Functioning of Artifact Metaphors and Similes in the Texts of Modern Russian Prose
Table of contents
Share
QR
Metrics
Functioning of Artifact Metaphors and Similes in the Texts of Modern Russian Prose
Annotation
PII
S013161170021745-8-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
N. A. Nikolina 
Affiliation: Moscow State Pedagogical University
Address: Russian Federation, Moscow
Zoya Yu. Petrova
Affiliation: V.V. Vinogradov Russian Language Institute, RAS
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Pages
75-86
Abstract

The article deals with metaphors and similes which include the names of various artefacts as images of comparison. Artifacts are defined as any material objects artificially created as a result of human activity. The analysis involves the works of modern Russian prose writers: E. Vodolazkin, A. Ilichevsky, O. Slavnikova, E. Chizhova, R. Senchin, V. Pelevin, S. Sokolov, D. Glukhovsky, G. Yakhina, etc. The purpose of the article is to consider features of the functioning of artifact metaphors and similes in the texts of modern Russian prose. The paper shows that comparative constructions which include images of artifacts, are intensively used in modern Russian prose. It is noted that the composition of these structures is significantly updated in comparison with previous literary periods: the names of modern technical means act as comparison images. In particular, the computer metaphor has become widespread in recent decades. It is concluded that one of the features of the modern prose texts is concretization of artifact metaphors and similes observed through modifiers transforming the image. It is shown that different types of interaction of artifact metaphors and similes with each other and with comparative tropes of other semantic classes are presented in modern prose texts. The paper distinguishes various functions of artifact tropes in the text. These include the function of figurative characteristic, evaluative function, text-forming and intertextual functions.

Keywords
artifact, metaphor, simile, comparative construction, modern Russian prose, basis of comparison, interaction of tropes, function in the text
Received
27.09.2022
Date of publication
27.09.2022
Number of purchasers
3
Views
58
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 В составе образных средств русской художественной речи традиционно широко используются метафоры и сравнения, включающие наименования различных предметов, см., например: Тогда раскаянья кинжал пронзит тебя... (М. Лермонтов); Кузьма Васильевич на этом месте рассказа всякий раз уверял нас, что этот взгляд пронзил его, словно шилом (И. Тургенев); Мне все противно, все скучно; я машина: хожу, делаю и не замечаю, что делаю (И. Гончаров); дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие (Л. Толстой).
2 Предметные метафоры и сравнения образуют один из наиболее крупных и объемных семантических классов компаративных тропов, выделяемых по образу сравнения, наряду с зооморфными, антропоморфными, фитоморфными и другими тропами. Этот класс тропов отмечался исследователями, но изучен в современной художественной речи фрагментарно [Разуваева 2009, Цинковская 2010b].
3 Цель нашей статьи – рассмотреть функционирование предметных метафор и сравнений, включающих названия артефактов, в текстах современной русской прозы. Под артефактами в данной работе понимаются любые вещественные объекты, искусственно созданные в результате деятельности человека. Для анализа привлекаются произведения современных русских прозаиков: Е. Водолазкина, А. Иличевского, О. Славниковой, Е. Чижовой, Р. Сенчина, В. Пелевина, С. Соколова, Д. Глуховского, Г. Яхиной и др.
4 Артефактные метафоры и сравнения интенсивно используются в современной русской прозе. Наиболее распространены в ней метафоры и сравнения, включающие названия бытовых предметов, машин, механизмов и их деталей, например: Память – что кран в голове: отвернешь и полилось; сперва потихоньку, тонкой струйкой (Е. Чижова. Повелитель вещей); Крепкие волны ветра равномерно накатывали на дом, бились в него, как невидимый мешок с опилками (Р. Сенчин. У моря); В переулке около кафе-мороженого, украшенного здоровенной снежинкой с одним обломанным оленьим рогом, гортанные кавказцы с усами будто ножницы и плоскогубцы торговали дивными розами в ведрах, каждое ведро стоимостью в четверть машины «Жигули» (О. Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки); Жизнь измельчает человека, как кухонный комбайн (Е. Водолазкин. Оправдание Острова).
5 Предметные метафоры и сравнения динамичны и в связи с техническим развитием общества регулярно подвергаются обновлению: в современных прозаических текстах появляются образы сравнения, отражающие современную реальность и не встречавшиеся в текстах предшествующего периода. Это, во-первых, названия новых бытовых предметов, например микроволновка, кухонный комбайн, штатив для селфи: Летняя Москва днем – микроволновка (Д. Глуховский. Текст); Мы все работаем у Бога штативами для селфи (В. Пелевин. Непобедимое солнце). Во-вторых, это получившие широкое распространение названия компьютерных устройств и их деталей: Все еще начиналось в очередной раз, и Миша был внутренне пуст, как компьютер, лишенный программы (Е. Радов. Змеесос); Это было его любимым развлечением напрячь память, чтобы где-то в глубинах мозга, как на дисплее, высветились те или иные нужные ему цифры (А. Грачев. Ярый-3. Ордер на смерть); Казалось, его глаза, подобно высокотехнологичному сканеру, считывали с закоулков души любую грешную мыслишку (Е. Сухов. Делу конец – сроку начало); Но на десктопе нашего мира есть иконка, позволяющая им управлять (В. Пелевин. Непобедимое солнце). Образы, связанные с компьютерными технологиями, наиболее часто встречаются в произведениях В. Пелевина: «Пелевин относится к тем авторам, которые пытаются художественно осмыслить феномен сети, и читатели его произведений – в основном пользователи компьютерных технологий, представители поколения интернета» [Калафатич 2019: 49–50].
6 В современной прозе наблюдаются различные процессы контекстной репрезентации артефактных метафор и сравнений. Прежде всего необходимо отметить, что они часто употребляются в сочетании с различными конкретизаторами, детализирующими и трансформирующими образ. К таким конкретизаторам относятся определения разных типов, придаточные предложения: В тот день в ней что-то надломилось, вернее, порвалось. Словно она – пакет, пустая оболочка, куда больше ничего не положишь: ни прошлого, которое она для себя придумала, ни будущего, которого нет (Е. Чижова. Повелитель вещей); На ветках висели салатово-желтые, пупырчатые, напоминающие мячи для русского хоккея, плоды. Ненастоящие они были, будто из пластика или резины (Р. Сенчин. У моря); Если другие регистраторши под гнетом замедления все больше увядали и буквально ложились на свои столы, то Марина походила на неутомимую заводную куклу с механизмом из зубчатых колес, подобным часовому: в ответ на любую выходку нетерпеливых агитаторов она передвигалась ровно на одно тугое деление, что требовало от нее полной сосредоточенности (О. Славникова. Бессмертный).
7 Детализация образа усиливается в результате нанизывания определений или включения в компаративную конструкцию двух или более сравнений, раскрывающих разные грани объекта: Нина Александровна глядела на поля под жестким настом, ослепительно чистые, уложенные грубыми складками, будто снятое с зимней веревки промерзлое белье (О. Славникова. Бессмертный); Сквозь дыры в облаках проглядывают кусочки серого неба: не марево, а рваная тряпка, заношенная, протертая до дыр на локтях (Е. Чижова. Повелитель вещей); ...я прекрасно понимаю одиночество тех, кто не только не имеет жизни бесконечной, но и вовсе отвержен и забыт. Сорванный и брошенный одуванчик, выкинутый продавленный стул без ножки, висящая на ветке варежка (Н. Репина. Жизнеописание Льва).
8 Кроме того, в современных прозаических текстах широко распространено взаимодействие артефактных метафор и сравнений с тропами других классов. Особенно часто артефактные тропы взаимодействуют с антропоморфными, например: Деревьям, напялившим драные фраки сумерек, – качаться, махать руками в подражание дирижерам, пугалам и людям от ветряков – мукомолам (С. Соколов. Между собакой и волком); ...желтым металлическим отсветом речной поверхности, которую, точно ногтем шоколадную фольгу, вощил и гладил жесткий ветерок (О. Славникова. 2017).
9 Встречается и взаимодействие этих тропов с зооморфными: ...пасть зноя-зверя, который намеревался проглотить небосвод словно ламповую колбу, подалась накалом горнила вспять и сомкнулась губным порезом на горизонте (А. Иличевский. Ай-Петри).
10 Одновременно артефактные тропы активно взаимодействуют друг с другом. Это взаимодействие в современной русской прозе носит разный характер. Прежде всего часто используется семантическая модель, отражающая присутствие одного объекта на другом, при этом эти объекты являются образами сравнения. Так, например, в одном из контекстов романа Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза» объединяются образы сравнения скатерть, бисер, ленты, шелковая нить: Она [Зулейха] поворачивает голову вперед. С вершины холма раскинувшаяся внизу равнина кажется гигантской белой скатертью, по которой рука Всевышнего разметала бисер деревьев и ленты дорог. Караван с раскулаченными тонкой шелковой нитью тянется за горизонт, над которым торжественно восходит алое солнце. Эта модель была отмечена Н. В. Павлович как «парадигма X → Y, где X = ‘что-то на чем-то’ (что-то в природе, видимое на чем-то или на фоне чего-то: лошади в поле, звезды на небе...), а Y = ‘вкрапление в ткань’ (узор на ткани или изделии из ткани, заплата на ткани, украшение, вышивка на ткани, пыль, грязь на ткани или одежде и т. д.)» [Павлович 1995: 72]. Отмеченная модель носит статический характер. В то же время взаимодействие артефактных метафор и сравнений может моделировать динамичную ситуацию, охватывающую два или более объектов. Так, в романе О. Славниковой «2017» взаимодействуют образы сравнения, воссоздающие ситуацию стирки: Элита регулярно жертвовала обществу ту тонкую сущность, тот драгоценный покров, который буквально снимает с человека фото- и телекамера; многие политики после съемок ощущали усталость, сосущую пустоту кровеносных сосудов, мокрую тяжесть мозга, полоскавшегося в черепе, будто ком белья в барабане стиральной машины (О. Славникова. 2017). В романе А. Иличевского «Чертеж Ньютона» взаимодействующие тропы также обозначают тесно связанные друг с другом предметы бытовой ситуации: Метеорит чиркал по небу, как спичка по коробку.
11 Связанные между собой предметы, наименования которых относятся к одной тематической группе, могут порождать разные образные ситуации и характеризовать разные предметы сравнения. См., например, образы иглы и нитки в различных контекстах: Вирус передавался через то, на что они просто смотрели вместе, – даже через очень отдаленные предметы, вроде самолета, похожего в небе на иголку с ниткой рыхлой белой шерсти (О. Славникова. 2017); Потихоньку продышался, и снова ниточка памяти потекла сквозь игольное ушко мозжечка... (А. Иличевский. Перс).
12 Одним из видов взаимодействия артефактных тропов является также их противопоставление в тексте. См., например, Орли не сочеталась со Славой. Слава был простоватый и некрасивый, округлый и мягкий, как матрас, в общем, никакой. А Орли упругая, как боксёрская перчатка (А. Иванов. Комьюнити); Взматерел я и выстарел, залоснился и вытерся, как в обиходе хомут. Тертый калач прошлогодний я сделался, мозоль и хрящ, а не вечор ли был сдобою (С. Соколов. Между собакой и волком).
13 Наряду с отношениями контраста в текстах современной прозы встречаются и объединение компаративных тропов на основе родо-видовых отношений: Марьяна разворачивается к Ольге, как тяжелый «Икарус» на узкой дороге, вся слепленная из неловкости, руки – садовый инвентарь. Тяпки или грабли (К. Буржская. Зверобой).
14 Артефактные метафоры и сравнения могут иметь разные основания сравнения: сходство формы, размера, внешнего вида, звучания, характер оценки. В качестве основания сравнения в современной прозе регулярно выступает функция предмета: ...мне нравился взгляд этой девушки. Это был взгляд, который забирает в себя, взгляд, в котором я хотела обмякнуть и раскрыться, как если бы я была чем-то твердым, что желает быть мягким и распростертым. У нее был взгляд-ключ (О. Васякина. Рана); Что касается Илимского заповедника, то он представлял собою действующий храм. Массивы скал и массы прозрачного синего воздуха были одинаково каменны, одинаково воздушны; круглое озеро Илим стало настолько прозрачно, что увеличивало, будто лупа, затонувший лет двести назад, похожий на недоеденную курицу маленький баркас (О. Славникова. 2017); А мы связались, мы свои жизни и близких переплели в канат (Д. Глуховский. Текст).
15 На основе функциональной характеристики формируются механистичные тропы, развивающие традиционную метафору «человек – машина», которая восходит к философским идеям Р. Декарта и Ж. О. Ламетри. Опорными словами для таких тропов служат существительные автомат, машина, механизм, винтик, шестерня и др. Механистичные, или «машинные», тропы последовательно используются в разных контекстах для характеристик человека, включающих такие смыслы, как ‘бездушие’, ‘отключенное сознание’, ‘покорность’, ‘выполнение различных операций’. Чаще всего такие тропы выражают негативную оценку. Например, смыслы ‘бездушие, бесчувственность’ лежат в основе употребления образа сравнения автомат в романе Е. Водолазкина «Оправдание острова»: В тех нападениях, которые стали захлестывать Остров в последнее время, чувства уже не было, там царствовала мысль, дурная бесчувственная мысль. Один из бомбистов сказал на суде: – Я холоден, как автомат. Откуда нам сия беда? Как явилась? Не с теми ли многочисленными механизмами, что вошли в нашу жизнь, разрушив привычную мягкость островных людей?
16 К механистичным тропам близка по характеру оценки группа артефактных тропов с переносом по функции, включающих названия колющих и режущих предметов и оружия: Но, если честно, Плетнев старался вообще не думать. Орудие не должно думать, а он сейчас был именно орудием. Как нож или пистолет не знает ничего ни о добре, ни о зле, ни о преступлении, ни о наказании, а лишь тупо и послушно повинуется держащей его руке, так и он не должен подниматься выше самого нижнего пласта сознания, отвечавшего за то, чтобы точно и успешно выполнить поставленную перед ним задачу (А. Волос. Победитель).
17 В последние десятилетия получил широкое распространение новый вариант «машинной» метафоры – компьютерная метафора, которая «предлагает подходить к человеческому познанию, как если бы оно было вычислительной деятельностью» [Хорошильцева]: Мистер Хеллман был глубоко законопослушный гражданин своего отечества, как компьютер, начиненный всевозможными инструкциями, правилами и сводами закона (М. Валеева. Кусаки, рыжий бес); Ваш мозг – это лингвистический компьютер (В. Пелевин. Бэтман Аполло).
18 Артефактные тропы в современной прозе могут совмещать разные основания сравнения, в результате наименование предмета, использованное в качестве образа сравнения, приобретает многомерность смыслов. Например, словосочетание консервная банка в романе А. Иличевского «Анархисты», соотносясь с образом шлака (отхода), реализует также смыслы ‘ржавчина – уничтожение’, ‘острые края – опасность, ущерб’: – Вот и вы его, Владимир Семенович, жалеете… Поймите, я не злорадствую. Я холоден как лед. Чем скорей такой тип – шлак времени – сгинет, тем чище станет наша многострадальная земля. Он как консервная банка в лесу – скоро ее ржа съест, а пока обрезаться можно. Сравнение «щеки, как банки варенья» в романе О. Славниковой «Бессмертный» совмещает два признака – ‘круглый’ и ‘красный’: ...тут аудитория обращала взгляды на румяную шестидесятилетнюю блондинку со щеками, как две пол-литровые банки варенья.
19 Актуализация разных оснований сравнения в одном контексте может порождать эффект каламбура. Таково, например, столкновение двух значений слова истребитель в романе Е. Водолазкина «Брисбен»: Как и предвидел Майер, Глеб круто пошел вверх. В одном интервью продюсер даже назвал Глеба истребителем с вертикальным взлетом. Это сравнение чем-то Майера привлекло и стало появляться в большинстве его интервью, что Глеба несколько даже обеспокоило. Да, он видел такие машины в военных репортажах, но сравнение с истребителем казалось ему неочевидным, потому что кого же, спросил он однажды у Майера, ему надлежало истреблять? Ты будешь истреблять конкурентов, пояснил продюсер, что ж тут непонятного? В отличие от воинственного тевтонца, Глеб никого не собирался истреблять, но не мог не признать, что взлет оказался вертикальным.
20 Как уже отмечалось выше, состав компаративных конструкций в современной прозе обновляется. Для нее характерно обращение к необычным, оригинальным образам сравнения: Утро нового дня наступало нехотя, улицы завесило мутью, солнце растворилось в тумане, как шипучая таблетка (Д. Глуховский. Текст); Все вокруг было нереально. Мутно светились два граненых стакана Экономического Центра, над ними луна горела, будто кнопка вызванного лифта (О. Славникова. 2017).
21 Необычными могут быть и основания сравнения. Например, артефактное сравнение с нетривиальным основанием в романе Д. Рубиной «Маньяк Гуревич» служит основой синэстетической образной характеристики: В какой-то момент Гуревич поймал себя на том, что слегка проваливается в этот ровный белый, как перина, голос.
22 При реализации предметных метафор и сравнений в тексте может наблюдаться отсутствие субстантива, непосредственно называющего образ сравнения. В этом случае способом создания образной характеристики служат метафорические глагольные формы и имена прилагательные: Вот здесь, на супружеской кровати, она еще досматривала какие-то последние обрывки, остатки отснятого душой материала; Получалось, что никто по-настоящему не видел ни ее высоких, словно гладью вышитых бровей, ни милого очерка губ, всегда заветренных, будто полежавшие на блюдце дольки апельсина (О. Славникова. Бессмертный); Двигубский, поеживавшийся, поправлявший свою мохнатую шапку (логическое развитие шевелюры...), болтавший плохо привинченными руками, слушал меня внимательно (А. Макушинский. Город в долине); На югосклоне ж, над городом, вследствие значительных дымочадных, коверкающих горизонт, работ всегда иметься в наличии выбору вяленых и копченых туч (С. Соколов. Между собакой и волком); ...а один мужик, с глазами безгрешной голубизны на сырокопченом лице, обнимая жену под цветастую грудь, все орал, чтобы заворачивали на Красную площадь (О. Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки).
23 Предметные метафоры и сравнения выполняют в современной прозе различные функции. Прежде всего, функцию образной характеристики и оценочную функцию: По советским меркам это была неплохая гитара, но по большому счету – Глеб понял это много позже, коллекционируя инструменты, – лопата лопатой (Е. Водолазкин. Брисбен); И выпрыгнуть, едва мы забрались в этот старый трясучий саркофаг [воздушный шар], захотелось немедленно. помню, считала минуты до выброски, лишь бы поскорее покинуть эту летающую гробину (Д. Рубина. Бабий ветер); И торчат казанские минареты бестолковыми оглоблями, дырявят небо почем зря (Г. Яхина. Зулейха открывает глаза).
24 Артефактные метафоры и сравнения могут выполнять текстообразующую функцию в произведении. Например, в романе М. Елизарова «Земля» такую функцию выполняет ключевая метафора песочные часы. Как отмечает О. Е. Евтушенко, «эта ключевая метафора несет в себе идею о том, что между жизнью и смертью нет границы. Эта метафора представлена в тексте на уровне слова и на уровне структуры высказывания так, что осколки собираются в гештальт только после предъявления автором перифрастического описания песочных часов» [Евтушенко 2021: 78]: ... звукоизоляция, окружающая меня, приняла форму двухкамерной стеклянной капсулы, в которой время, предметы и я сам обращены в песчаный прах (М. Елизаров. Земля). В романе Е. Водолазкина «Брисбен» предметные метафоры и сравнения, включающие названия музыкальных инструментов, не только развивают тему произведения, но также выполняют в нем текстообразующую функцию [Николина, Петрова 2021]. В романе Д. Рубиной «Бабий ветер» такую же функцию выполняют компаративные тропы с образами сравнения воздушный шар и парашют.
25 Артефактные метафоры и сравнения могут участвовать в реализации межтекстовых связей произведений и, таким образом, выступать и в интертекстуальной функции. Как отмечает Ю. В. Цинковская, «интертекстуальные метафоры расширяют границы произведения, вводят в текст другие тексты и произведения искусства как самостоятельные художественные образы» [Цинковская 2010a: 158]. Например, в романе А. Макушинского «Город в долине» развертывается сравнение с винтом, восходящее к роману Л. Толстого «Война и мир», при этом сравнение трансформируется в метафору, ср.: Когда Пьер после дуэли с Долоховым и разрыва с Элен сидит в Торжке на почтовой станции и ничего не может понять, не знает, для чего жить и что есть жизнь, что смерть, как будто... (я, по всегдашней своей привычке, нашел, вот только что, это место; поэтому цитирую буквально) “как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его”. Винт не входит и не выходит, сказал Двигубский, глядя на шапки пиний, и вытащить его не могу, и ввернуть не могу. Давно уже надо было все это бросить. Я брошу, вдруг сказал он, я помню. Если уж не сумел написать, то сумею хоть бросить, отказаться, признать свое поражение»: – Рукописи у меня в сохранности, а он все-таки должен, пока не поздно, попытаться выйти из этого тупика, вывернуть этот сорвавшийся винт. Он принимает свое пораженье, пусть так....
26 В том же романе А. Макушинского используется метафора революционный кинжал, отсылающая к стихотворению А. Пушкина «Кинжал»: Б. И. передал мне рассказ Мясникова, что когда он был еще молодым рабочим и впервые был арестован за революционную деятельность и заключен в тюрьму, то, беря из тюремной библиотеки книги, читал Пушкина, как говорит, «запоем». И вот Мясников наткнулся на стихотворение «Кинжал». «И он, – говорит Б. И., – рассказывал, что Кинжал произвел на него такое потрясающее впечатление, что в тюрьме он внутренне поклялся стать вот таким революционным кинжалом».
27 Артефактные тропы неравномерно представлены в идиостилях современных прозаиков. Как показывают наши наблюдения, наиболее часто образы артефактов используются в произведениях А. Иличевского, Е. Водолазкина и О. Славниковой. Выделяются в этом плане тексты О. Славниковой, которые характеризуются особенно высокой частотностью предметных метафор и сравнений. Эти компаративные конструкции в прозе Славниковой связаны с развертыванием мотива противопоставления живого/неживого и, соответственно, мотива смерти: «Она очень любит сравнивать живое с неживым. Традиционной аматизации и антропоморфизации неживой природы она предпочитает обратный процесс. Подмена живого неживым (мертвым или косным) выводит прямиком на дорожку к Небытию» [Беляков 2006].
28 Итак, в современной русской прозе активно используются компаративные конструкции, в которые входят образы артефактов. Наполнение этих конструкций обновляется с течением времени. Так, широкое распространение получила в последние десятилетия компьютерная метафора. В современных прозаических текстах наблюдается детализация и конкретизация предметных метафор и сравнений посредством уточняющих и трансформирующих образ определений. Артефактные тропы активно взаимодействуют друг с другом, а также с метафорами и сравнениями других семантических классов, прежде всего антропоморфными, реже зооморфными. В текстах современной прозы представлены разные типы взаимодействия предметных метафор и сравнений (объединение артефактных тропов одной образной ситуацией, противопоставление их и др.). Артефактные тропы выполняют в тексте различные функции: функцию образной характеристики, оценочную функцию, текстообразующую и интертекстуальную функции.

References

1. Belyakov S. [Still-life with stone]. Znamya, 2006, no. 12. Available at: https://znamlit.ru/publication.php?id=3146 (accessed on 20.06.2022). (In Russ.)

2. Evtushenko O. V. [Techniques for creating comparative tropes in modern Russian prose]. Metaforicheskaya kartina mira sovremennoi khudozhestvennoi prozy: Sbornik nauchnykh statei [Metaphorical world image of the modern prose: A collection of scientific articles]. Moscow, Akvilon Publ., 2021, pp. 69–83. (In Russ.)

3. Kalafatich Zh. [Motives of information technologies in the works of V. Pelevin]. Present and future of the Russian literature. Collective monograph. Debrecen, DIDAKT Publ. House, 2019, pp. 49–58. (In Russ.)

4. Khoroshil’tseva N. A. Fundamental’nye metafory v istorii kul’tury [Fundamental metaphors in the cultural history]. Available at: http://superinf.ru/view_helpstud.php?id=3927 (accessed on 01.06.2022).

5. Nikolina N. A., Petrova Z. Yu. [Figurative field “Music” in the novel “Brisbane” by E. Vodolazkin]. Russkaya rech’, 2021, no. 4, pp. 108–119.

6. Pavlovich N. V. Yazyk obrazov. Paradigmy obrazov v russkom poeticheskom yazyke [The language of images. Paradigms of images in the Russian poetic language]. Moscow, Russian Language Institute, Russian Academy of Sciences, 1995. 491 p.

7. Razuvaeva L. V. Sravnenie kak sredstvo reprezentatsii khudozhestvennoi kartiny mira (na materiale russkoi prozy kontsa XX – nachala XXI vekov). Avtoref. dis. ... kand. filol. nauk [Simile as a means of the representation of the literary world image (based on the material of the late 20th century – early 21st century Russian prose). Author’s abstract of the cand. diss.]. Voronezh, 2009. 23 p.

8. Tsinkovskaya Yu. V. [Types of metaphors in modern Russian prose]. Uchenye zapiski Zabaikal’skogo gos. gumanitarno-pedagogicheskogo universiteta im. N. G. Chernyshevskogo [Transactions of Transbaikal State Humanities Pedagogical University]. 2010a, no. 3 (32), pp. 154–158. (In Russ.)

9. Tsinkovskaya Yu. V. [Antropocentric and artefact metaphors in modern Russian prose]. Gumanitarnyi vektor. 2010b, no. 2 (22), pp. 155–158. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate