоторые из живых словесных картинок времени:
20 Забей, это ботинок (говорят об игроке, который напоминает, игрового бота, не умеющего мыслить самостоятельно и принимать решение);
21 Это шэдэ = ого, какая неприятная ситуация! (шэдэ – конфуз, неловкий случай);
22 Она тебя заскамила = она тебя обманула (заскамить – перехитрить, обмануть);
23 Ни фига они флексят! = ничего себе! Как круто они танцуют! (флекс может означать «выпендриваться», отсюда выражение низкий флекс в том же значении);
24 Окнуть (сказать «OK» или «окей», например: «Он окнул» = подтвердил);
25 Обайденеть = обалдеть (Европа совсем обайденела);
26 Макронить = названивать кому-то без особой нужды и результата (Хорош макронить!).
27 Еще талантливые и острые на язык писатели и филологи прошлого утверждали, что «умслопогасы» (так К.И. Чуковский называл составные слова и аббревиатуры типа сельсовет, трудодень, ЦИК, появившиеся в большом количестве в речевой практике 1920-х гг.) в будущем смогут оторваться от той социокультурной среды, в которой появились, и войдут в «более высокую лексику». Мудрое напутствие главного «айболита» стоит повторить и сейчас всем, кто способен прислушаться к дыханию времени, не отвергая его нигилистически, а вживаясь в его ритм, слог, интонацию: «Русский язык, несмотря ни на что, остается таким же несокрушимо прекрасным.
28 Каковы бы ни были те или иные жаргоны, самое их существование доказывает, что язык жив и здоров. Только у мертвых языков не бывает жаргонов. К тому же нельзя не сознаться: иные из этих жаргонных словечек так выразительны, колоритны и метки, что я нисколько не удивился бы, если бы в конце концов им посчастливилось проникнуть в нашу литературную речь» [Чуковский 2012: 103-104].
29 Эти строки близки создателю «Словаря перемен». Хочется надеяться, что все самое бессмысленное и уродливое в языке, промелькнувшее мимо нас, когда-нибудь найдет свое место в «карнавале» очередных научных фантазий и новых филологических традиций, а может быть и ляжет в основу оригинальных жанров речи. Автор этой книги успел сделать главное: остановил образ нашего времени таким, какой он есть.

Библиография

1. Балла О. Эщкере, синк эбаут ит. [Рец.] Словарь перемен 2017–2018 / Сост. М. Вишневецкая. — М.: Три квадрата, 2022 // Знамя. 2022. № 8. [Электронный ресурс]: https://znamlit.ru/publication.php?id=8406 (дата обращения: 20.02.2023).

2. Буцева Т.Н. (ред.) Новые слова и значения: словарь-справочник по материалам прессы и литературы 90-х годов XX века: в 3 т. СПб.: Дмитрий Буланин, 2009-2014.

3. Вишневецкая М. (сост.). Словарь перемен – 2014. М.: Три квадрата, 2015. 224 с.

4. Вишневецкая М. (сост.). Словарь перемен 2015-2016. М.: Три квадрата, 2018. 248 с.

5. Вишневецкая М. (сост.). Словарь перемен 2017-2018. М.: Три квадрата, 2022. 288 с.

6. Гусейнов Г.Ч. Д.С.П. Материалы к Русскому Словарю общественно-политического языка конца XX века. М.: Три квадрата, 2003. 1024 с.

7. Гусейнов Г. Лексикограф в аду // Словарь перемен – 2014 / Сост. М. Вишневецкая. М.: Три квадрата, 2015. С. 5-10.

8. Дуличенко А.Д. Этносоциолингвистика «Перестройки» в СССР: антология запечатленного времени. München: Sagner, 1999. 583 с.

9. Костомаров В.Г. Наш язык в действии: Очерки современной русской стилистики. М.: Гардарики, 2005. 287 с.

10. Костырко С. Книги: выбор Сергея Костырко // Новый мир. 2022. № 6. [Электронный ресурс]: http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2022_6/Content/Publication6_8050/Default.aspx (дата обращения: 19.02.2022).

11. Котелова Н.З. (ред.). Новое в русской лексике. Словарные материалы-80. М.: Рус. яз., 1984. 287 с.

12. Кронгауз М.А. (ред.). Словарь языка интернета.ru. М.: АСТ-Пресс Книга, 2016. 288 с.

13. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов: Около 25000 слов и словосочетаний. М.: Рус. яз., 1998. 846 с.

14. Крысин Л.П. Очерки по социолингвистике. М.: ФЛИНТА, 2021. 360 с.

15. Левашов Е.А. (ред.). Новое в русской лексике. Словарные материалы-88. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. 420 с.

16. Левашов Е.А. (ред.). Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 80-х годов. СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. 904 с.

17. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь языка Совдепии. СПб.: Фолио-Пресс, 1998. 701 с.

18. Приемышева М.Н. (отв. ред.). Русский язык коронавирусной эпохи: коллективная монография. СПб.: ИЛИ РАН, 2021а. 610 с.

19. Приемышева М.Н. (отв. ред.). Словарь русского языка коронавирусной эпохи. СПб.: Институт лингвистических исследований РАН, 2021б. 550 с.

20. Скляревская Г.Н. (ред.). Толковый словарь русского языка конца ХХ века: языковые изменения. СПб.: Фолио-Пресс, 1998. 700 с.

21. Скляревская Г.Г. (ред.). Толковый словарь русского языка начала XXI века. Актуальная лексика: около 8500 слов и устойчивых словосочетаний. М.: Эксмо, 2006. 1131 с.

22. Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 4: Живой как жизнь: О русском языке; О Чехове; Илья Репин; Приложение / Сост., коммент. Е. Чуковской. 2-е изд., электронное, испр. М.: Агентство ФТМ, Лтд., 2012. 592 с.

23. Haudressy D. Ces mots qui disent l’actualité: les mutations de la langue russe. Paris: Institut d’études slaves, 1992. 267 p.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести