Сборник статей «Диодор Сицилийский: теория и практика историописания в “Библиотеке”» включает материалы конференции «Диодор Сицилийский: общепринятые заблуждения, мировое сообщество и всеобщая история» (“Diodorus Siculus: Shared Myths, World Community, and Universal History”), прошедшей в университете Глазго в 2011 году. На это издание уже вышла положительная рецензия, автор которой У.П. Ричардсон дает обзор «наиболее заслуживающих внимания» статей (the most noteworthy entries)¹; предлагаемая же рецензия имеет целью представить сборник как итог многолетних исследований произведения Диодора Сицилийского в контексте изучения древнегреческих исторических сочинений как произведений художественной литературы.

Сборник состоит из двадцати пяти статей, сгруппированных вместе с вводной статьей в девять тематических разделов.

Во введении (с. 3–12), открывающем первый раздел «Место действия», Л.И. Хау, А. Меус и Б. Шеридан не только представляют резюме статей, входящих в сборник (с. 9–12), но и дают обзор исследований «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского с конца XVIII до начала XXI века (с. 3–9), отмечая, что если раньше его сочинение рассматривалось в основном как набор цитат из источников, то в последние десятилетия «Историческая библиотека» изучается как целостное произведение. Эту тему продолжает К. Рабинкам в статье «Новые и старые подходы к Диодору: можно ли их примирить?» (с. 13–39). На примере трех своих исследований 1970–1990-х годов, одно из которых посвящено сравнению текстов Эфора (<em>P</em><em>. </em><em>Oxy</em>. 1610) и Диодора Сицилийского (XI. 59–62) (с. 20–23)², другое – перекрестным ссылкам в «Исторической библиотеке» (с. 23–26)³, третье – повторам в произведении Диодора Сицилийского, в частности описанию Мертвого моря во второй и девятнадцатой книгах (с. 26–33)⁴, она показывает, что тщательный анализ текста «Исторической библиотеки», в том числе с применением реляционных баз данных, позволяет понять, каким образом Диодор Сицилийский использовал свои источники и работал над произведением.

В статье К. Рабинкам затронуты темы, которые далее подробно рассматриваются в соответствующих разделах сборника и связаны с анализом «Исторической библиотеки» в контексте эпохи (I в. до н.э.) и изучением места произведения Диодора Сицилийского в древнегреческой историографии. Среди этих тем – специфика отбора материала источников для создания энциклопедического сочинения, особенности композиции в целом и ее отдельных элементов. Следует также отметить, что некоторые статьи, включенные в сборник, созданы на материале недавно опубликованных работ и, таким образом, представляют обзор современных исследований «Исторической библиотеки».

Так, название второго раздела – «Диодор Сицилийский в первом веке» – отсылает читателей к заглавию известной книги К.С. Сакса «Диодор Сицилийский и первый век»⁵. Его статья «Диодор Сицилийский и эллинистическая философская мысль» (с. 43–63) и открывает данный раздел. К.С. Сакс отмечает, что Диодор Сицилийский критикует современную ему философию и одновременно использует ее идеи в произведении, и заключает, что в историческом сочинении свободная речь (ἱστορικὴ παῤῥησία) – это объективность историка, дающего моральную оценку, обращенное в будущее суждение о прошлом, непосредственно не связанное с описываемым событием; таким образом, по Диодору Сицилийскому, морали учит именно история, а не философия, лишенная «свободы речи».

Две другие статьи этого раздела посвящены истории Рима в произведении Диодора Сицилийского: ранней – «Начало Рима в “Библиотеке” Диодора» (с. 65–90) О. Коэн-Скалли – и современной – «Во славу Помпея: перечитывая “Историческую библиотеку”» (с. 91–127) Р. Уэстолла. О. Коэн-Скалли исследует вопрос о том, как пассажи, относящиеся к истории основания Рима во фрагментарно сохранившихся книгах VII и VIII, включены в структуру произведения и соответствуют тематическому принципу изложения материала, делая вывод, что история архаического Рима не играет центральной роли в повествовании и лишь после описания Первой Пунической войны Рим занимает больше места в тексте Диодора⁶. Р. Уэстолл отмечает, что Диодор Сицилийский уделяет исключительное внимание карьере и успехам Помпея и, возможно, «Историческая библиотека» заканчивается изложением событий в Египте – как и первая книга произведения, посвященная египетской мифологии, религии, истории и географии.

