Везде
Gastronomic Vocabulary in Comparative Constructions of Modern Russian Prose
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Gastronomic Vocabulary in Comparative Constructions of Modern Russian Prose
Annotation
PII
S013161170013907-6-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
N. A. Nikolina 
Affiliation: Moscow State Pedagogical University
Address: Moscow, Russian Federation
Zoya Yu. Petrova
Affiliation: Vinogradov Russian Language Institute (Russian Academy of Sciences)
Address: Russian Federation, Mocsow
Edition
Issue 1
Pages
72-83
Abstract

The article discusses metaphors and similes that include culinary vocabulary and are used in modern literary texts. The purpose of this work is to examine the functioning of comparative constructions, including images of food and drinks, in modern Russian prose. The article suggests thematic groups of the images, which are often used to characterize various objects. The results show that the most voluminous and frequent in use are names of fl our products, dairy products and cereals. The article analyses the objects of comparison, among which the most frequent are the units associated with the image of a person, his/her appearance, emotions and behavior. There is a tendency to specify and detail the images of food and drinks in the composition of comparative structures, which is manifested in the regular use of specifi c names and qualifying defi nitions. It is shown that gastronomic comparative constructions perform various functions in modern literary texts: a characterological function, an evaluative function and a text-forming one. It is concluded that modern Russian prose presents both traditional metaphors and similes of the groups under consideration, as well as their individual author transformations and new, original tropes.

