- PII
- S013161170009245-8-1
- DOI
- 10.31857/S013161170009245-8
- Publication type
- Article
- Status
- Published
- Authors
- Volume/ Edition
- Volume / Issue 2
- Pages
- 7-17
- Abstract
This article examines modern state of language in stanitsas and khutors of Krasnodar region, where Kuban subdialects have been historically evolving from a Ukrainian base. Primary sources of examination are mostly data collected by the authors in the course of 2005–2018 field expeditions, as well as data from regional dictionaries containing subdialect vocabulary and phraseology of Kuban region. The article presents fragments of subdialect carriers’ speech in a form of illiterate letter reflecting special features of local vocalization. It demonstrates the effect of Russian literary language influence on Kuban subdialects, which have the Ukrainian base and which are distant from their mother tongue both in time and in space. The article substantiates a tendency that defines the modern state of Kuban subdialect – the gradual spread of grammatical, phonetical and lexical elements of Russian literary language. It proves relative stability of dialect phonetics and grammar, as well as lexical flexibility. The conclusions reached in the article take into account the attitude of villagers towards their mother tongue and to Russian literary language, as well as linguistic reflection, which manifests in evaluation of their own speech with its mixture of Ukrainian and Russian languages. The article provides a linguistic analysis of dialect units containing the “speech” seme in their meaning, discloses their emotional and evaluative characteristics.
- Keywords
- Kuban subdialects, subdialect mixture, stability and fluidity of subdialects at different language levels
- Date of publication
- 29.06.2020
- Number of purchasers
- 28
- Views
- 715
«Вот так мы и ка´жэмо: от укра´инского втиклы´, до ру´сского нэ доби´глы» – этой ироничной фразой характеризуют свою речь сельские жители Краснодарского края, говор которых имеет украинскую языковую основу. Кубань – уникальный регион, где исторически складывались говоры с двумя языковыми основами: украинской и южнорусской, что обусловлено историей заселения региона. Сюда с конца XVIII столетия для службы и освоения свободных земель переселялись запорожские и донские казаки, а также крестьяне из южнорусских и украинских губерний. Взаимодействие украинской и южнорусской этнографических групп – черноморского и линейного казачества, а также образование в 1860 году Кубанской области и Кубанского казачьего войска привели к возникновению особого субэтноса – кубанского казачества. В послереволюционные годы, как отмечают историки и этнографы, казачество утратило ряд важных признаков субэтноса, превратившись в этнографическую группу русского народа [Бондарь 1990: 140]. Современные жители Кубани также в большинстве своем считают себя русскими.
Что касается местного диалекта, то говоры с разными языковыми основами смешивались. На этот факт обращали внимание краеведы еще во второй половине ХIХ в. Так, в 1897 г. Л. А. Апостолов писал: «Язык Кубанской области довольно своеобразный. Малорусское наречие даже в наиболее однородных станицах подвергалось значительному влиянию великорусского, приняв туда много оборотов и слов…» [Чистов (отв. ред.) 1967: 37–38]. Действительно, отдаленные от материнского языка во времени и пространстве кубанские говоры с украинской языковой основой испытывают мощное влияние русского языка. Осознавая смешанность в своей речи украинских и русских черт, сами носители говоров называют себя переве´ртнями: Якы´ ж мы украи´нцы, мы такэ´ … пэрэвэ´ртынь (ст-ца Ахтанизовская). В селе Ейское Укрепление, говор которого имеет южнорусскую языковую основу в отличие от говоров соседних населенных пунктов Щербиновского района, где бытуют кубанские говоры с украинской языковой основой, записан локализм попола´шник: Я папала´шник: ате´ц – с Ей-Укрипле´ния, а мать с Никала´ивки. Признавая себя попола´шником, информант обращает внимание на то, что на его речь повлияли говоры родителей, имеющие разную языковую основу. «Словарь русских народных говоров» приводит однокоренное прилагательное попола´шный, зарегистрированное на Дону: ‘1. Поделенный пополам, на двоих. 2. Смешанный пополам с чем-л.’ [Сороколетов (гл. ред.) 1995: 329].
Традиционно местные говоры с украинской языковой основой на Кубани называют бала´чкой. Слово образовано от общеславянского глагола бала´кать, который, по мнению Н. М. Шанского, представляет собой суффиксальное производное от бала´ка ‘болтун(ья)’ (от бал ‘разговор, болтовня’ + суффикс -АК(А)) [Шанский, Боброва 2000; см. также Фасмер 1996: 112]. Существительные бал, ба´лы и в наши дни известны в других славянских языках и диалектах. В украинском языке бала´кать означает ‘разг. говорить, разговаривать, беседовать; разг. толковать; фам. калякать (с кем-л.); разг. болтать’ [Івакін (ред.) 2004: 19]. В русских говорах слово имеет два значения: ‘1. Говорить хорошо, толково, правильно (о грамотных людях). 2. Говорить непонятно, неразборчиво’ [Филин (гл. ред.) 1966: 70]. На Кубани глагол бала´кать, помимо ‘говорить, болтать’, означает также ‘говорить на кубанском говоре с украинской языковой основой’. Беседуя с информантами, мы обратили внимание на то, что во втором (собственно кубанском) значении глагол бала´кать, как и однокоренные существительные бала´чка, бала´канье, обладает разной оценочной характеристикой. Как правило, пренебрежительный оттенок эти слова имеют в кубанских станицах, где складывались кубанские говоры с южнорусской языковой основой. Местная бала´чка и у жителей черноморских станиц также может ассоциироваться с неграмотной, некультурной речью. Показательно признание жительницы стцы Марьянской Лубенец Н. В., 1940 г. р.: Мы да´жэ ино´й раз пое´дым у Краснода´р, та´мо бала´каю. Го´споди! Чё ж я бала´каю, на´до ж разгова´рывать. Однако в большей части отношение к своему диалекту почтительное: Мы бала´каим, и бу´дэ цэй разгово´р, нэ умрэ´ (стца Канеловская). Я бала´каю. А мне нра´выцца э´тат разгаво´р. Ныобы´чный. И гарацки´е инагда´ ф сваи´ слава´ ужэ´ на´шы слава´ фставля´ють (стца Медведовская). Наш разгово´р, вин са´мый лу´чшый (стца Копанская). Записаны также многочисленные высказывания, в которых носители диалекта с сожалением признают, что молодежь отходит от материнского языка: Сича´с ужэ´ отпада´е бала´канье. От пи´сни – э´то на´шэ. Стихи´я… (стца Нововеличковская). Ди´ты на´шы нэ бала´кають, ужэ´ разгова´ривают (стца Старотитаровская).
Широко распространено в крае наречие по-хохо´льски(ы), означающее ‘с выговором, характерным для кубанского говора с украинской языковой основой’. Подчеркнем, что хохла´ми в Краснодарском крае называют не украинцев, а коренных кубанцев, говор которых имеет украинскую языковую основу. В аналогичном значении на Кубани широко бытует фразеологизм хохо´л ри´заный: Пиды´ до ди´да Супо´ни, вин роска´жэ, вин жэ хохо´л ри´заный, коза´к (стца Старомышастовская). Словарь «Русский говор Кубани» регистрирует также однокоренной глагол хохля´ть ‘говорить на кубанском говоре с украинской языковой основой’: Па´па, ты хоть на лю´дях ни хахля´й (хут. Александровский) [Шейнина, Тарасенкова (ред.) 1992: 375].
Глаголам бала´кать и хохля´ть в местных говорах противопоставлены структурные варианты разгова´ри(ы)вать / разгова´рювать ‘говорить на русском литературном языке, без характерного местного выговора’: А цэ´ як у санато´рии була´: сидю´ за столо´м и мовчу´. Мине´ сты´дно: они´ ж разгова´ривают, а я бала´каю (стца Новомышастовская). В нас ди´ты то´жэ уси´ разгова´рювають, а я бала´каю. Я нэ мо´жу вжэ по-друго´му (стца Киевская). Та та´к жы и получа´ицця, шо ф шко´ли уну´к разгова´рюе, а до´ма вин бала´кае. Воны´ фсе: и бала´кают, и разгова´ривают (стца Сергиевская).
Обращает на себя внимание, что многие информанты, особенно люди старшего поколения, воспринимают русский литературный язык как язык искусственный, манерный и претенциозный. С литературной речью связывается на Кубани произношение звука [г] взрывного образования в отличие от [] фрикативного1, присущего членам данного диалектного сообщества. Отсюда выражения говори´ть на «г» / разгова´ривать на «г» ‘произносить «г-взрывное»’ (ср. с донским бить на «г» в аналогичном значении [Дегтярев (ред.) 2003: 46]). «Литературное» [г] часто вызывает иронию и насмешку у носителей диалекта. Приведем диалог собирателя с информантом: – А какая дразнилка была для тех, кто по-русски разговаривал? – Ну каца´пы. А ищё дразни´лка така´я была´: гу´си гого´чут, го´рот гори´т, вся´кая га´дость на «гэ´» говори´т. Говори´ть на «гэ´» – по-ру´сски зна´чит (стца Гривенская). В этой дразнилке раскрывается образная основа бытующего на Кубани глагола гогота´ть ‘говорить на русском литературном языке, произносить взрывное [г]’: Вин (речь идет о муже) разгава´ривав, с а´рмии прышо´в и так вин разгава´ривав. А я бала´кала, я нэ прывы´кла гагата´ть (аул Хатукай).
В кубанских говорах широко бытуют также глагол што´кать (ср. с донским бить на что [Маслов 2007]) и образованное от него существительное што´калка, высмеивающие правильную, литературную речь: Прыйи´хала што´калка з го´роду, хо´дэ тай што´кае (стца Азовская). Яркая особенность местного произношения, отличающая его от литературной нормы, актуализируется в глаголе шо´кать ‘говорить на местном диалекте, с диалектной фонетикой’: Мы тада´ ни гавары´ли, мы бала´кали: шо. Е´сли хто с прые´жжых ста´нит гавары´ть па-ру´сски, мы смия´лись с них: гарацки´е што´кают, а мы шо´каим, а аны´ што´кают (стца Копанская).
Между тем сами диалектоносители признают: их говор размывается под влиянием русского литературного языка. Осознание ими этого неизбежного процесса проявляется в бытующих присказках, включающих диалектно-литературные эквиваленты, отражающие смешение кубанских говоров на лексическом уровне и демонстрирующие шутливое отношение к своей смешанной речи: кажу´ – говорю, ле´зла по ле´стнице – упа´ла с драбы´ны, ваш топо´р нашу сокы´ру попёр, лентя´й багла´я´ с кру´чи спихну´л. Не случайно местные жители называют кубанский диалект, совмещающий украинско-русские черты, ре[э]´паный язы´к. Показательны и выражения налома´ть язы´к, переверну´ть язы´к, подхваты´ть языка´ ‘научиться говорить на русском литературном языке’: В а´рмии я язы´к налома´л (стца Ахтанизовская). Сын па-ру´сски, а я ужэ´ нэ пэрэвэрну´ язы´к (стца Нижегородская). Я тро´шки у го´ради патхваты´в языка´ (стца Бородинская). Значение ‘овладеть русским литературным языком’ актуализируют также глаголы вы´гавкаться, переверну´ться, перевесты´сь: – Вы балакаете? – Та нет, мы ужэ´ вы´гавкались (стца Копанская). Ди´ты на´шы нэ бала´кають, ужэ´ разгова´ривают, и мы тро´шкы пэрэвэрну´лыся (стца Старотитаровская). Ужэ´ на´шы уну´кы нэ бала´кають. А мы нэ пэрэвылы´ся ще (стца Старотитаровская). У глагола переверну´ться зафиксировано энантиосемичное значение ‘перейти с разговорного русского литературного языка на местный диалект’: Тут хахлы´, и я пиривирну´лась (хут. Саньков).
Размывание материнской основы кубанских говоров в разной степени происходит на всех языковых уровнях. Наглядными результатами этого процесса являются слова-«гибриды», включающие в себя русский и украинский аффиксы (происхождение корневой морфемы может быть различным). См., напр.: подшу´кувать ‘подыскивать’ (русская приставка ПОД- и украинский суффикс -УВА(ТЬ)): Я стал патшу´кувать ниве´сту (стца Бородинская); раскуштува´ть ‘распробовать, отведать’ (русская приставка РАС- и украинский суффикс -УВА(ТЬ)): Ну шо? Раскуштува´лы мий борщ? Га´рный? (стца Новотитаровская); роска´чивать (украинская приставка РОС- и русский суффикс -ИВА(ТЬ)): Сэстра´ (йи було´ пять годи´в) ста´ла ло´тку роска´чивать, и ло´тка пэрэвирну´лась на сэрэ´дыни ри´чки (стца Новомалороссийская) и др.
Влияние русского языка проявляется и в том, что носители кубанских говоров с украинской языковой основой параллельно с украинскими активно используют и русифицированные формы. В подтверждение приведем иллюстрации из «Опыта словаря кубанских говоров» [Борисова 2018], записанные в населенных пунктах, где исторически складывались кубанские говоры с украинской языковой основой: батьки(о)вщи´на ‘1) Родина; 2) наследство’: На´до на батькивщи´ну съе´здыть (с. Шабельское). Ха´ту брат про´дал, на´шу батьковщи´ну (с. Новопавловка); пи(о)дсу´лок ‘судак небольшого размера’: Малэ´нькый суда´к – цэ пидсу´лок (стца Елизаветинская). А у´трам адни´ патсу´лки лави´лись (стца Бородинская); ро(а)спы´ться ‘спиться’: Муш роспы´вся по-стра´шному. А я тырпи´ла. Од дурна´ була´! (стца Вышестеблиевская). Мужыки´ распылы´сь (стца Новотитаровская); свашку(о)ва´ть ‘быть свашкой на свадьбе’: Вона свашкува´ла у и´х на сва´йби (стца Марьянская). Е´сли я сва´шка, е´сли я бэру´ся свашкова´ть, то я иду´ помога´ть гото´выть (стца Ясенская); з(с)ва´жить ‘взвесить на весах’: Зваш мини´ пилкила´ са´харю (стца Старомышастовская). Купы´в колбасы´ в магази´ни, сва´жив до´ма, а вона´ ёго´ обдуры´ла, ста´рого: би´льшы гро´щив взяла´ (стца Марьянская).
Фонетическая система кубанских говоров с украинской языковой основой, безусловно, подвергается трансформациям под воздействием русского языка. Так, в речи носителей кубанских говоров с украинской языковой основой происходит ослабление позиций оканья в пользу аканья, наблюдаются редукция гласных, переход [э] в [о] под ударением перед твердым согласным, оглушение парных звонких согласных в слабых позициях, отвердение мягкого [ц’] и др. Между тем многие материнские фонетические черты (произношение [и] на месте этимологического ятя, отвердение парных по твердости/мягкости согласных перед гласными переднего ряда, произнесение губно-губного [w] на месте согласного [л] в конце глагольных форм прошедшего времени мужского рода ед. ч. и др.) проявляют поразительную устойчивость. По характерной местной огласовке можно безошибочно узнать носителя кубанских говоров с украинской языковой основой. Коренные кубанцы шутят: А шоб прови´рыть люды´ну: хохо´л (куба´нэць) вин чи ни, попросы´ть ёго сказа´ть: «На полы´ци лэжы´ть паляны´ця».
Грамматическая система кубанских говоров с украинской языковой основой также размывается под влиянием русского языка. Нечастотность, малопродуктивность отдельных грамматических форм приводит к их неизбежному устареванию. Так, архаическими являются украинские окончания существительных дательного и предложного падежей мн. ч. -ОВИ, -ЕВИ, встречающиеся у небольшого круга существительных в речи представителей старшего поколения (к бра´тови, при ба´тькови, де´дови, сы´нови, на ду´бови, по хли´бови и др.). В разряд архаичных перешло характерное для украинского языка чередование заднеязычных согласных звуков [г], [к], [х] со свистящими [з], [ц], [с] в позиции перед [е], [и] в формах существительных дательного и предложного падежей ед. ч., что фиксируется только у пожилых диалектоносителей (к саба´це, поро´зи, в па´зуси, в Темрюци´ и др.). В полной мере процесс архаизации коснулся звательной формы, которая спорадически отмечается у одушевленных имен существительных (Га´лю, ма´мо и др.).
Однако в большинстве своем грамматические черты обнаруживают заметную стабильность, сосуществуя с русскими литературными вариантами даже в пределах одного высказывания. См., например, флексии -ИВ/-ОВ в существительных родительного падежа мн. ч.: Як начала´сь сове´цка власть, так йих прыжа´лы: и казаки´в, и чирке´сов (стца Елизаветинская); [т’] / отсутствие конечного [т] / [т] в окончаниях глаголов 3го л. изъявительного наклонения: Чирэда´ пря´мо бижы´т на мэ´нэ: буга´й спэрэ´ди и коро´вы. И буча´ть. Буча´т, ну рыву´ть: Бу… Ду´маю: навэ´рно волк (стца Ольгинская). Му´зыка гра´е, и оца´ пи´сня, так вона´ мине´ шку´ру знима´е: «Хай Русь благоро´дна фскипа´е, как волна´» (стца Бородинская). Та то´ ж тыля´чи зу´би, враз повыпада´ют, бу´дуть други´, но´ви (стца Петровская); флексии -ИМО (-ЕМО) / -ИМ (-ЕМ) в формах глагола 1го л. мн. ч.: Було´, коро´ву пасэ´м, пи´дросткамы, у пи´джмурка гуля´им, мак йимо´, на дэ´рыво ла´зым – клей йимо´ (стца Дядьковская); формы инфинитива на -ТЫ/-ТЬ: От пишла´ я на горо´т траву´ рва´ты, чу´ю: шось у ро´ти сквозня´к. Мац языко´м – нэма´ зуби´в. Дава´й шука´ть… (стца Гостагаевская) и др. Яркая грамматическая черта кубанского диалекта – дублетные флексии -АХ/-АМ у существительных мн. ч. с предлогом ПО при глаголах любого лексического значения. Окончание -АХ характерно для украинского языка ХIХ в. и его восточных говоров (в них предложный падеж русского языка соответствует местному падежу) и отсутствует в русском языке и южнорусском диалекте, в том числе донском. Устойчивость данной флексии подтверждается и ее широким функционированием в кубанских говорах с южнорусской языковой основой, в которых она является заимствованной. Стабильные украинские формы личных местоимений вин, вона, воно, воны в речи диалектоносителей могут под воздействием аканья менять свою огласовку ([вана, вано, ваны]), а также заменяться русскими местоимениями или перемежаться с ними.
Как и в любом живом языке, изменения в области фонетики и грамматики протекают в кубанских говорах достаточно медленно. Ведущая тенденция, определяющая современное состояние кубанского диалекта, заключается в постепенном распространении русских литературных грамматических и фонетических элементов. Однако эти процессы не носят глубинного характера, что способствует относительной устойчивости местных диалектных черт на уровнях фонетики и грамматики.
Что касается диалектного лексического состава кубанских говоров с украинской языковой основой, то он также испытывает влияние русского языка. Показательны выводы, сделанные в 1994 г. ростовским диалектологом Б. Н. Проценко, который провел обследование по комплексной программе первых четырех томов «Лексического атласа русских народных говоров» в стце Дядьковской Кореновского района Краснодарского края. Собранные материалы продемонстрировали, что, сохраняя фонетические и морфологические черты, говор этой станицы, имеющий украинскую языковую основу, претерпел колоссальные изменения в области лексики, что проявилось в мощной экспансии русизмов, значительно трансформировавшей словарь [Проценко 1996: 17–19]. Анализ диалектных текстов, запись которых ведется нами с 2005 г., в сравнении с расшифрованными текстами 1970–1980 гг., хранящимися на кафедре современного русского языка Кубанского госуниверситета, демонстрирует сокращение в речи информантов количества лексических единиц материнского языка и их замену общерусскими эквивалентами.
Русификация лексикона носителей кубанских говоров с украинской языковой основой особенно наглядно проявляется в активном использовании украинско-русских синонимов, причем введение русских синонимов в речь может происходить и самопроизвольно, без уточнений модального характера: «у нас так, а у вас так», «это по-хохольски, по-хохляцки», «это по-кубански», «это по-русски». См., напр.: Хорошо´ дивча´та есть спива´ють, прям хорошо´ пою´ть (хут. Братковский). Мать на гори´ще была´, я ей што´-то подава´ла на чирда´к з дробы´ны (стца Елизаветинская). Паха´лы, се´ялы, убыра´лы, молоты´лы, усэ´ жэ´нщины рабо´талы, робы´лы (стца Новоберезанская).
В целом изучение языковой ситуации в кубанских станицах, где исторически складывались говоры с украинской языковой основой, демонстрирует, что на лексическом уровне носители кубанских говоров от укра´инского у(в)тиклы´ в силу большей проницаемости и динамичности диалектной лексической системы. В области же фонетики и грамматики эти говоры еще до ру´сского не доби´глы, поскольку материнские фонетические и грамматические черты проявляют в них заметную устойчивость, сосуществуя с русскими литературными, что наблюдается даже в речи одного диалектоносителя.
346 p.
References
- 1. Bondar’ N. I. [What do we know about each other? Ethnographic stories about the people of Kuban]. Kubanskii kraeved. Ezhegodnik. Krasnodar, Krasnodar Book Publ., 1990, pp. 132–174. (In Russ.)
- 2. Borisova O. G. Opyt slovarya kubanskikh govorov. [Experience of the dictionary of the Kuban dialects]. Krasnodar, Kuban St. Univ. Publ., 2018. 485 p.
- 3. Chistov E. V. (resp. ed.). Kubanskie stanitsy: Etnicheskie i kul'turno-bytovye protsessy na Kubani. [Kuban villages: Ethnic, cultural and community processes in Kuban]. Moscow, Nauka Publ., 1967. 358 p.
- 4. Degtyarev V. I. Bol'shoi tolkovyi slovar' donskogo kazachestva. [Big explanatory dictionary of the Don Cossacks]. Moscow, Russkie Slovari Publ., Astrel' Publ., AST Publ., 2003. 608 p.
- 5. Fasmer M. Etimologicheskii slovar' russkogo yazyka: V 4 t. [Etymological dictionary of Russian: In 4 vols.]. Vol. 1. Moscow, St. Petersburg, Terra Publ., Azbuka Publ., 1996. 573 p.
- 6. Filin F. P. (ch. ed.). Slovar' russkikh narodnykh govorov [Dictionary of the Russian national dialects]. Vol. 2. Moscow, Leningrad, Nauka Publ., 1966. 315 p.
- 7. Ivakіn O. P. (ed.). Novyi ukrainsko-russkii. Russko-ukrainskii slovar' [New Ukrainian-Russian. Russian-Ukrainian dictionary]. Kiev, Akonit Publ., 2004. 576 p.
- 8. Kuznetsov P. S. Russkaya dialektologiya [Russian dialectology]. Moscow, Uchpedgiz Publ., 1960. 184 p.
- 9. Maslov V. G. Slovar' govora Dobrinki Uryupinskogo raiona Volgogradskoi oblasti [Dictionary of a dialect Dobrinki of the Uryupinsk district of the Volgograd region]. Tula, Tula St. Univ. Publ., 2007. 122 p.
- 10. Protsenko B. N. [About the status of steppe Kuban dialects in the Lexical atlas of the Russian national dialects]. Leksicheskii atlas russkikh narodnykh govorov (Materialy i issledovaniya). 1994 [Lexical atlas of the Russian national dialects (Materials and researches). 1994]. St. Petersburg, Institute of Linguistic Studies (RAS) Publ., 1996, pp. 17–19. (In Russ.)
- 11. Shanskii N. M., Bobrova T. A. Shkol'nyi ehtimologicheskii slovar' russkogo yazyka. [School etymological dictionary of Russian]. Moscow, Drofa, 2000. 400 p.
- 12. Sheinina E. P., Tarasenkova E. F. (ed.). Russkii govor Kubani: Slovar' [Russian dialect of Kuban: Dictionary]. Krasnodar, 1992 // Dep. in INIOON RAS, no. 47266, 414 p.
- 13. Sorokoletov F. P. (ch. ed.). Slovar' russkikh narodnykh govorov [Dictionary of the Russian national dialects]. Vol. 29. St. Petersburg, Nauka Publ., 1995.