Авторы статей, включенных в третий раздел «Жанр и замысел», анализируют «Историческую библиотеку» как литературное произведение I в. до н.э., сочетающее энциклопедизм с морализаторскими и дидактическими целями. Статья Й. Энгельса «От “историй” к “библиотеке” и “историческим комментариям”» (“From Ἱστορίαι to Βιβλιοθήκη and Ἱστορικὰ Ὑπομνήματα”, с. 131–147) посвящена названиям произведений Диодора Сицилийского и Страбона – «Библиотека» и «Исторические комментарии» соответственно. Перечисляя метафоры, которыми историк описывает свое сочинение (сокровищница и источник поучительных примеров, рассчитанных на широкую аудиторию), Й. Энгельс отмечает, что название «Библиотека» отражает одну из характерных черт литературы I в. до н.э. – энциклопедизм: как и Страбон, Диодор Сицилийский собирает огромный материал и тщательно продумывает композицию произведения, чтобы представить читателю всеобъемлющий мир знаний в удобном формате. А. Меус в статье «Цель историка и круг его читателей во введении к “Библиотеке” Диодора» (с. 149–174) анализирует общее введение к «Исторической библиотеке» (Diod. I. 1–5), следуя определению истории в трактате Цицерона «Об ораторе» (Cic. <em>De</em><em> </em><em>orat</em>. II. 36), указывает на две важнейшие функции истории по Диодору Сицилийскому (сохранение памяти о прошлом и нравоучение) и заключает, что «Историческая библиотека» предлагает читателям именно то, что они хотят найти в историческом сочинении. Статья Л. Пранди «Монография об Александре Великом внутри всеобщей истории: книга XVII Диодора» (с. 175–185), основанная на материалах комментированного издания этой книги⁷, посвящена биографическим элементам в «Исторической библиотеке». Следует уточнить, что Диодор Сицилийский неоднократно включает биографические элементы в изложение событий, делая таким образом биографию составной частью истории, например в книгах XI, XV и XVI, но в книге XVII он скорее представляет историю частью биографии. Л. Пранди справедливо отмечает, что особенности композиции семнадцатой книги, в которой всеобщая история излагается через биографию одного человека – Александра Македонского, в частности множество географических и этнографических отступлений, делают эту книгу центром композиции всего произведения.

В четвертом разделе «Новая критика источников (Quellenforschung)» «Историческая библиотека» исследуется, с одной стороны, как результат продуманного отбора материала из сочинений предшественников Диодора Сицилийского, с другой – как источник сведений о несохранившихся произведениях. Л.М. Йарроу в статье «Как читать фрагмент сочинения Диодора» (с. 247–274) рассматривает «Историческую библиотеку» одновременно как произведение, часть которого сохранилась фрагментарно, и как источник фрагментов произведений других авторов. Исходя из способов цитирования в «Исторической библиотеке», она предлагает типологию фрагментов в произведении, основанную на критерии точности воспроизводимого Диодором Сицилийским текста источников: от аллюзий без указания авторства и пересказов до комментирующих ссылок и буквальных цитат⁸ – и рассматривает «Историческую библиотеку» в контексте «культуры изъятия» (culture of spoliation): Диодор Сицилийский составляет новое произведение, помещая уже имеющиеся в сочинениях предшественников фрагменты описания прошлого в новый контекст.

Три другие статьи раздела посвящены анализу отдельных пассажей «Исторической библиотеки», их сравнению с текстом источников Диодора Сицилийского. В. Паркер в статье «Ошибки и повторы: реконструкция текста Эфора и оценка Диодора по заслугам» (с. 189–206), основанной на материалах публикации фрагментов Эфора в новом издании фрагментов древнегреческих историков⁹, рассматривает ошибки Диодора Сицилийского (Diod. XI–XVI. 76) в сопоставлении с его источником – Эфором – и делает вывод, что последний может быть источником ошибок и повторов в «Исторической библиотеке» и, таким образом, анализ повторов и ошибок у Диодора позволяет яснее представить структуру «Истории» Эфора. Дж. Пристли в статье «Вопрос об источниках: Диодор и Геродот о реке Нил» (с. 207–219) пишет о «риторике предосторожности» (rhetoric of caution) на материале пассажа «Исторической библиотеки» (Diod. I. 37. 11), в котором Диодор Сицилийский представляет описание Геродота (Hdt. II. 32) менее точным. П. Возничка в статье «Рассказ Диодора о первом восстании рабов на Сицилии (ок. 140/135 – 132 гг. до н. э.) как отражение концепции и стиля Посидония?» (с. 221–246) рассматривает пассаж из «Исторической библиотеки» (Diod. XXXIV/XXXV. 2. 34) в сопоставлении с отрывком из «Пирующих софистов» Афинея (Athen. XII. 542b) и делает вывод о том, что Диодор Сицилийский аккуратно воспроизводит содержание произведения Посидония (<em>FGrH</em><em>ist</em>. 87. F7), но излагает его своим стилем и делает акцент на важные для него моральные аспекты.

Пятый раздел «Структура и повествование» посвящен композиции и стилю «Исторической библиотеки». В статье Л.И. Хау «Рассказчик и личность повествователя в “Библиотеке” Диодора и их связь с традицией древнегреческой историографии» (с. 277–301) показано применение категорий нарратологии при анализе повествовательной техники историка. Анализируя отрывки из «Исторической библиотеки», основанные на материале различных источников, Л.И. Хау выделяет в произведении четыре образа повествователя в зависимости от содержания конкретной части и типа авторских комментариев¹⁰: «компилятор», сообщающий сведения, но не анализирующий их (Diod. I. 10–29), «путешественник-исследователь», как Геродот (Diod. III. 2–55), «скрытый повествователь», лишь указывающий на переходы от одного эпизода к другому (Diod. XII. 41–74), и «моралист», размышляющий о неожиданном повороте судьбы и вмешательстве божества в события (Diod. XIX. 102–XXI. 16.5). Выводы статьи заключаются в том, что разные образы повествователя в «Исторической библиотеке» соответствуют типам повествования в разных направлениях древнегреческой историографии, которые Диодор Сицилийский объединяет в своем произведении.

Структуре произведения посвящена статья Дж. Уолша «Кольцевая композиция в рассказе Диодора Сицилийского о Ламийской войне (XVIII. 8–18)» (с. 303–327). Анализируя кольцевую композицию – повтор начального фрагмента текста в его конце – в описании Ламийской войны 323–322 гг. до н.э., Дж. Уолш отмечает, что элементы кольцевой композиции служат средством создания единства текста произведения, а также способом его структурирования, выделяющим центральную часть эпизода. Ч. Беарзот в статье «Терминология политического сотрудничества и противостояния в книгах XI–XX Диодора» (с. 329–344), основанной на исследовании автором соответствующей лексики у Полибия¹¹, приходит к ожидаемому выводу об относительной независимости Диодора Сицилийского от языка его источников. Как известно, Диодор Сицилийский не сохраняет особенностей языка и стиля произведений, материал которых он использует в «Исторической библиотеке», а язык его сочинения, отличающийся использованием ограниченного набора лексики и формул (стереотипных фраз), можно назвать шаблонным¹².

Шестой раздел «Боги и мифы» посвящен мифологии и религии в «Исторической библиотеке». С. Дюрви в статье «Роль богов во всеобщей истории Диодора: религиозное мышление и история в “Исторической библиотеке”» (с. 347–364) отмечает вспомогательную роль культов и верований в произведении, рассматривая рассказы об обожествлении правителей-благодетелей в исторической части труда и сочетание евгемеризма с рационализацией в мифологической. Она также анализирует соотношение между памятью, религией и историей и приходит к выводу, что и религия, и история – это инструменты памяти, а историк, дающий оценку поступкам людей, до некоторой степени заменяет богов (с. 363); таким образом, вопрос о месте религии в «Исторической библиотеке» связан с морализаторской функцией истории. Ч. Мунц в статье «Диодор, мифология и историография» (с. 365–387), основанной на материалах его книги¹³, рассматривает место мифологии в исторических сочинениях до Диодора Сицилийского и отмечает, что автор «Исторической библиотеки» связывает отделение мифологии от истории с развитием историописания. В статье А. Ринга «Диодор и понимание мифа как истории» (с. 389–403) роль мифологии в «Исторической библиотеке» и необходимость мифа для исторических сочинений анализируется в контексте исторической теории У.Х. Макнилла (1917–2016).

Седьмой раздел «Этнография, языки и письменность» открывает статья С. Бьянкетти «Этногеография как ключ к пониманию действий исторических деятелей и их захватнической политики в произведении Диодора» (с. 407–427), автор которой отмечает, что обожествление Цезаря – это тема, объединяющая этногеографические описания мифологической части «Исторической библиотеки» и заключительные книги произведения и придающая композиции симметричную структуру. Высказывания Диодора Сицилийского о греческом и других языках рассматривает Д. Джеймс в статье «Двуязычный провинциал Диодор: греческий язык и многоязычность в книге XVII “Библиотеки”» (с. 429–446) и приходит к выводу, что историк, связывая греческий язык с греческой идентичностью, тем не менее указывает на необходимость греко-латинского двуязычия в современном ему многоязычном римском мире. В статье «Надписи и письменность в “Библиотеке” Диодора» (с. 447–469) П. Лиддел анализирует использование эпиграфических памятников в произведении. Он классифицирует надписи по содержанию и способу их цитирования (краткое сообщение, пересказ, буквальная цитата), помещая в приложении перечень надписей в «Исторической библиотеке» (с. 467–469), отмечает интерес Диодора Сицилийского к языку и письменности и заключает, что интерпретация историком содержания надписей связана с морализаторскими целями произведения – поиском поучительных примеров для читателей.

Восьмой раздел «Риторика и речи» состоит из двух статей, в первой из которых рассматриваются речи в «Исторической библиотеке» в целом, во второй – одна из немногочисленных прямых речей в произведении. Д. Пауш в статье «Диодор, речи и читатель» (с. 473–489) после обзора рассуждений Фукидида, Полибия и Дионисия Галикарнасского о роли и месте речей в исторических сочинениях и анализа вступления к книге XX «Исторической библиотеки» (Diod. XX. 1–2)¹⁴ отмечает, что использование кратких косвенных речей, диалогов и афоризмов объясняется стремлением Диодора Сицилийского представить всеобщую историю в удобном для читателей виде. Присутствие немногочисленных прямых речей большого объема¹⁵ объясняется их ролью в композиции произведения (нарушение временной последовательности), что, в свою очередь, служит морализаторским целям «Исторической библиотеки» – представлению читателям поучительных примеров правильного и неправильного поведения (с. 485–488). Речь сиракузянина Феодора (XIV. 65–69) анализирует К. Барон в статье «Непроторенный путь: почему Диодор включил в произведение речь Феодора» (с. 491–504), отмечая, что эта речь, как и другие, указывает на важнейшие, поворотные моменты в изложении событий.

Заключительный, девятый, раздел «Военная история» посвящен описаниям сражений в «Исторической библиотеке». Дж. Ройзман в статье «Случай и доблесть в трех описаниях сражений у Диодора» (с. 507–517) на материале описания битв при Иссе (Diod. XVII. 32. 4–36. 6), Паретакене (Diod. XIX. 27. 1–32. 2) и Габиене (Diod. XIX. 26) указывает, что Диодор Сицилийский в своем повествовании делает акцент на роли случая (τύχη) и проявлении доблести (ἀρετή), а не на исторической точности. Н. Уильямс в статье «Нравственное измерение военной истории у Диодора Сицилийского» (с. 519–540) отмечает, что Диодор хотя и включает в произведение описание крупных сражений, тем не менее уделяет основное внимание ужасам военного времени, и изложение малоизвестных военных событий дает ему возможность показать читателям поучительный пример того, что такое война.

Следует отметить, что распределение статей по разделам в основном соответствует программе конференции, материалы которой включает эта публикация, как было сказано ранее, однако в некоторых случаях вызывает недоумение: так, сходные по тематике статьи – о языке и стиле и о композиции «Исторической библиотеки» – находятся в разных частях сборника. Впрочем, это, пожалуй, единственный недочет рецензируемой публикации.

Таким образом, тематика статей, включенных в сборник «Диодор Сицилийский: теория и практика историописания в “Библиотеке”», демонстрирует разнообразие подходов к изучению «Исторической библиотеки» как исторического источника и литературного произведения, подводя итоги рассмотрения традиционных тем и намечая направления дальнейших исследований, и представляет интерес для широкого круга антиковедов.