Keywords
comparative construction, metaphor, simile, culinary vocabulary, modern Russian prose, evaluative function, text-forming function
Acknowledgment
This research is supported by a grant from Russian Foundation for Basic Research, project 19-512-23004 “Metaphorical world image of modern Russian and Hungarian prose of the late XX — early XXI century (comparative analysis)”.
Received
18.03.2021
Date of publication
19.03.2021
Number of purchasers
6
Views
116
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 Современная русская проза характеризуется интенсивным использованием компаративных конструкций. Они представлены метафорами (генитивными метафорами, метафорами-загадками, метафорическими перифразами, конструкциями идентификации и др.) и сравнениями разных типов (сравнительными оборотами с союзами как, словно, будто и др., конструкциями со словами походить, похож, напоминать и др., придаточными сравнительными, творительным сравнения). Наиболее часто в составе компаративных конструкций в качестве образов сравнения выступают зоонимы. Зоонимы как средство образной характеристики в художественных произведениях конца XX – начала XXI в. рассматривались в ряде работ [Петрова 2020; Рыжкина, Чакыроглу 2009 и др.]. Кроме зоонимов, в современной художественной прозе регулярно используется лексика следующих тематических групп: «Предметы повседневного быта», «Транспорт», «Еда», «Болезни», «Природные стихии», а также антропоморфные образы. Эти образные соответствия, в частности компаративные конструкции, включающие названия еды и напитков, изучены в современной прозе значительно меньше. Пищевой метафоре в русском языке посвящен «Словарь русской пищевой метафоры» под редакцией Е. А. Юриной, который носит «антропологический и культуроцентрический характер. Он демонстрирует стоящие за образным словом глубинные концептуальные структуры, определяющие мышление языковой личности; отражает широкий спектр энциклопедических знаний и сведений, обусловливающих языковую семантику и погружающих ее в более широкий семиотический контекст культур» [Юрина (ред.) 2015: 5–6]. «Гастрометафоры» в современном русском языке в основном рассматривались на материале языка СМИ. Так, в статье А. С. Бойчук отмечается, что «гастрометафоры представляют собой одну из наиболее динамично развивающихся метафор русского языка» [Бойчук 2010: 77]. Метафоры и сравнения с пищевой лексикой анализировались также в сопоставительном аспекте [Маркова, Эйсави 2018]. Особое внимание им было уделено в современном политическом дискурсе [Вепрева, Мустайоки, Магсар 2019]. Между тем актуальным представляется анализ гастрономических метафор и сравнений в современной русской художественной речи.
2 Цель данной статьи – рассмотреть функционирование компаративных конструкций, включающих кулинарную лексику, в текстах современной русской прозы. Материалом для анализа служат контексты, извлеченные из произведений А. Иванова, О. Славниковой, М. Степновой, А. Матвеевой, Д. Рубиной, Л. Улицкой и др., а также из Национального корпуса русского языка [НКРЯ].
3 Пищевая лексика широко представлена в компаративных конструкциях. Наиболее часто в современных прозаических текстах встречаются лексемы блин, колобок, каша, молоко: Размазывая ботинками сырую кашу облетевшей черемухи, Крылов проскочил привокзальный сквер (О. Славникова. 2017); Жаркий полдень в то лето сквозь крону платана каждый день выпекал на железной крыше солнечные блины (Д. Рубина. Белая голубка Кордовы); Из туч вывалилась луна колобком, ясная, полная (А. Азольский. Лопушок); За окном стояло влажное предрассветное молоко (М. Степнова. Женщины Лазаря). Таким образом, в современной прозе востребованы прежде всего образы еды, значимые для русской языковой картины мира и имеющие высокий ассоциативный потенциал.
4 В общем массиве «пищевой» лексики, которая используется в компаративных конструкциях, выделяются единицы следующих основных тематических групп:
5 1. Названия мучных изделий – блин, калач, кулич, оладья, хлеб, плюшка, баранка, пончик, пирожное, торт, кекс и др.: Был он [Эдди] мастером по прическам, довольно умелым, хотя и без особой фантазии. Жовиальный пончик такой – хохмач, балагур, заводной заяц (Д. Рубина. Бабий ветер); Берта Петровна , некогда пышная красавица, а ныне бодрая и лишь слегка подсохшая, как финский хлебец, старушка (А. Матвеева. Есть!);
6 2. Названия молочных продуктов – молоко, сливки, масло, сметана, творог: Сливки с медом – эта Лара (Е. Посвятовская. Важенка); Верочка оказалась вся рыхловато-белая, будто сметана с сахаром (О. Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки);
7 3. Названия каш – каша, манная каша, овсяная каша, овсянка и др.: Створожившаяся каша слов обрела вдруг болезненную внятность (М. Кучерская. Тетя Мотя);
8 4. Названия яиц и изделий из них – яйцо, яичница, глазунья, омлет, белок, желток: Неподвижная вода в шурфе казалась вогнутым блюдом, на котором блик дневного света с жидкими пятнами от человеческих голов плавал, будто два разбитых на яичницу яйца (О. Славникова. 2017); Оно [солнце] уже красным желтком растеклось по горизонту (Ш. Идиатулин. Убыр);
9 5. Названия мясных продуктов и блюд – мясо, колбаса, сосиска, пельмень: Губы как рана. Щеки как колбаса. Серьги – слезы. Она топталась в лужице, что натекла с ее обуви, и злилась (М. Петросян. Дом, в котором...); Продавщица, тощая, как венская сосиска, женщина неопределяемого даже под пыткой возраста... (М. Бару. «Не пишется проза, не пишется»);
10 6. Названия закусок – салат, винегрет, студень и др.: Да и что я бы могла сегодня приготовить? Салат из разбитого сердца? (А. Матвеева. Есть!); – Лучше резать правдой по живому, сердце напополам, на четвертинки, на восьмушки… Крошить душу на винегрет… (М. Гиголашвили. Экобаба и дикарь); При ходьбе ее тело так аппетитно дрожало, что женщина больше напоминала отменный студень (Е. Сухов. Делу конец – сроку начало);
11 7. Названия сладостей – сахар, мед, конфета, леденец, варенье: Улица блестела – мокрая и черная, как облизанный лакричный леденец (М. Степнова. Женщины Лазаря);
12 8. Названия супов: суп, окрошка, щи, борщ: ...мозги жидкие, как вокзальные щи (Ю. Давыдов. Синие тюльпаны);
13 9. Названия напитков: кисель, самогон, сивуха и др.: В Москве двадцать девятого года было сытно, лениво, и только на рассвете, который медленным бледным киселем заливал окна, чувствовалась какая-то неясная, будущая тревога (М. Степнова. Женщины Лазаря); Смотришь, в глазах близорукость плавает, как самогон мутная, и на самом дне подлость… (М. Елизаров. Pasternak).
14 Как показывает проанализированный материал, в количественном отношении наиболее объемной группой является первая группа. Второе место по частотности занимают компаративные конструкции с названиями молочных продуктов, третье место – конструкции, включающие виды каш.
15 Для современной прозы характерна тенденция к уточнению и конкретизации отмеченных номинаций. Это отражается в широком использовании видовых обозначений и уточняющих определений. Так, помимо лексемы каша в компаративных конструкциях встречаются обозначения разных ее видов – овсяная каша: Деменция. Говоря по-русски – процесс превращения мозгов в овсяную кашу (А. Волос. Недвижимость); манная каша: И какая разница, если дни плетутся и тянутся, как манная каша (И. Халяпина. Карниз Европы); пшенная каша: Через окна сияет солнце – в его лучах воздух, как пшенная каша (Ю. Петкевич. Бессонница); гречневая каша: Ему захотелось чего-то здорового и простого, как гречневая каша, старой компании и новых анекдотов, например (Д. Симонова. Сорванная слива); перловая каша: А я вот чувствую, что у меня в голове совершенно сырая перловая каша, которая никак не сварится (А. Маринина. Не мешайте палачу).
16 Исходный образ модифицируют разнообразные определения. Так, образ сравнения блин в метафорах и сравнениях встречается в современных прозаических текстах со следующими определениями – надорванный маслянистый: ночь еще не минула, хотя надорванный маслянистый блин месяца уже зацепился за купола Успенского собора (А. Пашкевич. Сим победиши); в застылом масле: Луна лежала на месте, не шевелясь, – плоская и жирноватая, как блин в застылом масле (З. Прилепин. Лес); непропеченный: Луна в черном небе висела надо мной непропеченным блином (В. Токарева. Центровка); загибающийся по краям трехдневный: По ее монголоидному лицу, похожему на загибающийся по краям трехдневный блин из столовой, нельзя было ничего сказать о ее возрасте (В. Пелевин. Бубен Верхнего Мира).
17 Наряду с компаративными конструкциями, непосредственно содержащими названия еды и напитков, в современной прозе представлены предикатные метафоры, связанные с обозначениями процессов приготовления пищи: Ветер густо и сладко пах оранжевыми, будто испеченными до готовности, листьями (С. Сачкова. Люди и птицы). Предикатные метафоры дополняют используемые в тексте компаративные конструкции: Воспитывал отец, начинял его, как рождественского гуся, тем, что сам считал разумным и съедобным (М. Степнова. Безбожный переулок); – Холодно? – испуганно прошептал Лужбин, ощутив под ладонями быстрые твердые Лидочкины мурашки, и на миг перестал тискать и вымешивать ее, словно вынутое из ледника тесто (М. Степнова. Женщины Лазаря); ...и в ней самой начинало бродить, как квас, необъяснимое чувство, нечто между сладко, больно и завидно… (Д. Симонова. Настройщик).
18 Метафоры и сравнения, включающие пищевую лексику, характеризуют как человека, так и реалии окружающего мира. В современной прозе преобладают компаративные конструкции, связанные с образным представлением частей тела и деталей внешности персонажей. Особенно часто характеризуется лицо человека: Кирилл подумал, что лицо лысого толстячка похоже на колобок, не слишком старательно скрывающий в себе взведенный стальной капкан (М. Веллер. Белый ослик); Жрец представал так, будто только что исторгнут из парного отделения, где усердно парился: лицо напоминает слепок из бело-розового зефира – так расцвечено оно пятнами (П. Кожевников. Жрец); ...ну, пришел какой-то знакомый к Царевым, помешал им играть в снежки, скучный, серый дядька с невыразительным лицом. Словно вареная картофелина (М. Степнова. Женщины Лазаря); глаза: не было никакой возможности удержаться глазами на ее лице: глаза мои, как теплое сливочное масло, сразу начинали соскальзывать вниз и расползаться в стороны (З. Прилепин. Верочка); Лидочка нахмурилась на долю секунды, но тут же узнала эти серые глаза в окоеме густых ресниц – колодцы терпкой, густой браги (Д. Филиппов. Галерная улица).
19 Реже используются компаративные конструкции с кулинарной лексикой для образной характеристики губ, ушей, рук: ...губы ее – теплые, гладкие, яркие, как барбарисные леденцы... (М. Степнова. Женщины Лазаря); Гуманоиды тоже улыбнулись вице-премьеру сухими тонкими губами, похожими на колбасные шкурки (О. Славникова. 2017); Уши-пельмени, сбитый нос, неандертальский лоб (Ю. Яковлева. Каннибалы); – Тема есть к тебе, урод, – тихо проговорил Крылов в его горячее, будто ватрушка с повидлом, нечистое ухо (О. Славникова. 2017); Он отчего-то заржал, хлопая себя по ляжкам твердыми блинами ладоней (Е. Прошкин. Механика вечности).
20 Посредством компаративных конструкций, включающих названия еды, в современной русской прозе регулярно характеризуется и человек в целом; при этом детализируются не только особенности его внешности, но и движения: Что происходит? – по лестнице колобком скатился Смирнов (Д. Корецкий. Менты не ангелы, но…); психофизические и эмоциональные состояния: ...Соломин уже погрузился в сон желания, густой как мед (А. Иличевский. Анархисты); Липкая дремота, похожая на манную кашу, которой их пичкали в детском саду, залила его мысли, залепила душу (Н. Ключарева. Тихий ужас); Зачерпнул я, читайте, сивухи страстей человеческих... (С. Соколов. Между собакой и волком).
21 Интересно, что при образной характеристике женщины преобладает кулинарная лексика с семантическим компонентом ‘сладкий’, например, встречаются сравнения с пирожным, тортом, курагой, ромовой бабой, зефиром, конфетами и т. п.: Докторша была похожа на пирожное безе – круглая, белая и словно склеенная из двух сахаристо похрустывающих легких половинок (М. Степнова. Женщины Лазаря); Хорошенькая, румяная продавщица, сама похожая на горячую, сочную, обливную ромовую бабу, оттопырив толстенький мизинец, ловко укладывала пирожные в большую коробку (М. Степнова. Женщины Лазаря); Судя по запаху, она вся состояла из коньяка и бисквита. Торт, а не девушка (Слава Сэ. Ева); Кофе оказался приторным и слабым, будто детская микстура, женщина – сладкой и вязкой, будто курага (О. Славникова. 2017); Рядом со мной стоит девушка лет двадцати. Воздушная и прекрасная, как зефир «Шармэль» (М. Бару. Записки понаехавшего). Полные женщины традиционно сравниваются со сладкими, пышными хлебными изделиями (булка, пышка, пампушка, плюшка и др.).
22 Компаративные конструкции, включающие обозначения еды и напитков, в современной прозе часто используются при описании природы и природных объектов. Доминируют в этой сфере описания снега, тумана, солнца и луны: ...Катерине Ивановне вспоминалась мутная равнина с меловыми дымами на горизонте, яичница жареного снега на крышах гаражей (О. Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки); Снаружи был туман, густой, как сметана (А. Лазарчук. Все, способные держать оружие...); Солнце, вкатившись горячим колобком на крыши закаменских деревянных домов, выглядывало из-за дымящихся труб (В. Астафьев. Прокляты и убиты). Для компаративных конструкций этой группы характерно последовательное использование общеязыковых метафор и сравнений: снег – каша, туман – молоко, луна – блин. В то же время в современной прозе встречается ряд оригинальных индивидуально-авторских образов, например, в романе О. Славниковой «2017» традиционная образная параллель снег – каша преобразуется и обновляется: знаменитые рифейские дожди со снегом – холодная овсянка на воде, на вкус отдающая углем.
23 Обозначения созданных человеком предметов становятся предметами сравнения компаративных конструкций с образами сравнения семантического поля «Еда» сравнительно редко; самые распространенные из них – обозначения строений, например, церкви – куличи: Мелькали таверны, пансионы, сдобные византийские церкви, похожие на пасхальные куличи (Д. Рубина. Медная шкатулка); дома – рафинадные кубики: Справа вздымались горы, слева – после разлета дорожного серпантина, виноградников, заросших обрывов, рафинадных кубиков домов отдыха – разливалось в солнечном блеске море (А. Иличевский. Ай-Петри); здание – торт: Здание городской Думы – гигантский кремовый торт, белый с салатовым (А. Старобинец. Семья).
24 При характеристике явлений природы, предметов, внешности человека уподобление в компаративных конструкциях происходит по физическим признакам (цвет, форма, консистенция, тактильные свойства и пр., причем часто в одном контексте сочетаются несколько признаков сходства), среди которых надо отметить как один из основных признак цвета, который является основанием сравнения и в широко распространенных конструкциях типа белый, как молоко (туман, снег, лицо и т. д.), и в более редких контекстах, где используются в качестве носителей цветового признака ранее не употреблявшиеся в языке прозы обозначения, например, для выражения признака ‘красный цвет’ – названия таких блюд и продуктов, как борщ: Важный человек, – сказал он про генерала и надул щеки, показывая, как тот осматривал квартиру. – Совершенно невежественный, но со здравым смыслом. Правда, без юмора. Красный, как вот этот борщ (И. Муравьева. Мещанин во дворянстве); Багровый закат, стоявший вокруг какой-то сытной гущей, походил на борщ (О.  Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки); карпаччо: Девчонки хихикали, Палач была красной, как карпаччо, – словно это она сварила такую мерзость (А. Матвеева. Есть!); копченая колбаса: ...устраивали международные (с участием меланхоличных финнов) соревнования по скоростному лазанию на красные, как палки копченой колбасы, рифейские сосны (О. Славникова. 2017).
25 Среди невещественных сущностей, которые в целом реже сравниваются с едой и напитками, чем вещественные, надо отметить явления внутреннего мира человека, о которых говорилось выше, а также абстрактные понятия: ложь, время и др.: А что поделаешь, ложь как водка, ложь как сладость, чем чаще пробуешь, тем охота больше (Е. Некрасова. Ложь-молодежь. Повести-близнецы); Фарфоровская… Место не жизни, но пребывания для потерявшихся в действительности, для перешедших точку невозврата, – пусть до дна пьют горькую брагу человеческой серости (Д. Филиппов. Галерная улица); Непременно надо писать даты. А то время совершенно как каша (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого).
26 Состав гастрономической лексики, использующейся в компаративных конструкциях современной прозы, по сравнению с предшествующими периодами расширяется. В качестве образов сравнения используются новые, не встречавшиеся ранее в компаративных конструкциях, единицы, например, круассан, бешамель, карпаччо, вареные креветки, хотдог: – Хорошенький, – согласился Синичкин и еще раз оглядел мальчишку, голого, сучащего мокрыми ногами, толстыми и похожими на круассаны (Д. Липскеров. Последний сон разума); бешамель: Розовые щеки и пышные, белые, с едва заметной желтизной – один к одному, правильный бешамель – волосы (А. Матвеева. Есть!); Мордашка как пресная булка. Крупные губы грустят, как сосиска. Похож на хотдог (С. Шаргунов. Ура!).
27 Кулинарная лексика в современной прозе выступает не только в роли образов сравнения компаративных конструкций, но может служить и предметом сравнения. Например: А! Чуть не пропустила: закуска из фасоли. Проста, пряма и грубовата, как римский легионер; Форшмак – ну куда без него. Он был весьма популярен, и не стоит его относить к разряду деликатесов еврейской кухни. Он тоже прост, но иначе: прост и сердит, как трамвайный контролер, ибо секрет его – в САМОЙ дешевой, демократической селедке (Д. Рубина. Бабий ветер); Тонко нарезанные шампиньоны – будто ионические капители. Грибы-лисички – золотисто-розовые, как волосы тициановских женщин; Борщ у Аллочки – пылающий и жаркий, как оголенное сердце (А. Матвеева. Есть!).
28 В современной прозе наблюдается взаимодействие компаративных конструкций разных типов. Взаимодействие может проявляться как в формальном, так и в семантическом аспекте. В формальном аспекте – это варьирование конструкций. Так, сравнение может сменяться метафорой (это явление в литературе более раннего периода описано Н. А. Кожевниковой [2009]): И все эти мерзости... обиды, все эти крики и ругань заполонили дом, бурлили, как суп на слабом огне. Он [Яков] изменился. Вырванный из привычной среды, вынутый из супа, он снял с себя детство. Ей [Марте] тоже хотелось уехать, уйти, выплыть из супа, вскарабкаться по обжигающим бортам кастрюли (А. Козлова. Рюрик).
29 В семантическом аспекте наблюдается развертывание тропа во взаимодействии с другими компаративными конструкциями того же поля. Так, в романе А. Иванова «Золото бунта» описание природы строится на основе образов, отражающих приготовление пасхальных куличей, при этом традиционные образные параллели (солнце – яйцо, туман – молоко) обновляются автором: Ветер... разбивал сырое яйцо солнца, лил скисшее молоко холодных туманов. А наутро в небе горделиво плыли пухлобокие пасхальные куличи облаков.
30 Рассматриваемые компаративные конструкции выполняют в тексте различные функции, прежде всего характерологическую и оценочную. См., например: Лицо Эвелины побледнело, по шее пошли красные пятна. – А ты правда похожа на колбасу, – тонкоголосо засмеялся Поп. — На бешеную колбасу (В. Месяц. Лечение электричеством), Однажды ко мне на ощип явилась пожилая американка, вобла сушеная (Д. Рубина. Бабий ветер).
31 В ряде случаев компаративные конструкции, включающие названия еды, могут выполнять и текстообразующую функцию. Эта функция, например, характерна для романа Анны Матвеевой «Есть!», где взаимодействует с сюжетообразующей функцией. В этом произведении образные наименования еды выступают как ключевые слова текста, последовательно используются для характеристики различных реалий и персонажей: Мать Пушкина вспыхнула от удовольствия и внезапно стала похожа на себя в юности – пылкую румяную девушку, выварившуюся нынче в унылую, точно постные щи, домохозяйку; Аркаша отскакивал в сторону и удачно сталкивался носом к носу с веселой толстухой Марой – она шла навстречу, протягивая короткие колбасные ручки; Кот успокоился и снова спит, свернувшись пушистым рулетом; Сестра Юли, для которой он составил многоярусную, как торт, поздравительную инсценировку, не имела права вести себя так по-сволочному; В желтых, как сыр, окнах текла благополучная вечерняя жизнь.
32 Компаративные конструкции, включающие гастрономическую лексику, связаны с двумя основными темами романа: кулинарией и литературным творчеством. При этом наблюдается взаимодействие образов, развивающих обе эти темы. См., например: Литературное творчество... как две капли походит на кулинарное: если роман не пропекся или подгорел, если получился невкусным и уродливым, надо избавиться от последствий, поставив книжку корешком к стене; Тем, кто работает с живым словом, подкинь тему, и они бросятся обсасывать ее со всех сторон, как П. Н. куриную косточку, до состояния раздетой сущности. Косточка превращается в крохотную рогатку, которой смог бы играть разве что гномик, а тема, напротив, обрастает весом лишних слов; Владимир считал, что издательства к нему придираются, и снова был не прав. Он упорно собирал материал для романа. – Много героев в романе, – однажды сказала ему Евгения, – это как много ингредиентов в деликатесном блюде: одно обязательно выскочит вперед и начнет исполнять танец с одеялами, перетянутыми на себя!
33 Таким образом, для современной русской прозы характерно интенсивное использование компаративных конструкций, содержащих гастрономическую лексику. В ней представлены как традиционные метафоры и сравнения, так и индивидуально-авторские их преобразования. Компаративные конструкции, включающие названия еды и напитков, в современной художественной речи охватывают различные сферы изображаемого, при этом наиболее частотны при образной характеристике человека, его внешности, движений, психофизических и эмоциональных состояний. Современную прозу отличает тенденция к конкретизации гастрономических образов, что выражается в употреблении видовых наименований продуктов и блюд, а также в регулярном использовании уточняющих определений разных типов.

References

1. NKRYA – Nacional'nyj korpus russkogo yazyka [Elektronnyj resurs]. URL: http://www.ruscorpora.ru.

2. Boichuk A. S. [Gastronomic metaphor in modern Russian]. Izvestiya Volgogradskogo gos. ped. un-ta. Seriya “Filologicheskie nauki”, 2010, no. 7 (61), pp. 75–79. (In Russ.)

3. Kozhevnikova N. A. [On the reversibility of tropes]. N. A. Kozhevnikova. Izbrannye raboty po yazyku khudozhestvennoi literatury [Selected works on the language of literature]. Moscow, Znak Publ., 2009, pp. 439–447. (In Russ.)

4. Markova E. M., Eisavi B. M. [Human appearance through a culinary metaphor in Russian and Arabic]. Vestnik Moskovskogo gos. obl. un-ta. Seriya: Lingvistika, 2018, no. 3, pp. 193–204. (In Russ.)

5. Petrova Z. Yu. [Zoomorphic metaphors and similes in modern Russian prose]. Slavica 49. Debrecen University Press, 2020, pp. 50–66. (In Russ.)

6. Ryzhkina O. A., Chakyroglu S. [A study of zoonymic metaphors in Russian and Turkish linguistic cultures (preliminary data)]. Vestnik NGU. Seriya: Lingvistika i mezhkul’turnaya kommunikatsiya, 2009, vol. 7, no. 2, pp. 18–26. (In Russ.)

7. Yurina E. A. (ed.). Slovar’ russkoi pishchevoi metafory [A dictionary of the Russian food metaphor], vol. 1 / comp. by A. V. Borovkova, M. V. Grekova, N. A. Zhivago, E .A. Yurina. Tomsk: Tomsk State Univ. Publ., 2015. 428 p.

8. Vepreva I. T., Mustaioki A., Magsar Ts. [What is cooked in the political kitchen: the axiological potential of the culinary-gastronomic metaphor in publicistic discourse]. Izvestiya UrFU. Seriya 2. Gumanitarnye nauki, 2019, vol. 21, no. 2 (187), pp. 241–257.

Comments

No posts found

Write a review
Translate