Везде
The Word Most in the Light of Active Processes of Russian Speech (Grammaticalization, Iidiomatization and Pragmaticalization)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The Word Most in the Light of Active Processes of Russian Speech (Grammaticalization, Iidiomatization and Pragmaticalization)
Annotation
PII
S013161170019838-0-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Sun Xiaoli 
Affiliation: St. Petersburg State University
Address: Russian Federation, St. Petersburg State University
Edition
Issue 2
Pages
7-23
Abstract

The article is devoted to comparison of the traditional lexicographic description of the word samyj and its actual use, in the light of active processes of Russian spontaneous speech. Change is the driving force of language. Linguistic transformations are directly related to a number of active processes in modern speech, which often contribute to a change in the categorial status of the original unit. In this regard, processes such as grammaticalization, idiomatization and pragmaticalization are of particular interest. All of them operate synchronously and simultaneously and are obviously related to each other, and by paying close attention to the results of these processes we can see the diversity of functional possibilities of any unit. The source material for the present study was various dictionaries and the corpus of everyday Russian speech “One Speech Day”. As a result of all the active processes, the pronoun samyj becomes either a formative particle in the superlative form (samyj bystryj, samaya vysokaya), or an intensifier in analytical constructions (do samoj poslednej minuty, vozle samogo metro), or a component of a phraseologyсal unit (samoe plevoe delo, samoe to), or a component of a fixed expression with idiomatic potential (samoe modnoe, to zhe samoe, tem samym), or a pragmatic marker (eto samoe). Some lexical and grammatical characteristics of units created under the influence of active processes in modern speech are placed in peripheral zones of dictionary entries, while others are omitted in dictionaries altogether. At present, it is possible to set the task of creating a new academic descriptive dictionary that would take into account the cognitively necessary information and represent the entire diversity of each linguistic unit’s usage in the Russian language and oral speech.

Keywords
lexicographic tradition, grammaticalization, idiomatization, pragmaticalization, spontaneous speech
Date of publication
24.06.2022
Number of purchasers
11
Views
87
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1

Введение
2 Традиционная прескриптивная академическая лексикография придерживается принципа «отражения только тех фактов лексики и семантики, которые характерны для стандартного современного общелитературного, общеразговорного употребления как в его письменной, так и в устной форме; ничего индивидуального, ничего окказионального» [Герд 1990: 29–30]. Так, в  Малом академическом словаре слово самый характеризуется как определительное местоимение [Евгеньева (ред.) 1988: 25–26]. Но уже и здесь это слово трактуется в основном через употребление, ср.: «1. Употребляется при указательных местоимениях “тот”, “этот” для их уточнения в значении: именно, как раз. В эту самую минуту сильный порыв ветра раздвоил тучу...» (курсив автора. – С. С.) [Там же].
3 В период лексикографического ренессанса конца XX – начала XXI века, с появлением новых лексикографических технологий, естественным образом возникла потребность в научном осмыслении новых объектов или более углубленном изучении объектов, ранее не описанных словарями [Приемышева 2020: 58]. В настоящем исследовании таким новым объектом стала современная русская повседневная речь, которая, со всеми особенностями ее спонтанного порождения, пока не подвергалась масштабному лексикографическому описанию1.
1. Многочисленные работы по русской разговорной речи, выходившие с 70–80-х гг. XX века в Саратове, Москве, Санкт-Петербурге, Омске и Перми (здесь можно упомянуть имена таких исследователей, как О. Б. Сиротинина, Е. А. Земская, М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова, Т. И. и Е. В. Ерофеевы, А. А. Юнаковская и ряд др.), включая теоретические работы Ю. М. Скребнева и В. Д. Девкина, заложившие основы коллоквиалистики – науки о разговорной речи как одной из форм существования литературного языка, – сделали очень много для описания разговорной речи (ее фонетики, лексики, синтаксического строя, даже жестов), но практически не затрагивали особенностей такой речи, связанных с работой самогó механизма ее порождения. Корпусный подход к сбору и анализу разговорного материала, без деления его на литературный и нелитературный (наша повседневная речь отнюдь не ограничивается одними только литературными формами), а также подчеркнутый интерес к содержательно не значимым элементам устного текста, важным с точки зрения его организации и прагматики (см., например, словарь прагматических маркеров, вышедший в Санкт-Петербурге [Прагматические маркеры... 2021] или работы А. А. Кибрика и В. И. Подлесской), как раз и подготовили почву для того лингвистического ренессанса, о котором писала М. Н. Приемышева [Приемышева 2020: 58] и в интересах которого выполнено настоящее исследование.
4 Думается, что язык можно рассматривать только как постоянно развивающуюся систему, самая суть которой состоит в ее бытовании в конкретном речевом общении, то есть описывать язык без обращения к особенностям его бытования – не совсем правильно. В реальной речи происходят активные процессы, которые часто способствуют изменению категориального статуса той или иной языковой единицы и формированию специфических правил ее функционирования, что не всегда фиксируется словарями. В настоящей работе особенное внимание уделено одновременно происходящим в современной спонтанной речи активным процессам – грамматикализации, идиоматизации и прагматикализации.
5

Источники материала исследования
6 Источником материала настоящего исследования стали различные словари, которые можно разделить на несколько групп:
7 1)толковые словари: «Словарь русского языка в четырех томах» под ред. А. П. Евгеньевой [МАС 1985–1988]; «Толковый словарь русского языка» [Ожегов, Шведова 1992]; «Новый словарь русского языка. Толково-образовательный» [Ефремова 2000];
8 2)словари разговорного языка: «Живая речь. Словарь разговорных выражений» [Белянин, Бутенко 1994], «Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи» [Химик 2004]; «Большой словарь русских поговорок» [Мокиенко, Никитина 2007]; «Толковый словарь русской разговорной речи» под ред. Л. П. Крысина [2014–2021];
9 3)фразеологические словари: «Фразеологический словарь русского языка» под ред. А. И. Молоткова [Фразеологический словарь… 1968]; «Учебный фразеологический словарь» [Быстрова и др. 1997]; «Жгучий глагол: Словарь народной фразеологии» [Кузьмич 2000];
10 4)«Словарь синонимов ASIS» [Тришин 2013];
11 5) Русский Викисловарь [https://ru.wiktionary.org/wiki/].
12 Кроме словарей, к анализу привлекался материал корпуса повседневной русской речи «Один речевой день» (ОРД), который можно назвать наиболее представительным на сегодняшний день ресурсом по исследованию современного русского устного дискурса (см. о нем подробнее: [Звуковой корпус… 2013; Русский язык… 2016; >>>> ).
13 На материале всех этих ресурсов в работе проведен анализ реальных употреблений слова самый.
14

Процесс грамматикализации
15 Термин грамматикализация впервые был использован А. Мейе в статье 1912 г. «Эволюция грамматических форм» [Meillet 1912]. Хотя началом становления современной теории грамматикализации обычно считают публикацию монографии немецкого лингвиста Х. Лемана «Размышления о грамматикализации» («Thoughts on grammaticalization»), в которой автор рассматривает грамматикализацию в узком смысле как морфологический процесс, в котором знак теряет свою автономность, становясь в бόльшей степени подверженным ограничениям языковой системы [Lehmann 2004: 155]. В более широком смысле грамматикализация – это превращение единицы из полнозначной с референциальным значением – в функциональную, которая становится маркером (грамматическим и дискурсивным). Таким образом, грамматикализация объединяет все подобные изменения языковых элементов, в ходе которых они приобретают функции, более близкие к грамматическим или оператороподобным (operator-like) [Traugott 2003: 645].
16 «В современном русском языке грамматическая структура многих слов и форм переживает переходную стадию от синтетического к смешанному, аналитико-синтетическому... К сожалению, в последующей грамматической традиции вопрос… об усилении и росте аналитизма в грамматической системе русского языка заглох» [Виноградов 1947: 37]. Грамматикализация слова самый в современном языке и речи наблюдается в аналитических конструкциях степеней сравнения прилагательного. Местоимение самый, в сочетании с качественными прилагательными, начинает функционировать как компонент формы превосходной степени (суперлатива) – фактически как формообразующая частица: самый быстрый, самый короткий [Евгеньева (ред.) 1988: 26]. Говоря словами В. В. Виноградова, «эта серия форм степеней сравнения должна быть признана очень живой и продуктивной в составе современного русского языка» [Виноградов 1947: 247]. Здесь в слове самый нет уже ничего лексически самостоятельного, нет конкретности и лексической отчетливости, т. е. слово самый изменило свой категориальный статус, ср.:
17 1) да ещё говорится что у него самая высокая струя / двадцать два метра (ОРД);
18 2) то есть / когда мораль был отодвинута (м-м) в сторону / самым ос... (нн) главным действующим лицом / церковью (ОРД).
19 «В системе языка аналитические формы обладают более широкими возможностями образования и функционирования, чем синтетические» [Граудина 1980: 101]. Грамматическое удобство употребления ряда аналитических форм с самый состоит в том, что «они могут быть образованы от любого качественного прилагательного, даже от такого, от которого нельзя образовать простые формы степеней сравнения» [Виноградов 1947: 247]. Здесь слово самый передает предельность проявления признака, во всей его полноте, придает оттенок исключительности, и в то же время его сема градуальности усиливается.
20 3) потому что типа / самое самое продаваемое у них время (ОРД).
21 Контекст (3) – естественный пример употребления слова самый в сочетании со страдательным причастием, которое в данном случае «утрачивает управление творительным падежом, что приводит к ослаблению глагольности и усилению в [его] семантике значения качества, которое может проявляться в большей или меньшей степени» [Родионова 2020: 17]. Иными словами, страдательное причастие настоящего времени наиболее активно переходит в качественное прилагательное и вместе со словом самый образует аналитическую форму превосходной степени.
22 Иногда к грамматикализации добавляется еще и действие процесса ресемантизации, в результате чего слово самый, в сочетании уже с относительными прилагательными (обычно обозначающими временнóй или пространственный признак), указывает на крайний предел признака: в самом верхнем этаже, до самой последней минуты [МАС 1988: 26]. Кроме того, приобретение словом самый грамматического значения предельности (более широкого, чем значение степени проявления признака) может реализоваться в сочетании с именами существительными, преимущественно с теми, которые обозначают пространство или время: часть пространственного объекта, в которой признаки данного объекта проявляются в максимальной степени: в самые дебри, на самом ветру; часть пространства (временнóго отрезка), которая ближе всего к некоторому объекту (событию): подошёл к самому дому, перед самой войной [Урысон 1995: 130; 135–136]. В корпусе ОРД достаточно много таких примеров, что может свидетельствовать не только о наличии, но и об активизации процесса грамматикализации в современном языке и речи. Ср.:
23 4) и вот он начал оттормаживать в самый последний момент / такой в бампер бдыщ ей (ОРД);
24 5) ну я отлично жил / на Васильевском острове вообще // в самом центре / возле самого метро (ОРД).
25 6) да / и не / как-то раз у меня ещё когда комната была в очень пошарпанном состоянии после самого начала ремонта (ОРД).
26 В данных контекстах самый выступает в роли слова-интенсификатора, план содержания которого включает ряд функционально-семантических операций: подчеркивание (акцентирование), усиление, полноту, градацию (обычно высокую ее степень), обобщение и оценку [Лекант 2011: 58] (об интенсифицирующем характере слова самый подробнее см. [Сунь Сяоли 2021а]). В широком смысле слово-интенсификатор отражает «функцию словесного знака – в высказывании, в тексте, – а не его грамматический статус» [Лекант 2015: 46]. Частотное употребление слова самый в этой функции в современной русской речи свидетельствует об усилении аналитических тенденций в грамматическом строе русского языка.
27 Процесс идиоматизации
28 В настоящей работе идиома понимается достаточно широко и используется как синоним фразеологизм (ФЕ): это любое устойчивое сочетание лексем с полностью или частично переосмысленным значением. Она отвечает категориальным признакам устойчивости, воспроизводимости, отчасти сверхсловности, образности, смысловой неразложимости и возможности замены словом / единицей-идентификатором (о таких категориях см.: [Шанский 1957; Лю Даян 2020]). Сам процесс идиоматизации не был исследован в лингвистике столь же детально, как собственно идиома/ФЕ. Интересно отметить определение М. В. Копотева и Т. И. Стексовой: «Идиоматизация – динамический процесс, в ходе которого изменение языковой системы проходит через множество локальных обобщений, часть которых исчезает из языка, часть составляет его идиоматизированный компонент, часть расширяется до языковых правил широкого охвата. В этом смысле языковые единицы представляют собой континуум градуальных переходов по шкале “свободные – идиоматизированные” без четко очерченных границ» [Копотев, Стексова 2016: 148]. Результатом идиоматизации могут быть единицы разного типа: идиома/ФЕ, устойчивые конструкции (например, фразема, коллокация и дискурсивные формулы).
29 В рамках рассмотренной выше модели некоторые формы суперлатива – уже в результате процесса идиоматизации – становятся фразеологизмами, ср.:
30 7) – ну д... д... не двадцать ни у кого не работало / самое большое это //
31 – пятнадцать по-моему //
32 – десять процентов / максимум / о чём это говорит / о том / что наш мозг ещё в масштабах вселенной спит (ОРД);
33 8) эта встреча закончится где-то без четверти восемь / но ... самое позднее в восемь (ОРД).
34 Самое большое = ‘не больше чем (столько-то)’ [Быстрова и др. 1997]; Самое позднее = ‘о конечном сроке совершения какого-л. действия’ [Евгеньева (ред.) 1987: 238]. В этих устойчивых сочетаниях отмечаются такие яркие признаки фразеологизма, как устойчивость, воспроизводимость, сверхсловность и целостность значения.
35 Другие найденные в корпусе ОРД и весьма распространенные в нашей речи фразеологизмы:
36 9) но вообще на самом деле Таня фальсифицировала ре... результаты (ОРД);
37 10) на кислые щи самое то как раз / я поняла уже выстоявшиеся (ОРД).
38 Но ни разу не встретилось в корпусном материале большинство из зафиксированных в словарях устойчивых выражений с относительно высокой идиоматичностью: самое плёвое дело, в самом чёрном виде, по самое некуда, по самую шею, по самое не балуйся, по самое не хочу, по самое покорно благодарю, самый что ни на есть [Сунь Сяоли 2021б]. Видно, таким образом, что существует явная «несогласованность дефиниции того или иного слова и его реального употребления в речи рядового носителя языка» [Богданова 2012: 65].
39 В результате процесса идиоматизации некоторые конструкции тяготеют к фразеологизированному употреблению. Например, тем самым = ‘нареч. качеств.-обстоят. Таким способом, таким образом, именно так’ [Ефремова 2000]; то же самое = ‘о чём-либо, совпадающем, одинаковом с вышесказанным’ (подробнее см.: >>>> ). Ср.:
40 11) не // смотри на Серёгу и делай то же самое (ОРД);
41 12) (а-а) тем самым / ну / доверяет как бы ему / да / доверяет ему видение / да / опять же (ОРД).
42 В. В. Виноградов особенно выделил «описательные, аналитические формы степеней сравнения» [Виноградов 1947: 243] и обосновал этот статус: «самый не является самостоятельным словом, а образует вместе с формой имени прилагательного грамматический идиоматизм (курсив мой. – С. С.), одну составную форму» [Там же: 245]. Эта форма является продуктивной и может быть иллюстрирована текстами как из словарей (не обязательно в статьях на слово самый), так и из корпусного материала, ср.:
43 13) Самое характерное в его манере говорить – это постоянно шутливый тон. Чехов, скучная история [Евгеньева (ред.) 1988: 738];
44 14) это самое модное – рыжие волосы. Ю. Яковлев, Гонение на рыжих [Евгеньева (ред.) 1987: 71];
45 15) ну этикетка да ? и там значит (э) (м) есть (э) ... мне кажется что самое важное это чтобы ...(ОРД);
46 16) ну да / самое главное / вот как Ваня говорит / конечно могло быть куча вариантов (ОРД).
47 Идиоматический потенциал данных устойчивых сочетаний можно проверить с помощью подсчетов с привлечением теоремы умножения вероятностей (см., напр.: [Manning, Schütze 1999]). Нужно отметить также, что идиоматизация, строго говоря, представляет собой частный случай общего процесса грамматикализации, который сопровождается утратой морфосинтаксической автономности единицы. Но в настоящей работе процессу идиоматизации придается особое значение, и он рассматривается отдельно.
48

