Социолингвистика – одна из самых актуальных современных наук. Это объясняется тем, что за последние десятилетия существенно изменился языковой облик коммуникации. Традиционная книжная культура вышла за границы библиотек и устремилась в Интернет-пространство. Новые общественные явления (компьютеризация медиапространства, глобализация в политике и экономике, «сетевое», «клиповое» мышление, развитие субкультур, трансгендерные проблемы, интернационализация языка, мода на использование стилистически сниженных средств языка и т. п.) вызвали переворот в сознании молодежи, сломали имевшиеся стереотипы. Речь поколения «next» стала непонятной многим литературного языка. Усилилось влияние на нее извне – появились и уже внедрились в сознание говорящих многие непривычные, странно звучащие для русского уха, слова: <em>хайп</em><em> </em>(шумиха, ажиотаж),<em> </em><em>хейтер</em><em> </em>(недруг),<em> </em><em>чилить</em><em> </em>(отдыхать),<em> </em><em>изи</em><em> </em>(легко), <em>агриться</em><em> </em>(злиться) и т. д. Мы находимся практически на пороге создания своеобразного <em>параязыка</em>, передающего эмоции, обладающего фонетической и грамматической двусмысленностью и «мгновенностью» (смайлики и гифки), который стилистически контрастирует с языком русской классической дитературы. Данная тенденция то затихает, то вновь усиливается, пополняя лексический фонд сотнями новых социально окрашенных слов и выражений. Особенно это стало заметно в период эпидемии коронавируса 2020-2022 гг., который уже окрестили «эпохой», давшей толчок к созданию сотен (!) неологизмов. Ср.: <em>хоумсексуал</em><em> </em>– «о человеке, постоянно находившемся дома во время самоизоляции в период пандемии…» (одно из значений, приведенное в «Словаре русского языка коронавирусной эпохи»), <em>коронахакер</em>, <em>covid</em><em>-жесть</em>, <em>zoom</em><em>-свадьба</em> [Словарь… 2021] и мн. др. Казавшаяся призрачной «карнавализация языка» (выражение В. Г. Костомарова) поставила его на «грань нервного срыва» (по словам М. А. Кронгауза). Обозначенные явления необходимо изучать историкам, культурологам, социологам, психологам и прежде всего лингвистам для того, чтобы выяснить причины возникновения языковых вкусов эпохи XXI века, очертить границы и проанализировать воздействие современной неологии на формирование коммуникативного портрета общества.

Новая книга Л. П. Крысина «Очерки по социолингвистике»¹ решает многие из поставленных вопросов. Она не только корректным теоретическим анализом, но и чутьем талантливого филолога-практика показывает неоднозначность взгляда на культурные срезы общества, сложность их «рече-поведенческих тактик» в разных ситуациях и включает читателя в калейдоскоп оттенков родной речи, которую мы слышим на каждом шагу, а значит – создаем вместе реальную картину звуков, форм, фразеологии и синтаксиса – образа живого языка.

Обыгрываемый в первых строках книги сюжет из замечательной книги К. И. Чуковского «От двух до пяти» как раз говорит о чуткости человека к духовной материи языка, о влиянии профессиональных способностей родителей на его восприятие, о гармонии природного смысла, приспосабливающегося в мышлении совсем юного создания к облику слова: «Один пятилетний мальчик, сын продавщицы из магазина “Одежда”, как-то сказал: – Я всех люблю одинаково, а мамочку на <em>один номер</em> больше. А другой, у которого отец был писатель и постоянно обсуждал в семье издательские дела, попросил: – Папа, скажи <em>редактору этой</em> <em>карусели </em>— нельзя ли мне, наконец, покататься!» [Крысин 2021: 3]. С этого и начинается социолингвистика, которая, по мнению ученого, «делает упор на то, как используют языковой знак люди, — все одинаково или по-разному, в зависимости от своего возраста, пола, социального положения, уровня и характера образования, от уровня общей культуры и т. п.?» [Крысин 2021: 3].

Автор вводит читателя в понятийное поле этой науки, раскрывает такие дефиниции, как: <em>языковое сообщество</em>; <em>языковой код</em><em>;</em><em> </em><em>с</em><em>оциально-коммуникативная система</em><em>;</em><em> языковая ситуация</em><em>;</em><em> переключение и смешение кодов</em><em>;</em><em> языковая вариативность</em><em>;</em><em> </em><em>я</em><em>зыковая норма</em><em>;</em><em> литературный язык (стандарт)</em><em>;</em><em> диалект</em><em>;</em><em> социолект</em><em>;</em><em> арго – жаргон – сленг</em><em>;</em><em> просторечие</em><em>;</em><em> диглоссия и двуязычие</em><em>;</em><em> сферы использования языка</em><em>;</em><em> </em><em>р</em><em>ечевая и неречевая коммуникация</em><em>;</em><em> коммуникативная ситуация</em><em>;</em><em> речевое общение, речевое поведение, речевой акт</em><em>;</em><em> коммуникативная компетенция носителя языка.</em> Они и составляют теоретический фундамент социолингвистики – науки без границ, ведь у каждого общества есть свой языковой код – территориальный или социальный диалект, городское койне, пиджин. Эти средства коммуникации могут быть дополнены искусственным языком или особым компьютерным сленгом.

Интересно, как Л. П. Крысин объясняет переключение кодов на примере смены русского языка на французский, и наоборот, в речи дворян в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Общение, пишет ученый, «происходит в соответствии с нормами каждого из этих языков:

«Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав. — Attendez, j’ai des vues sur vous pour ce soir. — Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. — Ma bonne Hélèn, il faut, que vous soyez charitable pour ma pauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать (Война и мир. Т. I. Ч. 3).

Когда те же герои, говоря по-русски, употребляют слова <em>граф, рескрипт, министр, политика, гвардия,</em> то перед нами — заимствования, подчиняющиеся нормам русского языка: в них согласные смягчаются перед [э], гласные подвергаются редукции в безударном положении, существительные склоняются и имеют признаки определенного грамматического рода, глаголы спрягаются и т. д.» [[Крысин 2021: 23].

Большую роль в коммуникации играет вариативность в воспроизведении слов и их произносительных характеристик, возможность синонимической замены отдельных лексем, выражений и синтаксических конструкций. Например, Л. П. Крысин приводит такие данные по источникам 1960-1970-х гг.: «Москвичи старшего возраста еще сохраняют произношение [шы]ги´, [жы]рá, а в речи других групп говорящих эта черта почти не встречается. Ассимилятивное произношение согласного – т. е. смягчение его перед следующим мягким согласным: [з’в’]ерь, [с’т’]енá, [з’л’]и´ться – в среде рабочих встречается реже, чем в среде гуманитарной интеллигенции, а произношение ко[н’ф’]éта, лá[ф’]ки (лавки) находится за пределами литературной нормы и свойственно просторечию или диалектной речи…» [Крысин 2021: 27]. C тех пор минуло несколько десятилетий. Изменился социолингвистический рисунок речи. Мы едва ли можем услышать теперь элементы старомосковского произношения в массовом варианте. Так называемое «социальное варьирование» стало постепенно смещатьсяилось в другую плоскость – в область «мобильной» коммуникации.

Ключевое понятие социолингвистики – норма / антинорма. Она пронизывает все уровни языкового восприятия. Показательно, и об этом напоминает читателям Л. П. Крысин, что норма исторически изменчива, но этот процесс происходит медленно. Даже сейчас, если мы возьмем томик писем Пушкина, то увидим ту же стилистику письменной речи, близкий разговорному языку синтаксис, поймем почти все языковые каламбуры поэта и его юмор. Значит, норма держит язык, превращает его в определенную социально-коммуникативную систему. Кроме того, и с этим можно полностью согласиться, «норма играет роль фильтра: она пропускает в литературное употребление всё яркое, меткое, сочное, что есть в живой народной речи, и задерживает, отсеивает всё случайное, блеклое, невыразительное» [Крысин 2021: 29].

Из относительно новых терминов Л. П. Крысин называет <em>социолект</em> – «совокупность языковых особенностей, присущих какой-либо социальной группе — профессиональной, сословной, возрастной и т. п. — в пределах той или иной подсистемы национального языка» [Крысин 2021: 36]. Существует солдатский, школьный, уголовный жаргон, студенческий сленг – все это разные «жанры» социолектов, которые прочно вросли в коммуникативную систему языка и продолжают функционировать в разговорно-бытовой среде даже несмотря на смену официальных обозначений. Ученый приводит такой пример: «…с появлением в России в начале ХХI в. термина “полиция” вместо “милиция” и полицейских продолжают называть ментами…» [Крысин 2021: 37]. Объясняется это, очевидно, привычкой – своего рода речевой традицией, которая передается из поколения в поколение, тиражируется в фильмах, песнях.

Большое место в культурном пространстве нашего времени стало занимать так называемое просторечие-2 (по Л. П. Крысину), которое отличается от традиционного городского просторечия. Носители традиционного просторечия, как правило, выходцы из деревни, не получившие высшего образования и не владеющие в полной мере функциональными стилями речи, поэтому использующие канцеляризмы в быту и, наоборот, в официальных ситуациях употребляющие разговорные обороты, Таких людей в настоящий момент осталось очень мало. Носители просторечия-2 – это в первую очередь горожане среднего и молодого возраста, которые имеют незаконченное среднее образование и не владеют нормами литературного языка; их речь лишена диалектной окраски и в большой степени жаргонизирована. Оно бытует в устной форме, а потому быстро копируется, например, в непринужденной семейной беседе, во дворе, в магазине и на рынке – по преимуществу там, где уровень социальной элитарности языка снижен. Оно расширило свои функции и стилистические рамки особенно в XXI веке. Л. П. Крысин называет его «наиболее русской» языковой подсистемой [Крысин 2021: 40]. Это слова и выражения типа <em>чаво, местов, балдеть, приперлись по нахалке</em> и т. п. [Крысин 2021: 41]. Автор книги полагает, что не следует говорить об антинормативности данного явления несмотря на то, что указанную «подсистему языка никто не кодифицирует». Ученый считает, что просторечию присуща «определенная традиция использования языковых средств» при очень широкой вариативности форм, например: <em>ездию</em><em>, </em><em>ездю</em><em>, езжу </em>[Крысин 2021].

Важным термином в понятийном ряду социолингвистики является <em>коммуникативная компетенция носителя языка</em>. К ней можно отнести, по мысли ученого, набор навыков общения, правила речевого этикета, знание особенностей общения ребенка со взрослым, студента с преподавателем, соблюдение социальной дистанции и другие поведенческие стратегии. Л. П. Крысин пишет, что для них еще не созданы «ситуативные грамматики» [Крысин 2021: 53]. Но эти словесные регламенты легко усваиваются с опытом и затем закрепляются в памяти как готовые единицы языка.

В «Очерках» обсуждаются и другие проблемы: от теоретических (социальная дифференциация языка, концепция Е. Д. Поливанова, теория антиномий М. В. Панова, теория языковой эволюции У. Лабова) до экспериментально-практических, выражающих авторский интерес к какому-то одному вопросу. Так, Л. П. Крысин предпринял попытку описания речевого облика современного русского интеллигента, что в известной мере является продолжением идеи создания фонетического портрета политических деятелей, писателей и ученых XVIII-XX вв., воплощенной М. В. Пановым [Панов 1990]. При всем различии черт и противоречиях в трактовке самого слова «интеллигент» Л. П. Крысин выделяет несколько параметров языковой личности городского гуманитария (технаря), составляющего это самое культурное ядро социальной группы «умственного труда».

Первый – фонетический. Сюда ученый относит употребление полумягкого <em>ж</em> в иноязычных словах типа <em>жюри</em>. Другая черта – «[l] среднее, или европейское, по артикуляции промежуточное между [л] и [л’]. Произношение этого звука, – пишет далее Л. П. Крысин, – свойственно некоторым представителям гуманитарной интеллигенции старшего поколения – в словах иноязычного происхождения и в иностранных собственных именах: <em>блеф, ля</em> (название музыкальной ноты), <em>лямбда</em> (название греческой буквы, используемой в качестве математической переменной), <em>Флобер</em> и нек. др. [Крысин 2021: 221]. Еще одна особенность – экспансия <em>г</em>-фрикативного, что для литературного произношения является «фонетической инновацией» [Крысин 2021: 222].

В области гласных звуков – сохранение некоторых черт старомосковского произношения, например, «наличие особого звука [ы^э] в первом предударном слоге после твердых шипящих: <em>ж[</em><em>ы</em>^<em>э</em><em>]</em><em>ра</em><em>, ш[</em><em>ы</em>^<em>э</em><em>]</em><em>ги</em>», которое автор книги относит к свойствам речи потомственных москвичей старшего поколения [Крысин 2021: 223]. Интересный факт, подмеченный в 1971 г. в диалектной речи Л. Л. Касаткиным, – наличие редукции <em>у</em> в безударном слоге в случаях <em>дед</em><em><strong>ъ</strong></em><em>шка</em><em>, </em><em>баб</em><em><strong>ъ</strong></em><em>шка</em><em>, </em><em>б</em><em><strong>ъ</strong></em><em>терброд</em>, - встречается и в литературном выражении. Л. П. Крысин отнес это явление к характерной особенности представителей технической интеллигенции среднего и молодого поколений [Крысин 2021: 224]. Следующая интересная черта, подмеченная ученым, заключается в сохранении [о] «в неударной позиции в заимствованных словах: <em>[во]кал, [со]нет, [</em><em>бо</em><em>]</em><em>леро</em> и т. п. [Крысин 2021].

Второй – лексический. Ученый обратил внимание на частотность употребления слова, хотя и признает небесспорность этого параметра: «…наблюдения над лексическими особенностями речи той или иной социальной группы почти всегда содержат элементы случайности» [Крысин 2021: 225]. Так, он утверждает, что штрихом к речевому портрету современного интеллигента будет использование слов <em>волнительный, волнительно, отнюдь</em>, оценочных и модальных элементов вроде <em>жаль</em> (но не <em>жалко</em>), <em>непременно</em> [Крысин 2021: 225–226]. В противоположность распространенности «интеллигентных» слов и выражений еще одним показателем может быть, по мнению Л. П. Крысина, отрицательное отношение в этой среде к штампам и модным речениям, исключение их из речевого обихода. К таким случаям он отнес <em>произошла подвижка, обговорить на президиуме</em>, которые «отпугивают своей казенностью» [Крысин 2021: 226].

Как ни странно, непринужденная устная речь интеллигента XXI века, по наблюдениям Л. П. Крысина, «в достаточно сильной степени жаргонизирована», в большей мере эта черта проявляется у мужчин. Мы порой слышим выражения типа <em>в напряге, не врублюсь, катить бочку</em> и др. [Крысин 2021: 227].

К остальным особенностям коммуникации в среде интеллигенции, как полагает ученый, следует отнести специфические черты речевого поведения. Одна из них – <em>полиглоссность</em>, то есть «умение переключаться в процессе коммуникации с одних разновидностей языка на другие в зависимости от условий общения» [Крысин 2021: 228]. Другая заключается в использовании обращений: <em>Простите…, Не могли бы Вы сказать…, Девушка! Доктор!</em> и т. п. Л. П. Крысин отмечает, что «многие из них не принимаются интеллигентской средой» (как в случаях <em>Женщина! Мужчина!</em>) или же «ограничены определенными группами говорящих». По его наблюдениям, «например, обращение <em>коллега</em> принято – да и то в более или менее официальной обстановке – в среде медиков, ученых; <em>ваше</em> <em>преосвященство</em>, <em>ваше</em><em> </em><em>святейшество</em>, <em>владыка</em> – при обращении к иерарху церкви; апеллятив <em>профессор</em>, хотя и возможен при обращении студента к преподавателю, достаточно редок…» [Крысин 2021: 229]. В этой связи вспоминается недавний случай из нашей преподавательской практики, произошедший во время проведения итоговой аттестации бакалавров в Сретенской духовной академии: выпускник, начиная свой ответ, обратился к епископу, председателю комиссии, словами <em>Ваше высокопреосвященство</em>, а тот его быстро поправил – <em>преосвященство</em>!

Следующей чертой речи интеллигента, как полагает Л. П. Крысин, является использование прецедентных феноменов – готовых выразительных средств, художественных текстов, фразеологизмов и т. д. От героического эпоса и античной мифологии до Шекспира, употребления имен литературных героев русской классики (Плюшкин, Манилов и т. п.) и обыгрывания известных фраз в нужных ситуациях (<em>Служить бы рад — прислуживаться тошно</em>) [Крысин 2021: 231-233] – все эти «прецеденты» относятся к маркерам словесного портрета культурного человека.

Наверное, автор мог бы указать и другие особенности, но заключил типологию свойств, характерных для интеллигентной среды, <em>языковой игрой</em> – своеобразной рефлексией над словом, контекстом, намеренным искажением внешней оболочки для создания эффекта. Это и любовь к языковым каламбурам, подтекстам и смысловым уловкам… Действительно, фразы вроде <em>Завтра у них какое-то </em><em><strong>муроприятие</strong></em>; <em>— Старухи на завалинке </em><em><strong>симпозиум</strong></em><em> устроили</em> мы не раз встречали в общении в кругу филологов. Или например: <em>работать не </em><em>прикладая</em><em> рук</em><em> </em>(вместо: <em>не покладая</em>), <em>гнать каленой метлой</em> (из: <em>каленым железом</em> и <em>новая метла</em>) [Крысин 2021: 234].

Таков, по мнению Л. П. Крысина, социально-речевой потрет интеллигента начала XXI века (в книгу вошли и разделы, написанные ранее в виде статей в 2000-е гг.). Изменился ли он с тех пор? Появились ли новые черты? Или бюрократизация языка и «сетевое» мышление тоже оказывают влияние на филологический облик ученого, врача, инженера, сотрудника лаборатории… Полагаем, что эти вопросы остаются открытыми, но почему-то нам думается, что старая интеллигенция с ее «ушаковскими» чертами уходит в прошлое. Новый ритм жизни, глобализация сознания, необходимость активно использовать многочисленные электронные средства и постоянно быть начеку постепенно меняют и способы коммуникации, и форму их выражения.

Выскажемся по поводу еще одного фрагмента книги Л. П. * Крысина – о русских этностереотипах, которые автор понимает как «стандартное представление, имеющееся у большинства людей, составляющих тот или иной этнос, о людях, входящих в другой или в собственный этнос» [Крысин 2021: 236]. Приводимые ученым выражения-концепты <em>немецкая пунктуальность, русский размах</em> как раз свидетельствуют о том, что в языковом сознании уже давно сложились эти устойчивые ассоциации, подкрепляемые набором лексических средств и фразеологизмов, характеризующих определенный этнос. Среди них значительное место, по мнению автора книги, занимают атрибутивные словосочетания типа <em>американская деловитость, английская чопорность</em>, генитивные словосочетания (<em>Он добивается своего с упорством китайца</em>), сравнительные обороты вроде <em>точен, как немец </em>или <em>молчалив, как финн</em>, фразеологизмы (<em>уйти по-английски</em>), пословицы и поговорки – <em>Незваный гость хуже татарина</em> и мн. др. Л. П. Крысин отмечает такие особенности выражения этностереотипов, как обобщение и гиперболизацию, показанные в примерах: <em><strong>Все</strong></em><em> чехи любят пиво</em>; <em>У бразильцев </em><em><strong>любой</strong></em><em> ребенок играет в футбол лучше нашего мастера</em> [Крысин 2021: 238-239].

Особенно актуальны в последние годы оказались так называемые ненормативные этнонимы, широко распространенные в социальных сетях. Новые более агрессивные и стилистически сниженные формы заменили старые <em>америкашка</em><em>, </em><em>жидёнок</em><em>, итальяшка, китаёзы</em> [Крысин 2021: 241-244]. Замечательно, что автор приводит образцы словарных статей из «Толкового словаря русской разговорной речи», которые показывают границу смысловой нагрузки энтонима и его возможные способы употребления [Крысин 2021: 245-249].

Л. П. Крысин опубликовал этот фрагмент, позднее включенный в книгу, впервые в 2015 году, когда состояние украино-российских взаимоотношений на официальном уровне было достаточно терпимым. А сейчас языковое творчество в сфере анормальной этнонимии уже не знает границ. Так, внешние обстоятельства повлияли на формирование нового облика всем известных этнонимов <em>русские</em> и <em>украинцы</em>. В этой связи нам представляется полезной идея ученого о необходимости разработки лингвистических проблем для того, «чтобы управлять языковыми процессами» [Крысин 2021: 7]. Эта область социолингвистики стала активно развиваться в России с 1980-х годов и получила название <em>языковой политики</em>.

В заключительной части книги Л. П. Крысин говорит о направлениях социолингвистических исследований, которые группируются вокруг синхронической и диахронической осей. Он отметил и традиционные (от де Соссюра до В. В. Виноградова и др.), и новые – такие, как, например, <em>лингвистическая конфликтология</em>, исследование речевого общения «в человеческих диадах и триадах» (врач – пациент, муж – жена, учитель – ученик, судья – подсудимый – адвокат), разработка методики массовых социолингвистических обследований (у нас это осуществили впервые С. И. Ожегов и М. В. Панов), законов о языках и регламентации применения языков малых народов (см. подробнее: [Крысин 2021: 250-280]). По-прежнему остается актуальной функциональная социолингвистика (очерк о ней, написанный Е. А. Земской и Л. П. Крысиным, помещен в приложении к книге [Крысин 2021: 310-334]).

Исследователям будет полезна библиография работ Московской школы функциональной социолингвистики за период 1960-2020 гг. [Крысин 2021: 335–352].

«Очерки» убеждают нас в том, что язык продолжает развиваться по своим законам в многоголосии времени. Л. П. Крысин выступает за рациональное использование языковых средств, показывает нам границы, за которые выходить не стоит. Ученый подчеркивает, что в настоящее время вариативность их употребления социально обусловлена, и это влияние внешних факторов на язык будет только возрастать. Тем важнее, по нашему мнению, роль нормативных словарей, специальных радио- и телепередач и просветительских программ, популяризация культуры речи в Интернете, расширение аудитории пользователей общедоступных сетевых ресурсов вроде «Грамота.ру». Наблюдая снижение уровня образцовой речи и письма особенно в публичной сфере, ученый призывает читателей любить родной язык, видеть в нем высокое словесное искусство, чувствовать его поэзию, восхищаться фразеологией и осознать наконец, что такой дар мы обязаны сберечь для потомков.