Вводные замечания

Замысел романа «Преступление и наказание» «претерпел сложную эволюцию», – пишет Г. М. Фридлендер [Фридлендер 1964: 137]. В нем соединились две идеи. Первая – роман «Пьяненькие», о котором Ф. М. Достоевский сообщает в своем письме А. А. Краевскому от 8 июня 1865 г.: «Роман мой называется «Пьяненькие» и будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч. и проч.» [Достоевский 1985: 127]. Вторая – повесть, содержащая «психологический отчет одного преступления», о ее замысле автор сообщает осенью того же года М. Н. Каткову [Достоевский 1985: 136] (подробнее см. [Фридлендер 1964]). Таким образом, ранее задуманные роман и повесть превращаются в один большой «полифонический», по М. М. Бахтину, роман.

Почему именно для этого романа лексемы пьяный/пьяненький становятся значимыми? «С первых же страниц, – пишет С. Б. Пухачев, – бросается в глаза обилие пьяных» [Пухачев 2006: 47]. А. М. Павлов, М. А. Лагода соотносят пролитие крови, убийство в романе «с мотивом пьянства, имеющим отношение к полюсу “безобразия”, развоплощенности» [Павлов, Лагода 2006: 87].

Возьмем, к примеру, «пятикнижие» Достоевского и приведем некоторые статистические выкладки о соотношении частотности употребления слов пьяный/пьяненький (по данным Национального корпуса русского языка). «Преступление и наказание» (1866): количество слов в романе – 171 209, лексема пьяный используется автором 84 раза, пьяненький – 5; «Идиот» (1868–1869): 207 587 слов, пьяный – 39 вхождений, пьяненький – 0; «Бесы» (1871–1872): 208 482 слова, пьяный – 56 вхождений, пьяненький – 0; «Подросток» (1875): 189 205 слов, пьяный – 10 вхождений, пьяненький – 0; «Братья Карамазовы» (1879–1880): 294 234 слов, пьяный – 94 вхождения, пьяненький – 4. Самое большое количество в романах «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы» (в процентном соотношении к общему объему слов – 0,049 % и 0,031 % соответственно). Данные слова обладают дополнительными, авторскими, оттенками.

«Смысл слова в художественном произведении, – пишет В. В. Виноградов, – никогда не ограничен его прямым номинативно-предметным значением. Буквальное значение слова здесь обрастает новыми, иными смыслами…» [Виноградов 1954: 16]. Составители «Словаря языка Достоевского» выделяют слова (идиоглоссы), которые являются «концентрированным выражением специфики языка… и стиля» писателя [Караулов 2001: 426], отражают «мирообразующие и мироформирующие идеи автора» [Там же]. В списке идиоглосс составленного словника мы находим слова пить, пьющий, пьяненький, пьяница, пьянство, пьяный [Ружицкий 2015: 424–426], т. е. рассматриваемые слова являются, по выражению Ю. Н. Караулова, «элементами авторского образа мира», «ключевыми словами», «точками концентрации смысла», «своеобразными центрами аттракции» [Караулов 2001: 427–428].

Рассмотрим прежде всего языковые средства, используемые автором для характеристики состояния опьянения, их особенности в романе; далее опишем некоторые возможности вакхических слов в пространственной организации героев и связь героев-двойников через вакхическую лексику.

Описание состояния

Описание состояния героя выражается различными языковыми средствами, но наиболее частотным в романе является ряд прилагательного. Это, во-первых, прилагательное пьяный (в полной и краткой формах) и его субстантивированный вариант, диминутив пьяненький (его фонетический вариант пьяненькой(-с)), с префиксоидом полу- (полупьяный), в составе сложных слов мертво-пьяный, пьяный-препьяный, плеоназмы пьян не пьян, напиться пьяным; а также однокоренные наречия со значением причины спьяну, степени допьяна; во-вторых, прилагательное хмельной (в полной и краткой формах) и однокоренное причастие захмелевший; в-третьих, прилагательное нетверезый и его краткий вариант нетверез; в-четвертых, бывшее причастие пьющий употребляется как в форме прилагательного, так и существительного.

Степень опьянения, качественные характеристики и привычки выражаются через сочетаемость с наречиями:

1. с темпоральной семантикой: Потом от вас мигом к себе, – там у меня гости, все пьяные, – беру Зосимова – это доктор, который его лечит, он теперь у меня сидит, не пьян; этот не пьян, этот никогда не пьян! (Разумихин о враче Зосимове, с. 122)¹; Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики (с. 59); Девочка говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала (с. 307). Следует отметить, что Раскольников определяет время по пьяным голосам под своими окнами: До него [Раскольникова] доносились страшные, отчаянные вопли с улицы, которые, впрочем, он каждую ночь выслушивал под своим окном в третьем часу. Они-то и разбудили его теперь. «А! вот уже и из распивочных пьяные выходят, – подумал он, – третий час, – и вдруг вскочил, точно его сорвал кто с дивана. – Как! Третий уже час!» (с. 56);
2. указывающие на степень проявления признака, который выражает два количественных полюса (много/мало): совсем, очень, очень много, немного, капельку;
3. со значением качественной характеристики признака: грязно пьян (говорит о себе Разумихин), – Ах стыд-то какой теперь завелся на свете, Господи! Этакая немудреная, и уж пьяная! (городовой о молодой девушке, с. 32).

В романе возникает ощущение постоянного, беспрерывного движения пьяных: …совсем пьяная, сейчас шла по бульвару… (с. 31); …кругом кабака шлялись всегда такие пьяные и страшные рожи… (с. 35); …из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики… (с. 36); …а они пришоль пьян… (с. 62); Он [Мармеладов] теперь, верно, пьяный, домой пробирался (с. 107) и т. п.

Глагольный ряд представлен глаголом пить и его дериватами выпить (в однократном, результативном (статальном) значениях), запить (в начинательном значении), напиться (и другими сатуративными глаголами нахлестаться, нарезаться), интенсивным глаголом допиться, многократным глаголом пивать; пропить, а также охмелеть, пьянствовать и в значении одноактного действия, обозначенного глаголами влить в себя; стукнуть (водки). В пределах одного высказывания глаголы пить (пропить) употребляются трижды для выделения и нагнетания смысла, например, в речи Мармеладова: – Такова уж черта моя! Знаете ли, знаете ли вы, государь мой, что я даже чулки ее пропил? Не башмаки-с, ибо это хотя сколько-нибудь походило бы на порядок вещей, а чулки, чулки ее пропил-с! Косыночку ее из козьего пуха тоже пропил, дареную, прежнюю, ее собственную, не мою; а живем мы в холодном угле, и она в эту зиму простудилась и кашлять пошла уже кровью Разве я не чувствую? И чем более пью, тем более и чувствую. Для того и пью, что в питии сем сострадания и чувства ищу… Пью, ибо сугубо страдать хочу! – И он, как бы в отчаянии, склонил на стол голову (с. 13). В речи Мармеладова пить соотносится с чувствовать (страдать), со скорбью и обреченностью.

Субстантивный ряд выражается словосочетаниями под влиянием Бахуса, во хмелю (хмель сидит). Адвербиальный ряд репрезентирован наречиями навеселе, выпивши.

Об участии вакхических слов в пространственной организации персонажей

Приведем два примера из романа, которые описывают одну сцену из первого посещения Раскольниковым распивочной: (1) В распивочной на ту пору оставалось мало народу. Остались: один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с виду мещанин; товарищ его, толстый, огромный, в сибирке и с седою бородой, очень захмелевший, задремавший на лавке и изредка, вдруг, как бы спросонья, начинавший прищелкивать пальцами, расставив руки врозь, и подпрыгивать верхнею частию корпуса, не вставая с лавки, причем подпевал какую-то ерунду, силясь припомнить стихи… (с. 9);

(2) Был тут и еще один человек, с виду похожий как бы на отставного чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором волнении (с. 10).

Для анализа этих двух отрывков прежде всего введем понятие, разработанное Ю. Д. Апресяном, «фасадное/нефасадное существительное» и приведем словарное толкование выделенных предлогов. Два пространственных предлога с антонимической семантикой перед – за описывают прежде всего расположение предмета, для которого актуальным является нетривиальный семантический признак фасадности/нефасадности, т. е. фасадные существительные «обладают собственной неизменной анатомией, не зависящей от ситуации восприятия, перемещения наблюдателя и т. п.» [Апресян 2009: 115–116], по нефасадным существительным невозможно определить нахождение верха/низа, правой стороны / левой и т. д., их расположение указывается с точки зрения наблюдателя (подробнее см. [Апресян 2009]).

Пространственным предлогам свойственно также упорядочивать событийную лексику. В «Словаре русского языка» отмечается, что предлог перед может указывать «на предмет, лицо и т. д., к которому непосредственно обращено внимание какого-л. лица или по отношению к которому совершается действие этого лица. Вертеться перед зеркалом. Молиться перед иконой» [Евгеньева (ред.) 1999 3: 57–58]; а предлог за в сочетании с творительным падежом существительного «употребляется при обозначении предмета, около которого в непосредственной близости находится, размещается ктол. для какогол. действия, занятия (с глаголами состояния: сидеть, стоять, находиться и т. п.). Сидеть за столом // при обозначении орудия или средства действия, занятия, а также при обозначении занятия, дела, которым ктол. занят» [Евгеньева (ред.) 1999 1: 490–491].

Вернемся к приведенным отрывкам. В примере 1 описываются два человека, находящихся в состоянии разной степени опьянения, что обозначается посредством слов с противоположной семантикой: состояние первого описывается с помощью качественного прилагательного в сочетании с наречием меры и степени хмельной, но немного, для характеристики второго используется однокоренной с прилагательным глагол со значением изменения состояния (хмелеть – захмелеть) в форме причастия, также в сочетании с наречием – очень захмелевший. Акцентируется внимание на их месторасположении: первый – сидел (туловище расположено вертикально, бодрствовал), второй – задремавший на лавке (сидя, опершись на стол руками, спал). Далее указывается их деятельность: за пивом – обозначается объект – наименование напитка – и так определен способ времяпровождения, которым он занят, второй – изредка, вдруг, как бы спросонья, начинавший прищелкивать пальцами; подпевал. Неоднозначность, асимметрия двух образов наблюдается и в описании внешности: первый персонаж по социальному статусу определен как мещанин, по выражению его товарищ можно предположить, что оба посетителя распивочной мещане; далее для второго дается описание ярких черт внешности: толстый, огромный, в сибирке и с седою бородой. Обозначим ряд контекстуально противоположных по семантике слов, характеризующих состояние двух человек: хмельной – захмелевший, немного – очень, сидеть – задремать, за пивом (т. е. за столом) – на лавке.

В примере 2, с одной стороны, нефасадное существительное посудинка в сочетании с предлогом перед предполагает включение наблюдателя, роль которого здесь выполняет Раскольников, и, как кажется, определяет лишь пространственные характеристики Мармеладова, его местонахождение. С другой стороны, его расположение определяется относительно вещи, которая становится своеобразным статическим центром притяжения (ср. с иллюстрациями из словаря вертеться перед зеркалом, молиться перед иконой, которые предполагают, помимо концентрации внимания на объекте, его неподвижность, статику). Однородный ряд обстоятельств образа действия – особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом (ср. с ответом на вопрос Как провел время? Перед телевизором) –эксплицирует сосредоточенность героя на посудинке, указывает на его времяпрепровождение и одиночество.

«Вакхический круг» Раскольникова и Свидригайлова

Слова с вакхической семантикой открывают и замыкают путь героя, являются при этом особым местом сфокусированности смысла. Опишем круг Раскольникова: начнем с его встречи с Мармеладовым. В романе слово пьяненький употребляется пять раз (по сути это две сцены): в первый раз – в разговоре с Раскольниковым Мармеладов описывает себя, свое бездействие (лежал) и свои страдания, когда Лебезятников избивает его жену и в тот момент, когда Соня впервые отправляется по желтому билету: Когда господин Лебезятников, тому месяц назад, супругу мою собственноручно избил, а я лежал пьяненькой, разве я не страдал? (с. 15); А тут ребятишки голодные… Лежал я тогда… ну, да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» (там же); …А я, как и давеча, в том же виде лежал-с… И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе, обнявшись… обе… обе… да-с… а я… лежал пьяненькой-с (там же). И здесь же Мармеладов произносит слова, выражающие идею Божьего всепрощения: И всех рассудит и простит, и добрых и злых, и премудрых и смирных… И когда уже кончит над всеми, тогда возглаголет и нам: «Выходите, скажет, и вы! Выходите пьяненькие, выходите слабенькие, выходите соромники!» И мы выйдем все, не стыдясь, и станем. И скажет: «Свиньи вы! образа звериного и печати его; но приидите и вы!» И возглаголят премудрые, возглаголят разумные: «Господи! почто сих приемлеши?» И скажет: «Потому их приемлю, премудрые, потому приемлю, разумные, что ни единый из сих сам не считал себя достойным сего…» (с. 18). И только в конце романа, когда Раскольников идет на площадь просить прощения, вновь возникает образ именно пьяненького, в уста которого вложены слова понимания действий Раскольникова и образ которого соотносится с мармеладовской речью: – Это он в Иерусалим идет, братцы, с детьми, с родиной прощается, всему миру поклоняется, столичный город Санкт-Петербург и его грунт лобызает, – прибавил какой-то пьяненький из мещан (с. 317).

Отметим также внутреннее состояние эмоционального и физического потрясения Раскольникова, его восприятие со стороны и вербализацию с помощью глаголов с конфиксом на-…-ся со значением пресыщенности действием и частицы ишь, подчеркивающей, выделяющей это состояние: 1) после совершения убийства: Но все эти мучения до того его обессилили, что он едва двигался. Пот шел из него каплями; шея была вся смочена. «Ишь нарезался!» – крикнул кто-то ему, когда он вышел на канаву. Он плохо теперь помнил себя; чем дальше, тем хуже (с. 54); 2) в сцене покаяния на площади: И до того уже задавила его безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового, полного ощущения. Каким-то припадком оно к нему вдруг подступило: загорелось в душе одною искрой и вдруг, как огонь, охватило всего. Все разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю… Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю, с наслаждением и счастием. Он встал и поклонился в другой раз. – Ишь нахлестался! – заметил подле него один парень (с. 317). Надо сказать, что это не единственные случаи, когда Раскольникова принимают за пьяного: Он [Раскольников] шел по тротуару, как пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними… (с. 9); Путь же взял он [Раскольников] по направлению к Васильевскому о-ву через В-й проспект, как будто торопясь туда за делом, но, по обыкновению своему, шел не замечая дороги, шепча про себя и даже говоря вслух с собою, чем он очень удивлял прохожих. Многие принимали его за пьяного (с. 27); когда он чуть ли не попадает под колеса, как и Мармеладов, кучер ударяет его кнутом: – Известно, пьяным представится да нарочно и лезет под колеса; а ты за него отвечай (с. 70).

Путь Свидригайлова (одного из двойников Раскольникова) идет в тесной связи с движением самого Раскольникова, является его отражением. «В каждом из них (то есть двойников), – пишет М. М. Бахтин, – герой умирает (то есть отрицается), чтобы обновиться (то есть очиститься и подняться над самим собою)» [Бахтин 2002: 144].

После совершения преступления, почувствовав, что невозможно выносить моральные муки, Раскольников решает больше не возвращаться домой, уходит на улицу и думает о самоубийстве: Подле, на мостовой, шлялся, громко ругаясь, пьяный солдат с папироской и, казалось, куда-то хотел войти, но как будто забыл куда. Один оборванец ругался с другим оборванцем, и какой-то мертво-пьяный валялся поперек улицы (с. 96). Свидригайлов, решившись на последний шаг и совершая свой последний путь (так же, как и Раскольников по трактирам и клоакам), перед самоубийством видит пьяного: Он [Свидригайлов] уже поравнялся с большим каменным домом. Грязная, издрогшая собачонка, с поджатым хвостом, перебежала ему дорогу. Какой-то мертво-пьяный в шинели, лицом вниз, лежал поперек тротуара (с. 308). Почти полностью совпадающее описание – использование неопределенного местоимения какой-то, субстантивированного прилагательного мертво-пьяный, указание на расположение (валялся/лежал) с одинаковым предлогом поперек – делает возможным соотнести их мысли и чувства, показать своего рода тупик, но с тем чтобы одному возродиться, обновиться, а другому – довести до конца задуманное (лицом вниз).

Когда Раскольников идет на площадь просить прощения, по пути он видит приплясывающего пьяного (не мертво-пьяного, как Свидригайлов): Он вошел на Сенную. В толпе безобразничал один пьяный: ему все хотелось плясать, но он все валился на сторону. Его обступили. Раскольников протиснулся сквозь толпу, несколько минут смотрел на пьяного и вдруг коротко и отрывисто захохотал (с. 316).

Во время ночного неожиданного визита Свидригайлова к родителям его молодой невесты, они подумали, что он пьян – используется такой же глагол, как и при характеристике Раскольникова, – нахлестаться: Насилу достучался [Свидригайлов] и вначале произвел было большое смятение; но Аркадий Иванович, когда хотел, был человек с весьма обворожительными манерами, так что первоначальная (хотя, впрочем, весьма остроумная) догадка благоразумных родителей невесты, что Аркадий Иванович, вероятно, до того уже где-нибудь нахлестался пьян, что уж и себя не помнит, – тотчас же пала сама собою (с. 303). И в самой сцене самоубийства Свидригайлова он снова соотносится с классом пьяных, обладающих определенным стереотипом поведения: Оба они, Свидригайлов и Ахиллес, несколько времени, молча, рассматривали один другого. Ахиллесу наконец показалось непорядком, что человек не пьян, а стоит перед ним в трех шагах, глядит в упор и ничего не говорит (с. 308).

Выводы

Итак, какова роль вакхической лексики в организации романа «Преступление и наказание» помимо ее собственного номинативно-предметного значения?

Во-первых, автор, безусловно, показывает обезображенный вид пьяного и его поступков, вонь и грязь обстановки распивочных, кабаков и других «съестно-выпивательных» заведений, но в то же время ставит вопрос о соотношении с верой и идеей всепрощения. Вопрос о высоком, нравственном, духовном решается при описании низкого, безнравственного и аморального.

Во-вторых, вакхическая лексика используется для выражения сильного эмоционального потрясения, физическое воплощение которого отождествляется с алкогольным опьянением.

В-третьих, вакхическая лексика выполняет символическую роль. Так, за словом пьяненькие стоит не просто диминутив, а класс людей (т. н. маленькие люди), потерявших надежду, те, которым некуда больше пойти и которые не в силах что-либо изменить. Мертво-пьяный поперек пути для Свидригайлова и Раскольникова связывает их и показывает тупиковость того пути, который выбран.