Процесс прагматикализации
49 Многие функциональные единицы – прагматические маркеры (ПМ) – обнаруживаются в спонтанной устной речи всех говорящих, обладают высокой частотой встречаемости в устном дискурсе и употребляются говорящими бессознательно и рефлекторно, на уровне речевого автоматизма [Прагматические маркеры... 2021: 13]. Источником их «рождения» в дискурсе служат полноценные речевые единицы, из которых они развиваются по такому пути: «де- или ресемантизация – грамматикализация – прагматикализация – закрепление функции за определенным маркером» [Богданова-Бегларян 2020: 26]. Слово самый в повседневной речи часто попадает под действие процесса прагматикализации и в результате практически утрачивает свое словарное значение, «превращаясь» в ПМ это самое (ЭС) [Прагматические маркеры... 2021: 435–458]. Маркер ЭС функционирует в устной речи в различных своих грамматических формах (этот самый, эта самая, это самое, эти самые, этого самого...), хотя наиболее часто встречается его «классический» вид – форма им.-вин. п., ср. р., ед. ч. (это самое).
50 Характеристика прагматического маркера ЭС выглядит в результате следующим образом: хезитатив, маркер самокоррекции и разграничительный маркер (о типологии ПМ, положенной в основу настоящего исследования, см. подробнее: [Прагматические маркеры... 2021: 28–33]). Рассмотрим ряд примеров.
51 17) мне наверное ... Танечка ! будь ласка / это самое / спроси у Анечки письмо (ОРД);
52 18) – топай / топай / топай
53 – топ / топ / топ с фингалом под этим самым / под глазом (ОРД);
54 19) ну это этот самый / первая хирургия (ОРД);
55 20) слушай да ничего / я готовлюсь к этой самой / у меня в пятницу у двух факультетов одновременно выпуск (ОРД);
56 21) если ты говоришь / что у них летом мёртвый сезон // это самое (ОРД).
57 В примерах (17)–(20) все употребления ЭС выступают в роли поискового хезитатива. Однако результат поиска оказывается разным: искомое слово либо найдено (в контекстах подчеркнуто) (удачный поиск) (17)–(19), либо не найдено (неудачный поиск) (20). Объектом поиска в этих контекстах являются разные единицы: глагол-сказуемое (17), имя существительное или именная группа (18)–(19). В примере (18) видна гармония форм вербального хезитатива и найденного имени (под этим самым / под глазом), а в примере (19) можно наблюдать дисгармонию этих форм (этот самый / первая хирургия). В последнем примере (21) ЭС используется в качестве чисто хезитационного маркера, без видимой мотивации поиска.
58 22) так припо... приподнята при... это самое сетчатка (ОРД);
59 В контексте (22) ЭС реализует в устной речи сразу две функции: самокоррекции и хезитации). Говорящий произнес не то слово и исправился (при... → сетчатка). Полифункциональность – это типичная черта ПМ любого языка.
60 23) в грубой форме это что ли / это самое? (ОРД);
61 24) – ну это самое / ну да / она такая //
62 – Конева завтра не выходит ? (ОРД);
63 25) а что нам надо / я так от тебя и не добилась в... это самое / плёнка нам нужна плёночка нам нужна (ОРД).
64 В данных примерах употреблены три типа разграничительных прагматических маркеров ЭС – финальный (23), стартовый (24) и навигационный (25). Они либо помогают говорящему начать реплику или продвинуть вперед начатый речевой фрагмент, либо маркируют завершение отрезка речи.
65 Из рассмотренных примеров следует, что прагматический маркер ЭС способен менять свою грамматическую форму, подстраиваясь под форму искомого имени существительного. Если объектом поиска является не существительное (наименование), а иная единица, вплоть до продолжения речи после некоторой заминки, грамматическая подстройка полностью невозможна – в этом случае используется «классический» маркер-хезитатив это самое. Другие функции ПМ ЭС (маркер самокоррекции или разграничительный маркер) реализуются только в его «классической» форме.
66 ПМ нисколько не мешают носителям языка правильно и без помех воспринимать обращенную к ним речь, а в устных синхронных переводах их попросту опускают – как «слова-паразиты», некий «словесный мусор». При этом данные, реально активные, элементы повседневной русской речи не находят себе места даже в периферийных зонах традиционных словарных статей. С точки зрения Н.В. Богдановой-Бегларян, «периферийные зоны лексико-грамматической характеристики русского слова являются той “благодатной почвой”, на которой произрастают ростки нового в нашей речи и, в конечном счете, в нашем языке» [Богданова-Бегларян 2020: 28]. Очевидно, что описание таких периферийных зон лексико-грамматической характеристики любых единиц необходимо во всех прикладных аспектах лингвистики.
67

Заключение
68 Как можно заключить из проведенного анализа, все активные процессы русской речи – грамматикализация (иногда параллельно с ресемантизацией), идиоматизация и прагматикализация – действуют на синхронном срезе одновременно и очевидно связаны друг с другом. Что касается лексико-грамматических характеристиках единиц, рождающихся в этих процессах, то легко обнаружить, что некоторые из них находятся в периферийной зоне словарной статьи, а иные даже полностью выходят за рамки лексикографической фиксации, в чем видится ценность и перспектива настоящего исследования.
69 «Действительная жизнь всякого слова совершается в речи» [Потебня 1958: 15]. «Жизнь слова в его реальном употреблении не всегда отражается и фиксируется словарями» [Богданова 2017: 7–8]. «Языковая деятельность носителя литературного языка протекает в постоянном – но при этом обычно не осознаваемом – согласовании собственных речевых действий с традиционными способами употребления языковых средств, с тем, что предписывают словари и грамматики данного языка, и с тем, как реально используют язык в повседневном общении его современники» [Черняк 2010: 23]. Нет никакого сомнения в том, что необходимо изучать и давать лексикографическое описание функционирования слова в речи. Это может быть академический словарь дескриптивного типа, отражающий современное состояние повседневной речи. Там найдут свое отражение различные специфические пласты языка, частотные, но не описанные единицы современной разговорной речи. Корпусный подход к отбору материала делает создание словаря такого типа возможным в рамках перехода от лексикографии (описания только лексики) к речеграфии (описанию речи как дискурса) [Приемышева 2020].

References

1. Bogdanova L. I. [Cognitive information for dictionaries]. Vestnik Moskovskogo un-ta. Seria 19. Lingvistika i mezhkul’turnaja kommunikatsia, no. 2, 2012, pp. 65–70. (In Russ.)

2. Bogdanova L. I. [Word in speech and in dictionary]. Slovo i slovar’ = Vocabulum et Vocabularium. Minsk, 2017, pp. 7–12. (In Russ.)

3. Bogdanova-Beglarian N. V. [The core and periphery of lexical and grammatical characteristics of the Russian word: about the fate of peripheral units]. Mir russkogo slova, no. 2, 2020, pp. 23–31. (In Russ.)

4. Chernyak V.D. [Normative dictionaries in modern socio-cultural space] // Slovo. Slovar'. Slovesnost': Tekst slovarya i kontekst leksikografii. Materialy Vserossiyskoy nauchnoy konferentsii. Sankt-Peterburg [Word. Dictionary. Literature: The text of the dictionary and the context of lexicography. Proceedings of the All-Russian Scientific Conference. St. Petersburg], RGPU im. A. I. Gertsena, November 11–13, 2009. St. Petersburg, SAGA, 2010, pp. 22–27. (In Russ.)

5. Gerd A. S. [New academic dictionary – initial positions and guidelines]. Aktual'nyye problemy razrabotki novogo akademicheskogo slovarya russkogo yazyka. Thesis. November 20–22, 1990 / G. N. Sklyarevskaya et al. (ed.). Leningrad, AN SSSR, Leningr. dep. Institute of Linguistics, 1990, pp. 29–30. (In Russ.)

6. Graudina L. K. Voprosy normalizacii russkogo yazyka. Grammatika i variant [Normalization issues of the Russian language]. Moscow, Nauka Publ., 1980. 288 p.

7. Kopotev M. V., Steksova T. I. Isklyucheniye kak pravilo. Perekhodnyye yedinitsy v grammatike i slovare [Exception as a rule. Transitional units in grammar and vocabulary]. Moscow, Yazyki Slavyanskoy Kul'tury, 2016. 168 p.

8. Lekant P. A. [Subjective analytical category of intensive in the Russian language]. Analitizm v leksiko-grammaticheskoy sisteme russkogo yazyka. Monografiya [Analyticism in the lexical and grammatical system of the Russian language. Monograph]. P. A. Lekant (ed.). Moscow, MGOU, 2011, pp. 130–136. (In Russ.)

9. Lekant P. A. Analiticheskie formy i analiticheskie konstrukcii v sovremennom russkom yazyke: monografiya [Analytical forms and analytical constructions in modern Russian: Monograph]. Moscow, MGOU Publ., 2015. 86 p.

10. Lehmann Ch. Theory and method in grammaticalization. Zeitschrift für Germanistische Linguistik. 2004. Bd. 32. № 2, pp. 152–178.

11. Liu Dayang. Frazeologizmy v russkoy povsednevnoy rechi: tipologiya i funktsionirovanie. Dis. ... kand. filol. nauk [Phraseological units in Russian everyday speech: typology and functioning. PhD thesis.]. St. Petersburg, 2020. 201 p. (In Russ.)

12. Manning C. D., Schütze H. Collocations. Foundations of statistical natural language processing. Cambridge, MA: MIT Press, 1999. 680 p.

13. Meillet A. L’évolution des formes grammaticales. Linguistique historique e linguistique générale. Paris: Sociéte de Linguistuque Paris. 1912. Vol. 2. Aufl, pp. 130–148.

14. Potebnya A. A. Iz zapisok po russkoy grammatike [From notes on Russian grammar]. V. 1–2. Moscow, Uchpedgiz, 1958. 536 p.

15. Pragmaticheskiye markery russkoy povsednevnoy rechi: Slovar'-monografia [Pragmatic markers of Russian everyday speech: dictionary-monograph]. N. V. Bogdanova-Beglarian (ed.). St. Petersburg, Nestor-Istoriya, 2021. 520 p.

16. Priyemysheva M. N. [Colloquial vocabulary vs colloquial speech: tendencies and problems of lexicographic description]. Povsednevnaya rech' kak objekt leksikografii (XIII Shmelevskiye chteniya) [Everyday speech as an object of lexicography (XIII Shmelev Readings)]. Abstracts report international conf. (23–25 February 2020), L. P. Krysin (ed.). Moscow, IRYA RAN, 2020, pp. 58–59. (In Russ.)

17. Rodionova I.G. Razvitie analiticheskih form i analiticheskih konstrukcij v grammaticheskom stroe sovremennogo russkogo yazyka: avtoreferat dis. ... d-ra filol. nauk [Development of analytical forms and analytical constructions in the grammatical structure of the modern Russian language: Abstract of the thesis. ... Dr. philol. sci. diss.]. Tambov, 2020. 45 p. (In Russ.)

18. Russkiy yazyk povsednevnogo obshcheniya: osobennosti funktsionirovaniya v raznykh sotsial'nykh gruppakh. Kollektivnaya monografiya [Russian language of everyday communication: features of functioning in different social groups. Collective monograph] / N. V. Bogdanova-Beglarian (ed.). St. Petersburg, LAYKA, 2016. 244 p.

19. Sun Xiaoli [Samyi as a word-intensifier in the modern Russian language: usage models]. Mir russkogo slova, no. 3, 2021a, pp. 53–60. (In Russ.)

20. Sun Xiaoli [The word SAMYI on the Fan Scale of Transitivity (According to the data of the Speech Corpus)]. Yazyki i kul'tury: funktsional'no-kommunikativnyy i lingvopragmaticheskiy aspekty. Sb. statey po materialam II Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii, posvyashchennoy pamyati S. G. Sterligova [Languages and cultures: functional-communicative and linguopragmatic aspects. Sat. articles on the materials of the II International Scientific and Practical Conference dedicated to the memory of S. G. Sterligov] / N. A. Voskresenskaya (ed.). Nizhny Novgorod, May 12–13, 2021. N. Novgorod, Nizhegorodskii Un-t im. N. I. Lobachevsky, 2021b, pp. 241–246. (In Russ.)

21. Shanskiy N. M. Leksika i frazeologiya sovremennogo russkogo yazyka [Lexicon and phraseology of the modern Russian language]. Moscow, Uchpedgiz Publ., 1957. 168 p.

22. Traugott E. C. Constructions in grammaticalization. The handbook of historical linguistics (B. Joseph, R. Janda, eds.). Oxford: Blackwell, 2003, pp. 624–647.

23. Uryson E. V. [Dictionary entry of the pronoun SAMYJ: Lexical system of language and diachronicity]. Teoreticheskaya lingvistika i leksikografiya: opyty sistemnogo opisaniya leksiki [Theoretical linguistics and lexicography: experiments on the systemic description of vocabulary] Yu. D. Apresyan (ed.). Moscow, 1995, pp. 126–139. (In Russ.)

24. Vinogradov V. V. Russkiy yazyk. Grammaticheskoye ucheniye o slove [Russian language. Grammar doctrine about the word]. Moscow; Leningrad, St. Study-ped. Publ., 1947. 784 p.

25. Zvukovoy korpus kak material dlya analiza russkoy rechi. Kollektivnaya monografiya. Chast' 1. Chteniye. Pereskaz. Opisaniye [Speech sound corpus as a material for the analysis of Russian speech: a collective monograph. Part 1. Reading. Retelling. Description] N. V. Bogdanova-Beglarian (ed.). St. Petersburg, Filologicheskiy f-t SPbGU, 2013. 532 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate