Везде
Once More on the Popular Phraseological Unit ‘Tambov Wolf Is Your Comrade’: Variability of Components and Contexts of Usage
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Once More on the Popular Phraseological Unit ‘Tambov Wolf Is Your Comrade’: Variability of Components and Contexts of Usage
Annotation
PII
S013161170019840-3-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Maria V. Akhmetova 
Affiliation: The Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 2
Pages
38-52
Abstract

The paper is based on the material of the 19th–20th centuries East Slavic (principally Russian) literature. The author analyzes the model underlying the phraseological unit Tambovskii/bryanskii volk tebe tovarishch (lit. ‘Tambov/Bryansk wolf is your comrade’). Besides ‘wolf’, the discussed model can include such subjects, as ‘devil’, ‘dog’, ‘swine’ etc., which are associated with semantics of something, that possesses “unclean”, demonic or dangerous nature, and are used in pejorative constructions. From a semantic point of view, such formulas concern the statements delegating an action that the speaker refuses to perform to an “unclean” character (mostly to devil). Both before the word tovarishch ‘comrade’ (including its “class”, Soviet connotations) has come into usage, and after that, the constructions of the type Tambovskii/bryanskii volk tebe tovarishch were used as clichéd responses to any appeal (including terms of kinship, used both literally and metaphorically) or to a characteristic, establishing some relations between two persons (‘friend’, ‘fellow countryman’, ‘relative’, etc.). In some cases, the discussed formulas in practice serve as reaction to any statement of an interlocutor, thereby realizing the functions of both establishing a distance between a speaker and an author of the previous remark, mocking his speech, etc.

Keywords
phraseological unit, formula, pejorative, ‘Tambov wolf’, variability
Acknowledgment
The article was written on the basis of the RANEPA state assignment research programme.
Date of publication
24.06.2022
Number of purchasers
11
Views
76
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 В «Активном словаре русского языка» разговорно-сниженный фразеологизм Тамбовский волк тебе товарищ интерпретируется как ‘возражение на обращение «товарищ», выражающее неодобрение личности обращающегося и установление дистанции в общении с ним’ [Апресян (отв. ред.) 2014: 228]. Согласно общему мнению, его популяризации способствовал фильм «Дело Румянцева» (1955), где следователь говорит подозреваемому: «Я вам не товарищ, тамбовский волк вам товарищ», а далее тамбовский волк в сочетании с товарищем появляется еще в двух высказываниях [Кожевников 2009: 443–444]. В связи с происхождением формулы неизменно вспоминают и о «брянском волке»: обычно приводятся хронологически наиболее ранние ее упоминания – цитата из «Песни о Сталине» (1959) Юза Алешковского («А я простой советский заключенный, / И мне товарищ – серый брянский волк») и свидетельство из «Справочника по ГУЛАГу» Жака Росси, согласно которому стандартным ответом вольнонаемного зэку в ответ на обращение товарищ было: «Волк в брянском лесу тебе товарищ, а не я!» [Росси 1991 (2): 409]. В частности, именно эти три источника упомянуты в словаре [Душенко 2011].
2 Специфические ситуации, в которых появляются соответствующие формулы в этих источниках, зачастую актуализируют в первую очередь тюремно-лагерное или милицейское словоупотребление по отношению к лицу, пораженному в правах. Ср. комментарий к использованию обращений гражданин vs товарищ в советское время: «…к человеку, попавшему в лапы правоохранительной системы, начинали обращаться “гражданин”, и он... терял право обращаться к другим людям “товарищ” (он сразу получал в ответ: “серый/брянский/тамбовский волк тебе товарищ” или просто “волк тебе товарищ”)» [Левонтина, Шмелев 2019: 170]. Высказываются и предположения о тюремно-лагерном происхождении этих формул: так, М. А. Грачев [2009: 6], основываясь, с одной стороны, на табуированности слова товарищ, а с другой – на «волчьих» топосах в уголовной субкультуре, однозначно утверждает, что эти фразеологизмы происходят «из милицейско-криминальной среды» и «придуманы уголовным миром».
3 Исследователей может занимать вопрос о том, какая из формул, «брянская» или «тамбовская», является исходной. Тот факт, что первая упоминается авторами, тюремно-лагерный опыт которых состоялся задолго до выхода фильма «Дело Румянцева», позволяет с большей или меньшей уверенностью предполагать ее хронологическое старшинство. По мнению М. А. Грачева, выражение Тамбовский волк тебе товарищ «образовалось по аналогии»: «волка брянского заменил волк тамбовский» [Грачев 2009: 6]; согласно К. В. Душенко, «в исходной форме был “брянский волк”», лишь благодаря фильму закрепилось выражение с «тамбовским волком» [Душенко 2011: 334].
4 К противоположным выводам приходит А. А. Бурыкин [Бурыкин 2019], проанализировавший употребление формул Тамбовский/брянский волк (тебе товарищ) на большом массиве текстов. Словосочетание тамбовские волки (не включенное в клишированный ответ на обращение, а являющееся «территориальным именованием персонажей») впервые обнаруживается им в тексте 1912 г.; формулу Тамбовский волк тебе товарищ Бурыкин возводит к народной речи, к сфере просторечия и жаргона (не уделяя при этом серьезного внимания тюремно-лагерным контекстам), а словосочетание брянский волк и включающий его фразеологизм предлагает считать окказиональными и вторичными.
5 Другой вопрос, поднимаемый в связи с этим материалом, – чем обусловлено появление конкретных оттопонимных прилагательных. Если «брянский» фразеологизм трактуют через историческое название города Дебрянск и, соответственно, через связь с дебрями [Друговейко-Должанская 2006; Грачев 2009: 6], то относительно происхождения фразеологизма «тамбовского» в исторической и краеведческой литературе (а также – в связи с его известностью как локальной формулы идентичности и с попытками продвижения «тамбовского волка» в качестве местного бренда – в популярных медиа1) существует несколько версий. А. А. Бурыкин [Бурыкин 2019] считает наиболее убедительными версии, согласно которым тамбовскими волками в ΧΙΧ в. именовали местных крестьян-отходников, отбивавших работу у конкурентов, а в начале 1920-х годов – крестьян, участвовавших в Тамбовском восстании.
1. Так, на портале «Тамбовия» собрано более десяти версий происхождения формулы тамбовский волк разной степени фантастичности (http://tambovia.ru/tambovskiy_volk.html).
6 В целом все, кто обращается к соответствующему фразеологизму, исходят из предпосылки об обязательности в нем элементов волк и товарищ. Показательно, что Бурыкин [2019: 88] рассматривает встречающиеся в литературе выражения типа «Тамбовский волк тебе друг/братец и т. д.» лишь как трансформации инвариантной киноцитаты. Безусловно, в современной культуре прецедентная формула Тамбовский волк тебе товарищ активно обыгрывается и пародируется. Однако существуют и ранние контексты, где топонимный компонент в составе формул N-ский волк тебе товарищ / Волк в Ν-ском лесу тебе товарищ варьируется. Наряду с тамбовским и брянским в художественной литературе 1930-х годов упоминается также киренский волк, ср.: – Товарищи, граждане, ослобоните – Киренский волк тебе товарищ… [Петров 1936: 168]; – Я уж так привык, дорогие товарищи. – Тебе киренские волки – товарищи… [Нилин 1940: 75–76] (текст написан в 1939 г.).
7 Киренск – город в Иркутской области; в тюремно-лагерном контексте немаловажно, что Киренский уезд еще до революции был местом ссылки. Географическая принадлежность авторов приведенных текстов (П. П. Петров и П. Ф. Нилин родились и выросли в Восточной Сибири) позволяет предположить региональный характер данного варианта. Интересно, что в поздней версии своей повести Нилин меняет прилагательное киренские на дериват от другого иркутского ойконима – Жигалово («Вам жигаловские волки – товарищи» [Нилин 1956: 26]), вероятно по (само)цензурным соображениям: в 1930-е годы в Киренске находилась тюрьма НКВД. Наряду с этим обнаруживаются варианты и с другими прилагательными: например, «Финский волк тебе товарищ, а не мы» в воспоминаниях о Гражданской войне [Медведев 1960: 48 (1-я публ. 1939)] или «Волк в Лужском2 лесу тебе товарищ!» в автобиографической повести диссидента Ю. А. Ветохина [1983: 400] (последнее, впрочем, можно считать индивидуальным варьированием тюремно-лагерной формулы с упоминанием «волка в брянском лесу»).
2. Как пишет сам автор [Ветохин 1983: 10], в детстве он жил на даче в г. Луге под Ленинградом.
8 В цели этой статьи не входит ни установление «исходного» варианта, ни выявление причин, по которым во фразеологизм включается та или иная географическая привязка. Я рассмотрю саму модель, по которой построены подобные высказывания: субъектом в ней может выступать не только волк, а сами высказывания являются реакцией не только на обращение товарищ. В качестве материала используются художественная литература и публицистика; поиск источников производился по сервису Google.Books. Я постараюсь ограничиться примерами из текстов, созданных до 1955 г. (т. е. в которых соответствующие формулы заведомо не являются кинозависимыми), с привлечением некоторых текстов до начала ХХΙ в.
9 * * *
10 Наряду с «географически маркированным» волком в ответах на обращение товарищ могут упоминаться серый волк, волк в лесу и просто волк: [Воспоминания о 1940 г.] «Какой я тебе товарищ? Волк в лесу тебе товарищ, а не я!» Скоро нам объяснили, что обращение “товарищ” не допускается для арестованных и мы должны обращаться к начальству со словом “гражданин”» [Марголин 1977: 159].
11 Контексты 1920-х годов позволяют говорить о том, что уже в это время соответствующий ответ мог инспирироваться использованием обращения товарищ идеологически или классово чуждым лицом. Однако речь может идти не столько о недопустимости этого обращения как классово маркированного, сколько о том, что отвечающий отказывается признавать «товарищеские» отношения между собой и говорящим, – как, например, в следующем фрагменте, где речь идет о конфликте моряка с командой: Может, я не могу так, как злодей или чужой! Вот, давеча, Чумисова товарищем назвал, а он говорит: тебе товарищ один остался, в Брянском лесу волк. Товарищем, понимаешь, товарищем опять хочу стать [Гаврилов 1928: 147].
12 В романе Всеволода Иванова «Голубые пески» (1922) в одном случае Волк тебе товарищ, сволочь! служит ответом красногвардейцу от крестьян, в другом Серый волк тебе – товарищ, стерва! говорят женщине матросы [Иванов 1923: 139, 219]; в романе Ф. А. Березовского «Бабьи тропы» (1928) Волк тебе товарищ! кричит крестьянин выступающему на митинге [Березовский 1934: 291]. Кроме того, и до вхождения в обиход «классового» обращения товарищ, и после этого стимулом для воспроизведения высказывания могли становиться, например, такие обращения и характеристики, устанавливающие отношения между двумя лицами, как метафорически используемые термины родства: брат (братец и т. д.), а также друг, свой: – Он тебе не только земляк, но и брат – Какой он мне брат! волк ему брат брянских лесов, а не я. – Как какой? Ведь мы все дети одного Отца небесного [Изюмченко 1905: 4]; – Братцы, говорю, постарайтесь! – Какие мы тебе братцы? Серый волк тебе братец! [Cкиталец 1955: 240] (Огарки, 1-я публ. 1906); – …побратим мой хороший – Волк тебе побратим, а не я! [Савихин 1906: 68]; – Братишка, помоги малость. – Волк тебе братишка [Шугаев 1925: 54]; – Как там наша братва поживает? – Какой чорт брат! Волк в тамбовском лесу [sic!] брат им, а не я [Строд 1973: 213] (републ. изд. 1930х годов); – Русский стал братом алтайцу, а алтаец русскому – Серый волк тебе брат! – крикнул мужик [Коптелов 1951: 301]; – Мы друзья при любой погоде, конечно. («Тамбовский волк тебе друг», – подумал Канашев.) [Кочин 1962: 267] (роман «Девки», 1-я публ. 1928–1931); – Чего же на своего-то… с рогатиной… – Волк тебе свой… [Гайворон 1939: 76].
13 Наряду с волком в подобных высказываниях действуют и иные субъекты, наиболее частотны следующие:
14 • черт (окказионально леший): Степанида. Он вас тоже всегда зовет братцем. Бедовый. Братцем? гм! черт ему братец, а не я [Григорьев 1871: 145]; – Брат о Христе! – Черт тебе брат, а не я! [Лопатин 1874: 178]; – Свой, свой, това-рищ… – Леший тебе товарищ [Азарх 1956: 175],
15 • собака (кобель, пес): – Послушай, догόр (приятель), нет ли у тебя листочка махорки? – Собака тебе приятель, а не я! [Короленко 1953: 118] (Сон Макара. 1883); Проходя мимо них (босяков. – М. А.), Лев Николаевич сказал: «Здорово, братцы!» – Собака тебе брат, – угрюмо сказал один из них [Попов 1938: 368] (Воспоминания Е. И. Петрова о Л. Н. Толстом); – …товаришу офіцер! – Собака тебе товарищ, немецкая шлюха! [Гай-Головко 1950: 85]; Прибежал директор. – Товарищи рабочие… – Кобель тебе товарищ! [Серафимович 1934: 407] (История одной забастовки. 1924); Игорь. Товарищи! Зинько. Пес тебе товарищ (Василь Минко, пьеса «Черный змей», конец 1950-х) [Ищук 1960: 430]; – Не губите, братцы-и!! – Сивый кобель тебе брат! [Воробьев 1973: 47] (текст написан в 1960 г.); «Не лейте напрасно кровь, братья казаки!» Лицо офицера перекосилось еще сильнее. «Пес тебе брат!» [Василенко 1964: 262]; – Как сыновей, предупреждаю вас… – Пес тебе сын! – шумела толпа [Быков, Казаков 1967: 115] (Литературно обработанные воспоминания участников революции 1917 г.).
16 • свинья (в то время как черт и собака достоверно выявляются в произведениях XIX – начала XX в., примеры со свиньей обнаруживаются в более поздних контекстах): «По вашему распоряжению и указанию старшины прибежал к вам, товарищ комиссар». Комиссар еще злее кричит: «Свинья тебе товарищ!» [Федоров 2002: 239] (цитата из письма 2000 г. С. В. Столыпина, 1913 г. р.; речь идет о дискриминации из-за фамилии: в 1934 г. он был изгнан из рядов Красной армии); «Я свой, товарищ!» А красноармеец в ответ: «Свинья тебе товарищ, бандюга!» [Никитин 1961: 19]; – Добрый день, товарищ командир! – Свинья тебе товарищ, а не я! [Последович 1962: 169].
17 Редко появляются иные животные-субъекты – медведь, змея и козел. А. И. Молотков и Е. К. Павленко [1988: 57] на материале русских сказок (к сожалению, без указания источника и контекста) фиксируют фразеологизм медведь тебе товарищ как «выражение пренебрежения к кому-либо». Такие примеры единичны, но первый появляется до 1955 г. (– Ей-богу, товарищи! – Волк тебе товарищ! Да медведь забайкальский… [Барышников 1954: 359]); второй пример (– Добрый вечер, товарищ. – Медведь тебе товарищ, сука, – отвечает следователь… [Рабин 1989: 44]) не слишком чистый, поскольку является переводным (с идиша), но, учитывая, что автор последнего текста, И. И. Рабин, в 1937–1943 гг. был заключенным, вполне возможно, что он цитирует актуальное лагерное выражение.
18 Пример со змеей уникален: – Братушки… товарищи – Змея тебе товарищ! [Стаднюк 1958: 120]; примеры с козлом единичны и обнаруживаются не ранее 1990-х годов: – «Мальборо». Досасывай, дядя! «Козел тебе дядя», – вместо благодарности подумал он [Теплов 1991: 36].
19 Наконец, с 1950-х годов в контекстах, связанных с Великой Отечественной войной, фиксируются Гитлер и (единично) фашист: – Что вам надо от меня, товарищи? – Фашист тебе товарищ! [Иосселиани 1959a: 14]; – Что вам надо, товарищи? – Волк тебе товарищ! – Гитлер тебе товарищ, шпионская морда! [Иосселиани 1959b: 14, 20]; Какие мы тебе свои… Гитлер тебе свояк [Сафонов 1969: 177]; [Ответ власовцу] – Держись за меня, друг, не пропадешь! – Кобель да Гитлер тебе друзья, вошь тифозная! [Бережной 1997: 218].
20 В рассмотренных выше случаях речь шла о реакции а) на обращение или б) на характеристику, которая устанавливает особые отношения кого-либо с автором реплики, когда последний считает эти обращения и характеристики нерелевантными. В цитатах ниже обращения, стимулирующие воспроизведение формулы, отражают реально существующие отношения – родство/свойство, общность по территории: – Ты что ж? Не отец значит своему дитю? – Черт тебе отец, а не я… [Гарин 1894: 60]; «…Сва-ат!...»  – «Сукин ты сын, а не сват! Серый волк тебе сват…» [Шилов 1925: 6]; – Ты так-то, батяня? – Серый волк тебе батяня Отец с наградами да грамотами службу нес, а сын разбойник... [Веселый 1929: 395]; [Диалог отца и сына] – Батя! – Кобель тебе батя [Федоров 1939: 110]; – Говорю, можно лететь, земляк, значит, можно! – Гитлер тебе земляк, а не я! [Райгородецкий 1978: 126]. Отрицание этой связи, подразумеваемое внутренней формой фразеологизма, здесь не столько означает отказ в праве на использование соответствующего обращения, сколько указывает на символическую форму дистанцирования, подразумевающую, что собеседник не достоин называть/считать говорящего отцом, сватом, земляком и т. д.
21 Следующий (уникальный) пример интересен тем, что упомянутое в нем обращение не устанавливает никаких отношений между адресантом и адресатами, будучи нейтральной констатацией статуса последних: – Постойте, станичники! – Куцый кабель [sic!] тебе станичник! [Шолохов 1928: 150]. Речь идет не о том, что говорящий отказывает в праве называть его станичником (которым он по сути является), а вообще о дистанцировании от высказывания оппонента, каким бы оно ни было.
22 Наконец, еще в одном уникальном примере говорящий отвечает вообще не на обращение, а на упоминание некоего «закона»: – …закон такой есть – Закон? По новому закону? Нешто это закон?.. Волк тебе закон, вот что [Муйжель 1912: 494] (1я публ. 1911).
23 Приведенные контексты демонстрируют функции фразеологизма: наряду с «неуместностью предшествующего речевого акта собеседника» [Баранов, Добровольский 2009: 22] на уровне актуального значения, он может функционально использоваться как средство выражения «крайней невежливости», передразнивания собеседника и нежелания продолжить коммуникацию [Баранов, Добровольский 2009: 23], и высказывания, построенные по данной модели, выявляют это гораздо очевиднее, чем одна лишь формула Тамбовский волк тебе товарищ.
24 * * *
25 Заслуживает комментария набор персонажей, выступающих как субъекты в составе фразеологизма. Так или иначе, они связаны со сферой в широком смысле «нечистого»/опасного и в силу этого задействуются в пейоративных конструкциях. В рамках клишированных высказываний многие из них взаимозаменяемы: черт/пес его знает; на кой черт/пес; чертов/собачий/песий/свинячий сын; к черту / к свиньям; вятск. «На сердитых волки (иногда: черти) ср... ездять». Относительно последней поговорки приводящий ее Д. К. Зеленин замечает, что волки в данном случае – «конечно, волкодлаки, оборотни, нечистые» [Зеленин 1995: 56]; однако здесь мы имеем дело, вероятно, не столько с эвфемизацией, сколько с контекстуальной синонимией, ср. идиому, комментирующую неизвестное местоположение человека: волки срать / в лес уехали (на ком). В народной речи апеллятивы черт, волк, собака, пес, медведь, свинья задействуются в образовании терминов, маркирующих сниженные коннотации обозначаемого объекта, в частности «служат источниками возникновения пейоративных топонимов. Так появляются “чертова”, “волчья”, “собачья” и прочая топонимия» [Феоктистова 1979: 80] (о пейоративной семантике свиньи, волка, собаки в славянской лексике см. также: [Березович 2014: 196]). Причины, по которым в данную модель в ХХ в. встраивается вполне демонизированный Гитлер, прозрачны.
26 С семантической точки зрения можно соотносить рассматриваемые формулы с высказываниями, предполагающими делегирование «нечистому» персонажу действия, которое говорящий отказывается совершать, например: Только пускай чёрт будет твоим дружкой, а я не хочу (П. А. Плавильщиков. Сговор Кутейкина. 1789; цит. по НКРЯ); – …покажите сей же час мешок ваш! – Лысый чорт тебе покажет, а не мы [Гоголь 1940: 229] (Ночь перед Рождеством. 1832); [После неудачного обсуждения брака] …дочь – пьфу! пусть на ней черт женится [Вельтман 1989: 230] (Новый Емеля, или Превращение. 1845). Показательно, что наряду с демонологическим персонажем в рамках таких высказываний ситуативно появляются, в частности, те же субъекты, что и в формулах типа Тамбовский волк тебе товарищ. Ср. формулу Пусть медведь работает, упоминаемую, в частности, в «Архипелаге ГУЛАГ» А. И. Солженицына, но, видимо, имеющую догулаговское происхождение3, или: – Хорошенькая женщина вправе не пояснять своих капризов. Но мне бы хотелось услышать ваши претензии. – Кобель тебе пояснит, а не я [Александров 1978: 301].
3. Первое достоверное упоминание – в [Андреев 1926: 79], где Пускай медведь работает. У него голова большая говорит персонаж, имеющий связи с околокриминальным миром. Автор текста, В. М. Андреев, находился в ссылке в 1910–1913 гг.
27 Напоследок можно отметить интересную подробность: пейоративная формула в виде пес тебе брат вполне буквально разворачивается в таком неожиданном типе фольклорных текстов, как духовные стихи. В некоторых вариантах стиха о двух братьях Лазарях богатый брат оскорбляется просьбой нищего о милостыне и обращению к нему как к братцу: Какой я тебе братец, какой я родной / Мои-ти ведь братья – князья, бояра, / Твои-ти ведь братья борзые кобели! [Истомин, Ляпунов 1899: 29]; А ты ж мне ня братиц и ня родной мой, / Есть у меня братия тебе – [а твои ли братья] люты [подстольные] псы [Бессонов 1861: 74] (квадратные скобки в источнике).
28 * * *
29 Таким образом, фразеологизм Тамбовский/брянский волк тебе товарищ следует считать частным случаем формульного ответа, имеющего вид [«Нечистый» персонаж] (кому) [цитата из реплики собеседника] (а не я), который задействует семантику «нечистого»/демонического/опасного и на самом деле имеет параллели в западноевропейских языках4. Связь фразеологизма с тюремно-лагерным контекстом не является первичной и обусловлена «классовыми» коннотациями, которые в советскую эпоху приобрело обращение товарищ.
4. Ср., например: Bruder! Mein theurer Bruder! – Der Teufel ist Dein Bruder (= Черт твой брат) [Juin 1858: 29]; Aber, meine Brüder...! – Der Satanas ist dein Bruder! (= Сатана твой брат) [Spindler 1855: 211]. Показательно, что в русской литературе XIX в. формула появляется в том числе в переводных текстах: [На обращение «Отец мой»] Отец… Черт тебе отец! (пер. с англ.) [Корш 1834: 36]; [На реплику с упоминанием «друга»] «Свинья тебе друг!» – злобно подумал майор (пер. с нем.) [Бахвиц 1928: 101].
30 В контексте семантики демонического, «нечистого» и опасного интересной представляется трактовка тюремно-лагерной формулы из Брянского леса С. А. Снеговым, заключенным ГУЛАГа в 1936–1945 гг.: «Ни от кого. Письмо из Брянского леса – письма нет. Волк из Брянского леса тебе товарищ – нет у тебя товарища» [Снегов 1991: 224]. Противоречие этой интерпретации другим существующим трактовкам (и актуальному словоупотреблению) снимается, если рассматривать «брянский лес» в понимании Снегова как условный, абстрактный локус, совмещающий семантику чужого, опасного, «нечистого» и демонического (потустороннего), т. е. относящегося к той же самой сфере, в которой «обитают» фразеологические черт, пес, свинья и др.

References

1. Apresyan Yu. D. (ed.). Aktivnyi slovar’ russkogo yazyka [Active dictionary of Russsian language]. Vol. 2. Moscow, Yazyki Slavyanskoi Kul’tury Publ., 2014. 736 p.

2. Baranov A. N., Dobrovol’skii D. O. [The principles of the semantic description of phraseology]. Voprosy Yazykoznaniya, 2009, no. 6, pp. 21–34. (In Russ.)

3. Berezovich E. L. Russkaya leksika na obshcheslavyanskom fone: semantiko-motivatsionnaya rekonstruktsiya [Russian lexis on the common Slavic phone: Semantical and motivational reconstruction]. Moscow, Dmitriy Pozharsky University Publ., 2014. 487 p.

4. Drugoveiko-Dolzhanskaya S. V. [Why is Bryansk wolf not lupus est to the Tambov one?]. Gramma.ru [2006]. Available at: http://gramma.ru/RUS/?id=14.62 (accessed 11.03.2022). (In Russ.)

5. Dushenko K. Bol’shoi slovar’ tsitat i krylatykh vyrazhenii [Large dictionary of citations and catchphrases]. Moscow, EKSMO Publ., Institute of Scientific Information for Social Sciences, RAS, 2011. 1215 p.

6. Feoktistova I. E. [On the problem of pejoratives]. Voprosy onomastiki [Problems of onomastics]. Vol. 13. Sverdlovsk, Ural State Univ. Publ., 1979, pp. 79–86. (In Russ.)

7. Grachev M. A. [Whose comrade is Tambov wolf?]. Mir imen i nazvanii [World of names and titles], 2009, March, pp. 1, 6. (In Russ.)

8. Kozhevnikov A. Yu. Krylatye frazy i aforizmy otechestvennogo kino: materialy k Slovaryu otechestvennoi kinokrylatiki [Catchphrases and aphorisms of the Russian cinema: Materials for Dictionary of domestic ‘cinema catchphrases studies’]. Moscow, OLMA Media Grupp Publ., 2009. 671 p.

9. Levontina I. B., Shmelev A. D. Liberal’nyi leksikon [A liberal lexicon]. St. Petersburg, Nestor-Istoriya Publ., 2019. 180 p.

10. Molotkov A. I., Pavlenko E. K. [Folklore idiomatic (on the material of Russian folktales)]. Russkoe yazykoznanie: respublikanskiy mezhdvedomstvennyy nauchnyy sbornik [Russian language studies: A republican interdepartmental scholarly collection of papers]. Vol. 17. Ed. by M. A. Karpenko et al. Kyiv, Vyshcha Shkola Publ., 1988, pp. 53–59. (In Russ.)

11. Rossi J. Spravochnik po GULAGu [A handbook on GULAG]. In 2 vols. Moscow, Prosvet Publ., 1991. Vol. 1, 269 p.; Vol. 2, 284 p.

12. Zelenin D. K. Izbrannye trudy [Selected works]. Vol. 2. Ocherki russkoi mifologii: umershie neestestvennoi smert’yu i rusalki [Essays on Russian mythology: The died an unnatural death and the ‘rusalkas’]. Moscow, Indrik Publ., 1995. 430 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate