Введение

По состоянию на март 2020 г. российско-американская система контроля над вооружениями деградировала до такой степени, что государственные деятели, дипломаты и представители академической среды либо предсказывали её скорый крах, либо утверждали, что она и вовсе развалилась. Так, например, российский исследователь В.И. Батюк ещё в феврале 2019 г., за полгода до официального выхода России из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД), предупреждал, что это событие может «стать последним гвоздём в крышке гроба контроля над вооружениями»¹. Политолог-американист А.В. Кортунов предложил сосредоточиться уже не столько на крахе системы контроля над вооружениями, сколько на том, что последует за её крахом и на новых «правилах жизни» в условиях отсутствия этой системы². Бывший американский дипломат и экс-помощник госсекретаря США по делам Европы и Евразии С. Пайфер писал, что каких-либо позитивных изменений в российско-американском диалоге по контролю над вооружениями стоит ожидать лишь после завершения президентства Д. Трампа³. Учитывая высокую вероятность его переизбрания на второй срок в ноябре 2020 г. такое предположение не внушало оптимизма.

Не воодушевляли и официальные заявления российских и американских государственных деятелей. «Мы будем твёрдо добиваться того, чтобы наш мир не остался без каких-либо договорённостей, которые хоть как-то сдерживают, контролируют вооружения, особенно ядерные», – сказал на пресс-конференции в январе 2020 г. министр иностранных дел России С.В. Лавров⁴. В данном случае словосочетание «хоть как-то» свидетельствует о том положении дел, которое наблюдает МИД РФ с его обширным видением и актуальными данными закрытого характера. При этом важно подчеркнуть, что президент РФ В.В. Путин предельно чётко обозначил свою позицию по контролю за вооружениями на примере Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-3): «не будет СНВ-3 – не будет ничего, что сдерживает гонку вооружений»⁵. В то же время президент США Д. Трамп, впервые узнавший о том, что такое СНВ-3 уже непосредственно во время личной встречи с В.В. Путиным, неоднократно давал понять через членов своего кабинета, что не намерен продлевать СНВ-3 в его нынешнем виде и хочет заключить новый договор, но уже не только с Москвой, но и с Пекином. «Президент считает, что это должны быть не только США и Россия. Мы считаем, что Китаю нужно будет участвовать в любых серьёзных переговорах по контролю над вооружениями, поэтому мы будем работать над этими переговорами в ближайшие месяцы и год», – заявил в феврале 2020 г. советник президента США по национальной безопасности Р. О’Брайэн⁶. Россия не выступает против трёхсторонних переговоров, но и не собирается убеждать КНР в необходимости изменения своей крайне скептической позиции по вхождению в какие-либо договорённости о контроле за вооружениями (причины такого подхода Пекина ещё будут кратко рассмотрены в данной статье). Складывающуюся патовую ситуацию бывший американский дипломат и один из переговорщиков по СНВ-1 Р. Берт описал следующим образом: «в гонке ядерных вооружений больше не будет защитных ограждений, и мы вернемся туда, где мы были ещё в 1960-х годах»⁷.

В таких условиях рассмотрение причин подобных действий Вашингтона представляется не только актуальной и злободневной, но и весьма интересной задачей. Во-первых, потому что в целом российская академическая среда по понятным причинам критически и субъективно подходит к вопросам разрушения Соединёнными Штатами российско-американской системы контроля за вооружениями. Это, в свою очередь, мешает некоторым исследователям учитывать обескоенность Вашингтона по целому ряду вопросов и болевых точек, которые для американского правительства и академической среды представляются абсолютно ясными. Во-вторых, потому что эти самые причины подсвечивают фундаментальный, необратимый и глобальный характер изменения не только существующего расклада сил на международной арене и даже миропорядка, но и подхода к войне и к ядерному оружию в целом. Наконец, в-третьих, анализ причин демонтажа системы контроля за вооружениями позволит подсветить одну из особенностей ведения Вашингтоном своей внешней и военной политики. Она заключается в том, что США почти всегда озвучивали ненастоящие причины предстоявшего выхода из договорённостей. И в то же время почти никогда не скрывали своих мотивов в доктринальных документах.

Договор по противоракетной обороне

Основная идея подписанного и вступившего в силу в 1972 г. договора заключалась в том, что в условиях ограниченных возможностей противоракетной обороны обе ядерные сверхдержавы будут оставаться уязвимыми перед гипотетическим ответным ядерным ударом и, соответственно, будут в духе доктрины взаимного гарантированного уничтожения воздерживаться от нанесения первого удара и ядерного сценария в целом.

К выходу США из этого договора республиканцы активно призывали ещё президента У. Клинтона в 1990-х годах. Эксперты неоконсервативного мозгового центра Фонд «Наследие» (The Heritage Foundation) в то время утверждали, что США, оставаясь подписантом договора, остаются незащищёнными от ракетных ударов и не смогут эффективно обеспечивать безопасность страны⁸. Администрация У. Клинтона лишь собиралась достичь взаимопонимания с Россией и договориться о ряде послаблений к существующему договору, чтобы обезопасить США от случайного удара от таких стран, как Ирак и КНДР⁹. Однако сторонники «жёсткого» сценария уже в 2001 г. оказались в Белом доме: один из самых влиятельных вице-президентов в истории США Д. Чейни (2001–2009), министр обороны Д. Рамсфелд (2001–2006), замминистра обороны П. Вулфовиц (2001–2005) и Дж. Болтон, заместитель госсекретаря США по делам контроля над вооружениями и международной безопасности (2001–2005), позднее ставший постпредом США в ООН (2005–2006). Все они полагали, что Соединённые Штаты не должны брать на себя лишние обязательства. Близкая к демократической позиция госсекретаря К. Пауэлла, считавшего неоконсерваторов «сумасшедшими», не была услышана президентом Дж. Бушем-младшим.¹⁰

Через четыре месяца после инаугурации президент Соединённых Штатов заявил, что настала пора вырваться «за пределы ограничений 30-летнего договора по ПРО» и разработать новую активную стратегию нераспространения оружия массового уничтожения перед лицом новых угроз¹¹. Дополнительным фактором в пользу выхода из договора стал террористический акт 11 сентября 2001 г.: США, в представлении Белого дома, более не должны были отказывать себе в использовании любых доступных мер защиты¹². В ноябре 2001 г. президент США Дж. Буш-младший встретился с президентом В.В. Путиным и достиг договорённости о том, что выход из договора не приведёт к осложнению двусторонних отношений (российская реакция на тот момент оказалась умеренно-негативной, что объяснялось отсутствием каких-либо острых разногласий между двумя странами и подготовкой Московского договора – Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов)¹³. А 13 декабря 2001 г. Дж. Буш-младший официально уведомил Россию об осуществлении права, предусмотренного во втором пункте XV главы Договора по ПРО. «Сегодня, как ясно показали события 11 сентября, самые большие угрозы для обеих наших стран (США и России. – А.М.) исходят не от друг друга или других крупных держав в мире, а от террористов, которые наносят удары без предупреждения, или от государств-изгоев, которые стремятся к обладанию оружием массового уничтожения», – заявил американский лидер¹⁴.

Единственной официально объявленной причиной выхода из Договора по ПРО стала необходимость обеспечения защиты Соединённых Штатов от возможных ракетных угроз со стороны террористических организаций и так называемых «стран-изгоев». Действительно, в 1972 г., когда генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев и президент США Р. Никсон ставили свои подписи под договором, такие страны, как, например КНДР и Ирак, а тем более террористические организации, не рассматривались в качестве кандидатов на обладание передовыми ракетными технологиями. К 2001 г. военно-промышленный комплекс той же Северной Кореи вышел на рубеж активной разработки и принятия на вооружение баллистических ракет средней дальности. А к 2020 г. Пхеньян успел испытать межконтинентальную баллистическую ракету, теоретически способную достичь материковой территории США.

Однако это была далеко не единственная причина выхода Вашингтона из Договора по ПРО. Во-первых, наиболее видные представители администрации Дж. Буша-младшего полагали, что США как единственная мировая сверхдержава, роль которой должна заключаться в поддержании «доброжелательной глобальной гегемонии» (определение «крестного отца неоконсерватизма» И. Кристола), должна избавляться от любых обязательств, сковывающих Вашингтон в эффективном преследовании национальных интересов. Во-вторых, снятия обязательств, связанных с договором, ожидало и Министерство обороны США, и военно-промышленный комплекс США, к 2001 г. в десятки раз более финансово обеспеченный, чем российский. Уже в 2002 г. было создано специализированного Агентство по противоракетной обороне (АПО), а работа по расширению американских противоракетных возможностей была запущена практически мгновенно. В-третьих, с выходом из договора США, в отличие от России, могли извлечь максимальную выгоду исходя из своего статуса глобальной сверхдержавы, имеющей лояльных союзников в большинстве регионов мира. Элементы системы противоракетной обороны США были размещены в различных регионах мира, в том числе в Европе и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В-четвёртых, обязательства США по договору шли вразрез с положениями Обзора ядерной политики 2002 года – важнейшим стратегическим документом эпохи Дж. Буша-младшего. Обзор, подготовка которого началась задолго до уведомления президентом США о выходе из договора, ввело в оборот понятие новой стратегической триады – сочетания ядерных сил, средств противоракетной обороны и гибкой защитной инфраструктуры. Наконец, в-пятых, необходимо осознавать, что ни в коем случае Вашингтон не рассматривал свои действия как шаг, направленный на разрушение российско-американской системы контроля над вооружениями: Договор о СНП был подписан в том же году, а выход из ДРСМД даже потенциально не рассматривался американской стороной.

Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности

В день подписания упомянутого выше Договора о СНП была также подписана Московская декларация о новых стратегических отношениях между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами Америки. В ней отмечалось, что эпоха, в которую оба государства «рассматривали друг друга как врага или стратегическую угрозу, закончилась»¹⁵. Сегодня лидеры двух стран не смогли бы повторить эти слова. С 2002 по 2019 г., в котором ДРСМД утратил свою силу, российско-американские отношения деградировали до самой низкой точки в истории постбиполярного мироустройства. Причём движение по наклонной не прекращалось ни при Дж. Буше-младшем, ни при Б. Обаме (исключение – завершившаяся провалом «перезагрузка»), ни при Д. Трампе. Уже невозможно описать современные российско-американские отношения без упоминания жёсткой санкционной политики, расширения НАТО на восток, дипломатической холодной войны, очередного витка гонки вооружений, непредсказуемости кадровой политики Вашингтона, многочисленных обвинений в адрес России (в том числе во вмешательстве в американские выборы 2016 г.), прокси-войны в Сирии и продолжающегося украинского кризиса. Но даже на этом негативном фоне выход США и последовавший за этим выход России из ДРСМД выделяется как одно из самых потенциально опасных событий.

ДРСМД, предписывавший полный запрет на баллистические и крылатые ракеты с радиусом действия от 500 до 5500 км, был заключён в 1987 г. и вступил в силу в 1988-м. Договор вселял надежду на то, что обе стороны смогут избежать молниеносного и обезглавливающего ядерного удара (время подлёта ракеты малой дальности в ядерном оснащении катастрофично мало для принятия каких-либо стратегических решений или эвакуации в случае ядерной войны).

Официальная причина выхода США из ДРСМД – якобы несоблюдение Москвой условий договора. «Россия, к сожалению, не выполнила соглашение, поэтому мы собираемся расторгнуть…», – именно такую цитату Д. Трампа привела его администрация 1 февраля 2019 г.¹⁶ Полемика вокруг российских крылатых ракет 9М729 «Новатор», предназначенных для оперативно-тактического комплекса (ОТРК) «Искандер-М», началась ещё при Б. Обаме, но о выходе из ДРСМД американские политики всерьёз заговорили уже при Д. Трампе. Как утверждали американские специалисты, радиус действия 9М729 «Новатор» превышает 500 км. Однако российская сторона неоднократно заявляла, что подобные заявления не соответствуют действительности. Более того, за неделю до официального заявления США о выходе из ДРСМД Министерство обороны РФ провело брифинг и продемонстрировало журналистам и иностранным дипломатам транспортно-пусковой контейнер и пусковую установку. Оборонное ведомство пояснило, что на 9М729, являющейся модернизированной версией 9М728 (к которой у Вашингтона претензий не имелось), была размещена боевая часть большего могущества и новый комплекс управления повышенной точности, а объём заправляемого топлива технически не позволит ракете нарушить условия ДРСМД. Брифинг был Вашингтоном и его партнёрами по НАТО демонстративно проигнорирован. «Самое главное обоснование – это то, что мы что-то нарушаем. При этом как обычно никаких доказательств нарушений с нашей стороны не предоставляется», – заявил ещё в декабре 2018 г. президент РФ В.В. Путин, комментируя шестидесятидневный ультиматум госсекретаря США М. Помпео по ДРСМД¹⁷.

Однако упомянутая выше причина выхода, конечно же, не являлась для Вашингтона основной. Более того, США открыто так и не предоставили каких-либо доказательств нарушения российской стороной ДРСМД. В действительности причина номер один для США была указана ещё в 2010 г., причём в одном из ключевых американских доктринальных документов – Обзоре политики США в области ПРО (Ballistic Missile Defense Review). В этом документе говорилось о «стабильном росте» угроз американским силам за пределами США и их союзникам, исходящих от баллистических ракет малой и средней дальности¹⁸. При этом среди государств, обладающих подобным оружием, в последние годы именно Китай стал предметом для беспокойства Вашингтона. В первом и ключевом доктринальном документе администрации Д. Трампа (Стратегии национальной безопасности 2017 года) «ревизионистские» Россия и Китай были названы ключевыми вызовами мировой безопасности, а в предисловии к Стратегии национальной обороны 2018 года содержится предложение, как нельзя лучше определяющее характер современного миропорядка: «Межгосударственная стратегическая конкуренция, а не терроризм, в настоящее время является основной угрозой безопасности США»¹⁹.

В этих условиях Вашингтон обеспокоен тем, что Пекин остаётся никак не ограничен в своей ракетной программе. Президент США Д. Трамп заявлял, что Китай будет обязательно подключён к подготовке нового соглашения, аналогичного ДРСМД, но реакция КНР оказалась предсказуемо отрицательной. «Китай ни в коем случае не согласится с мультилатерализацией ДРСМД», – заявила в июле 2019 г. пресс-секретарь МИД КНР Хуа Чуньин²⁰. Предсказуемым ответ Пекина был, во-первых, потому, что в условиях стратегической конкуренции брать на себя лишние обязательства, сковывающие собственный военный потенциал, не захочет ни одно государство мира, а во-вторых, из-за того, что для Пекина лишиться ракет малого и среднего радиуса действия означает практически лишиться большей части своего ракетного арсенала. Ещё в 2017 г. экс-глава Тихоокеанского командования американских вооружённых сил (ПАКОМ) адмирал Гарри Харрис заявил, что такие ракеты составляют 90% всего ракетного потенциала КНР²¹. По данным Министерства обороны США, на вооружении КНР стояло от 16 до 30 баллистических ракет средней дальности, способных поражать цели на расстоянии от 3 тыс. км, от 200 до 300 баллистических ракет средней дальности, способных поражать цели на расстоянии от 1,5 тыс. км, и от 1 тыс. до 2 тыс. баллистических ракет малой дальности (от 300 до 1000 км). Американское оборонное ведомство также оценивало количество китайских крылатых ракет наземного базирования с дальностью, превышающей 1,5 тыс. км, в 200–300 единиц²².

Таким образом, можно с уверенность констатировать, что Вашингтон вышел из ДРСМД отнюдь не из-за якобы имевших место нарушений Россией договора. Во-первых, выход позволил ликвидировать неравную ситуацию, в которой вторая экономика мира и третья в мире ядерная держава – КНР – могла спокойно разрабатывать и ставить на вооружение ракеты любой дальности действия, а США – нет. Во-вторых, как и в случае с Договором по ПРО, несоблюдение ДРСМД в условиях стратегической конкуренции даёт Вашингтону гораздо больше преимуществ, чем Москве. Список стран, готовых разместить на своей территории американские баллистические и крылатые ракеты малого и среднего радиуса действия, выглядит более внушительным, нежели российский. В-третьих, нельзя пренебрегать и кадровым фактором в американской политике. В период с апреля 2018 г. по сентябрь 2019 г. должность помощника президента по национальной безопасности занимал неоконсерватор Дж. Болтон, занявший высокий государственный пост впервые со времён администрации Дж. Буша-младшего. В том же апреле 2018 г. на должность госсекретаря США был назначен М. Помпео – член республиканского движения «Партии чаепития», относимый рядом представителей академической среды к «ястребам»²³.

Договор о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений

Подписанный президентом России Д.А. Медведевым и президентом США Б. Обамой в 2010 году, СНВ-3 стал одним из символов и основных успехов «перезагрузки». Сменив истёкший в 2009 г. СНВ-1 (СНВ-2 так и не был ратифицирован российскими парламентариями), СНВ-3 предписывал обеим сторонам сокращение своих ядерных арсеналов: до 700 развёрнутых носителей, 800 развёрнутых и неразвёрнутых носителей и 1550 ядерных боезарядов. Если Москва и Вашингтон не воспользуются положением статьи XIV договора о возможности продлении действия на пять лет, он истечёт в феврале 2021 года²⁴.

США, судя по всему, заняли выжидательную позицию. Во-первых, Вашингтон осознает, что СНВ-ё оказался гораздо менее односторонним в плане выгоды для Вашингтона (по сравнению с предыдущими подобными соглашениями). Об этом российские учёные писали ещё в начале 2010-х годов²⁵. Бывший помощник президента США по национальной безопасности Дж. Болтон и вовсе называл СНВ-3 «ущербной системой». Схожей точки зрения, очевидно, Белый дом придерживается и сегодня, а Д. Трамп, известный своими жёсткими переговорными методами, которые он как применял в бизнесе, так и продолжает применять в международных отношениях, будет либо настаивать на улучшении условий для Вашингтона, либо отказываться от дальнейшего участия в договоре. А во-вторых, нельзя не признавать, что СНВ-3 в его нынешнем виде действительно устарел. Это, конечно же, не оправдывает медлительность или неготовность Вашингтона продлить договор. Однако даже МИД России косвенно признаёт, что СНВ-3 перестал отвечать современным реалиям. «С американской стороны звучат рассуждения о распространении действия договора на не подпадающие под его охват новые российские вооружения, о которых неоднократно высказывался президент РФ Владимир Владимирович Путин. Это невозможно без вскрытия и существенной переработки текста соглашения», – заявил в ноябре 2019 г. на Московской конференции по нераспространению заместитель министра иностранных дел России С.А. Рябков. В качестве носителей ядерного оружия в СНВ-3 значатся исключительно межконтинентальные баллистические ракеты, баллистические ракеты подводных лодок и стратегические бомбардировщики. Современное гиперзвуковое оружие и разрабатываемые беспилотные аппараты в ядерном оснащении не подпадают ни под одну из трёх категорий. Как представляется, они должны в обязательном порядке быть включены в условный СНВ-4, иначе интерес обоих государств к поддержанию гонки вооружений в «серой зоне» будет только расти.